Сарагат, Джузеппе

Джузеппе Сарагат итал. Giuseppe Saragat<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Джузеппе Сарагат (1965)</td></tr>
Президент Италии
29 декабря 1964 года — 29 декабря 1971 года
Предшественник:	Антонио Сеньи
Преемник:	Джованни Леоне
Президент Учредительного собрания
25 июня 1946 года — 6 февраля 1947 года
Предшественник:	Карло Сфорца
Преемник:	Умберто Террачини
Пожизненный сенатор
29 декабря 1971 года — 11 июня 1988 года
Рождение:	19 сентября 1898(1898-09-19) Турин, Королевство Италия
Смерть:	11 июня 1988(1988-06-11) (89 лет) Рим, Италия
Супруга:	Джузеппина Боллани
Партия:	Итальянская демократическая социалистическая партия
Образование:	Туринский университет
Профессия:	экономист
Деятельность:	политика
Награды:

Джузеппе Сарагат (итал. Giuseppe Saragat, 19 сентября 1898 — 11 июня 1988) — итальянский политик, создатель и многолетний лидер Итальянской демократической социалистической партии, президент Италии с 1964 по 1971 год.

Биография

Родился в Турине в семье выходцев с Сардинии. Сын судьи, в 1919 году получил высшее образование в области экономики и коммерции, в 1922 году вступил в Социалистическую партию, в 1926 году эмигрировал. Сначала осел в Вене, где сблизился с представителями австромарксизма. В 1929 году переехал в Париж, сотрудничал с Пьетро Ненни в деле консолидации социалистов и в 1930 году вошёл в руководство ИСП. Вернулся в Италию в 1943 году и примкнул к Сопротивлению в Риме.

В 1944 году стал министром без портфеля, представляя в правительстве Итальянскую социалистическую партию пролетарского единства (такое название Социалистическая партия получила после объединения в 1943 году с Движением за пролетарское единство). В 1945—1946 годах был послом в Париже, в 1946—1947 годах — председателем Учредительного собрания.

В своей политической карьере Сарагат был умеренным социалистом. В 1947 году покинул ИСППЕ и стал одним из лидеров Итальянской социалистической рабочей партии, которая вскоре была реорганизована в Итальянскую демократическую социалистическую партию. В январе 1947 года ради работы в новой партии Сарагат ушёл в отставку с должности председателя Учредительного собрания, с сентября по декабрь того же года являлся её секретарём. Стал заместителем председателя Совета министров и министром торгового флота в пятом правительстве Де Гаспери. В 1949 ушёл в отставку и с перерывами вплоть до 1954 года вновь занимал должность партийного секретаря. В 1954 году получил кресло заместителя премьера в правительстве Шельбы и в первом правительстве Сеньи. С 1957 по 1964 год — вновь секретарь ИДСП, в июне 1963 года возглавил Комиссию по иностранным делам Палаты депутатов Италии.

С 4 декабря 1963 по 22 июля 1964 год — министр иностранных дел Италии в первом правительстве Моро, 22 июля 1964 года занял то же кресло во втором правительстве Моро, но 29 декабря 1964 года ушёл в отставку.

28 декабря 1964 года избран президентом Итальянской Республики в 21-м туре выборов (благодаря единому голосованию всех левых — от социал-демократов до коммунистов, всерьёз обеспокоенных опасностью неофашистского путча). Занимал должность президента Италии 7 лет, до 29 декабря 1971 года.

С 29 декабря 1971 года — пожизненный сенатор.

Почётный председатель Социнтерна.

Джузеппе Сарагат скончался 11 июня 1988 года в Риме в возрасте 89 лет.

Семья

Джузеппе Сарагат был женат на Джузеппине Боллани (Giuseppina Bollani), у них было двое детей: Джованни (стал послом Италии в Бельгии) и Эрнестина.

Ссылки

• [www.treccani.it/enciclopedia/giuseppe-saragat/ Sàragat, Giuseppe] (итал.). Enciclopedie on line. Treccani. Проверено 16 июля 2015.

Отрывок, характеризующий Сарагат, Джузеппе

Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.