Симони, Луиджи

Луиджи (Джиджи) Симони
Общая информация
Родился	22 января 1939(1939-01-22) (85 лет) Кревалькоре, вблизи Болоньи, Италия
Гражданство	Италия
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	Кремонезе
Должность	технический директор
Карьера
Молодёжные клубы
1955—1959	Фиорентина
Клубная карьера*
1959—1964	Мантова	95 (18)
1961—1962	→  Наполи	11 (1)
1964—1967	Торино	81 (18)
1967—1968	Ювентус	11 (0)
1968—1971	Брешиа	100 (12)
1971—1974	Дженоа	88 (13)
Тренерская карьера
1974—1978	Дженоа
1978—1980	Брешиа
1980—1984	Дженоа
1984—1985	Пиза
1985—1986	Лацио
1986—1987	Пиза
1987—1988	Дженоа
1988—1989	Эмполи
1989—1990	Козенца
1990—1992	Каррарезе
1992—1996	Кремонезе
1996—1997	Наполи
1997—1999	Интер
1999—2000	Пьяченца
2000	Торино
2001—2002	ЦСКА (София)
2002—2003	Анкона
2003—2004	Наполи
2004—2005	Сиена
2005—2006	Луккезе
2011—2012	Губбио
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Луиджи (Джиджи) Симони (итал. Luigi (Gigi) Simone, 22 января 1939, Кревалькоре, вблизи Болоньи) — итальянский футболист (полузащитник) и тренер. Выступал за различные итальянские клубы, в том числе «Торино» и «Ювентус». Тренировал клубы «Дженоа», «Брешиа», «Пиза», «Лацио», «Эмполи», «Козенца», «Каррарезе», «Кремонезе», софийский «ЦСКА». Сезон 1996/97 провёл в «Наполи», в 1998/99 в «Интернационале». Как тренер — обладатель Кубка УЕФА 1997/98.

Достижения

Как игрок

• Обладатель Кубка Италии (1): 1961/62
• Победитель серии B (1): 1972/73

Как тренер

• Победитель серии B (2): 1975/76, 1984/85
• Обладатель Англо-итальянского кубка (1): 1992/93
• Обладатель Кубка УЕФА (1): 1997/98
• Обладатель премии «Золотая скамья»: 1997/98

Отрывок, характеризующий Симони, Луиджи

– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.