Союз болгарских национальных легионов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Союз болгарских национальных легионов
болг. Съюз на Българските национални легиони
Другие названия:

Ассоциация легионеров

Идеология:

национализм, фашизм, антикоммунизм, антилиберализм

Этническая принадлежность:

болгары

Лидеры:

Христо Луков, Никола Жеков, Иван Дочев, Димитр Велчев, Христо Статев, Георгий Паприков

Активна в:

Болгария Болгария

Дата формирования:

1932

Дата роспуска:

1944

Союзники:

Народное социальное движение

Противники:

Болгарская коммунистическая партия, либеральные организации, группа «Звено»

Союз болгарских национальных легионов (болг. Съюз на Българските Национални Легиони), также Ассоциация легионеров — болгарская ультраправая военизированная организация. Активно действовал в 1932-1943 годах. Придерживался идеологии Третьего пути, сходной с итальянским фашизмом и германским национал-социализмом. Стоял на позициях крайнего национализма, антикоммунизма и антилиберализма, являлся правой оппозицией монархическому режиму. Отличался популизмом и склонностью к прямому действию. Запрещён после прихода к власти БКП. Сохранил влияние в болгарской антикоммунистической эмиграции. После 1989 года воссоздан в Болгарии.





Создание организации

Начало 1930-х годов было отмечено в Болгарии структурной консолидацией крайне правых сил. Этот процесс шёл прежде всего в офицерстве, городском среднем классе и националистическом студенчестве. Активисты вдохновлялись примерами итальянской фашистской партии и германской НСДАП. Они стремились подтолкнуть царя Бориса III к более последовательному профашистскому курсу. Массовой крайне правой партией стало в 1932 году Народное социальное движение (НСД) «чёрного профессора» Александра Цанкова.

Более радикальные силы, отрицающие партийность как либеральное явление, создали Союз болгарских национальных легионов (СБНЛ). Инициатором создания Легионов выступил полковник Христо Луков, довольно популярный ветеран Балканских и Первой мировой войн. В руководство легионов вошёл также генерал Никола Жеков, ставший почётным председателем. Молодёжную легионерскую организацию возглавлял активист националистического студенчества Иван Дочев[1].

В январе 1932 года состоялся учредительный съезд, на котором был подписан учредительный протокол и началась работа над уставом организации. Принятие устава состоялось 5 мая 1932 в Русе. 26 августа 1932 движение было официально зарегистрировано в Министерстве внутренних дел Болгарии. 7 ноября 1933 в Софии состоялась конференция Союза болгарских национальных легионов.

Идеология и методы

Болгарские Легионы с самого начала воспроизводили на национальной почве идеологию, методологию и символику итальянского фашизма и немецкого национал-социализма. Идеолог организации Димитр Велчев в программной статье 1939 года, ссылаясь на Христо Ботева, говорил о необходимости соединения национальной и социальной идеи — на антикоммунистической и антикапиталистической основе:

Националистические взгляды стали атрибутом привилегированных классов, которые, как консервативные элементы, органически выступали против любого социально-революционной команды. Трудовой народ чувствовал, что должен бороться против этого буржуазно-капиталистического национализма и видел в интернациональном марксизме единственный способ достижения социалистического идеала. Так борьба за человеческие условия жизни принимала антинациональный характер. Социальный принцип и национальная идея становились враждебны друг другу… Но тут случилось чудо: кровопролития и пожары мировой войны мучили, сводили с ума, но также закаляли и очищали. Из грозовых облаков пришёл единый идеал социализма и национализма!.. Суть в том, чтобы связать социальную и национальную идею, снова найти грандиозный синтез, в котором скрываются невиданные возможности[2].

Современный болгарский историк Николай Поппетров указывает на органическое родство легионерского движения с фашизмом и нацизмом:

С первых шагов легионерская организация выражала свой антикоммунизм, неприятие либерализма, масонства, интернационализма и пацифизма. В самых ранних выступлениях была показана симпатия к итальянскому фашизму и национал-социализму, заимствовались концептуальные позиции, символы, слоганы и термины. Третий съезд (1933) принял ориентацию на однопартийную политическую модель… Выражалось сочувствие новому порядку — национал-социализму, усиливался антисемитизм, постепенно утверждалась целенаправленная оппозиция режиму… Группа высших офицеров разделяла идеи правого радикализма и тоталитаризма[3].

В то же время сами легионеры отвергали отождествление своей организации с итальянским или германским аналогами и подчёркивали «болгарскую национальную самобытность» движения[4].

Важной чертой, отличавшей Легионы от других крайне правых организаций, являлся демонстративный популизм, ориентация на массовость, социальная риторика и методы прямого действия, вплоть до уличного насилия. Отмечалось, что кадровый актив Легионов набирался в той же среде, что у коммунистов и социалистов[5]. От столь же популистского НСД Легионы отличались декларируемой беспартийностью, принципиальным отказом от парламентских форм политической деятельности.

Данные о численности организации различны. Некоторые современные историки говорят о 50, 150 и даже о 200 тысячах членов, но эти цифры вызывают сомнения. Постоянный актив составлял порядка 15 тысяч человек, временами достигая 35 тысяч[6].

Символом Легионов являлся лев над стрелой-молнией в кругу цветов болгарского национального флага с аббревиатурой СБНЛ. Иногда молнию заменяла свастика.

Политическая практика

Первоначально Легионы поддерживали Бориса III[7], особенно в противостоянии с группой «Звено» Кимона Георгиева. (Политика «Звена» характеризовалась тоталитарными тенденциями, сходными с фашизмом и нацизмом, однако отличалась элитаризмом, неприемлемым для ультраправых популистов.) Активист Легионов и ближайший соратник Дочева Георгий Паприков в ноябре 1934 организовал молодёжную демонстрацию в поддержку царя. В ноябре 1935 года генерал Христо Луков был назначен военным министром Болгарии.

Однако с 1936 Легионы постепенно перешли в правую оппозицию монархическому режиму. Объективным союзником Легионов, несмотря на конкурентные трения, было НСД. Некоторые руководители и активисты — например, Христо Статев — состояли в обеих организациях, хотя рядовые члены часто относились друг к другу враждебно. Предполагается, что в 1935-1936 годах Луков и Цанков готовили государственный переворот и установление фашистского режима. Однако этот план был сорван Борисом III[8].

В 1938 году Борис III отправил генерала Лукова в отставку с поста военного министра. Тогда же в СБНЛ произошёл раскол: радикальное крыло Дочева—Паприкова отделилось от легионерского руководства и развило самостоятельную оппозиционную активность с выраженными социальными акцентами[9][10]

Правительственные меры ужесточения

26 сентября 1939 года правительство Георгия Кёсеиванова издало постановление, резко ужесточавшее политику в отношении негосударственных военизированных организаций. Члены Союза болгарских национальных легионов и организации «Союз ратников за прогресс Болгарии» подлежали увольнению с чиновных должностей, исключению из учебных заведений, несению трудовой повинности[11]. В этом отразилось стремление властей взять под контроль политическую жизнь, не оставляя места для общественных инициатив. Однако формальным поводом явилась противозаконная расистская акция: учинённая ратниками 20 сентября 1939 года «болгарская Хрустальная ночь» — погром еврейских магазинов в Софии[12].

Война и эмиграция

Наибольший масштаб деятельность Легионов приняла в первой половине 1940-х годов[13], когда Болгария присоединилась к «гитлеровской Оси». Несмотря на то, что Болгария не участвовала в войне против СССР, в Легионах велась вербовка добровольцев на Восточный фронт. Легионеры оказывали жёсткое давление на царя и правительство, добиваясь более последовательного прогерманского курса. Однако убийство генерала Лукова боевиками БКП сильно подорвало позиции СБНЛ(существовала даже версия, будто ликвидация Лукова была совершена если не по указанию, то с согласия властей). После гибели Лукова влияние Легионов резко пошло на спад.

После прихода к власти БКП в 1944 году организация была запрещена, активные члены эмигрировали либо подверглись репрессиям. Легионерская традиция культивировалась в Болгарском национальном фронте (БНФ)[14], который возглавили в эмиграции Дочев, Паприков, Статев и Велчев.

В современной Болгарии

После падения режима БКП в 1989-1990 годах Союз болгарских национальных легионов был возрождён в Болгарии. Большую роль в этом сыграл вернувшийся на родину Иван Дочев и деятели «Союза репрессированных в Болгарии после 9 сентября 1944» во главе с Петром Нешевым. Имело также значение членство в Легионах Илии Минева — самого твёрдого, известного и последовательного из болгарских диссидентов-правозащитников[15].

Наиболее сильное влияние СБНЛ проявилось в организации Болгарский демократический форум (БДФ), ставшей составной частью коалиции Союз демократических сил. БДФ стоит на позициях правой национал-демократии[16], но открыто декларирует продолжение легионерской традиции[17]. Печатный орган БДФ получил название Прелом[18] — то же, что в своё время издание Легионов — и публиковал тексты Ивана Дочева.

Восстановленный СНБЛ не обладает в Болгарии серьёзным политическим влиянием, но является заметной структурой. Наряду с БНФ и другими ультраправыми организациями, легионеры выступают как радикальная оппозиция болгарской политической элите. Он выступают с крайне националистическими, ксенофобскими лозунгами, но при этом обращаются к социальной тематике, призывают к восстанию против правящих «неокоммунистов» и спецслужб. В выступлениях Дочева 1990-х — начала 2000-х повторялись адаптированные к новым условиям национально-социальные установки СНБЛ[19].

Главным направлением деятельности Легионов является ежегодное с 2003 публичное мероприятие памяти генерала Лукова — февральский Луковмарш[20][21], консолидирующий болгарских ультраправых[22].

См. также

Напишите отзыв о статье "Союз болгарских национальных легионов"

Примечания

  1. DOCHEV, Ivan Dimitrov // Philip Rees. Biographical Dictionary of the Extreme Right since 1890. New York, Simon & Schuster, 1990. p. 96.
  2. [nacionalensvetogled.wordpress.com/2009/07/26/%D0%BD%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D1%8A%D0%BC-%D0%B8-%D1%81%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D1%8A%D0%BC-%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D0%BD/ Д-р Димитър Вълчев, СБНЛ, март 1939 г. Национализъм и социализъм — неразделни елементи на новото политическо съзнание]
  3. Поппетров, Н. (съставител) (2009). Социално наляво, национализмът — напред. Програмни и организационни документи на български авторитаристки националистически формации. София: ИК «Гутенберг», ISBN 9789546170606.
  4. [www.mesoeurasia.org/archives/3968 Иван Дочев: Русе, 05 май 1932 година]
  5. [www.elbetica.org/istoriq_novi/nacionalizym.html Г. Цвятков. Младежките националистически организации в България /1934-1944/]
  6. [kultura.bg/web/%D0%BB%D1%83%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BC%D0%B0%D1%80%D1%88-%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%BE-%D1%80%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D0%B9%D0%BA/ Николай Поппетров. ЛУКОВМАРШ КАТО РИМЕЙК]
  7. LUKOV, Hristo Nikolov // Philip Rees. Biographical Dictionary of the Extreme Right since 1890. New York, Simon & Schuster, 1990. p. 242.
  8. [solidarizm.ru/txt/cankov.shtml Игорь Илька. Русский, вглядись в братушек!]
  9. [www.bgemigration.org/store/archives/ivan-dochev/ivan-dochev.html Д-р Иван Димитров Дочев]
  10. [www.vestnikataka.com/?module=displaystory&story_id=24789&edition_id=385&format=html «Папата» не харесва легионерите на «Фюрера»]
  11. Казасов, Д. (1949). Бурни години 1918—1944. София: «Народен печат».
  12. Michael Bar-Zohar, Beyond Hitler’s Grasp: The Heroic Rescue of Bulgaria’s Jews, Adams Media Corporation, 1998.
  13. Stanley G. Payne, A History of Fascism: 1914—1945, London: Routledge, 2001, p. 429.
  14. [bgemigration.org/store/funds/bnf-borba.html Български национален фронт и сп. «Борба»]
  15. [ebox.nbu.bg/comunism/view_lesson.php?id=222 Стоян ВЪЛЕВ. КНИГА ЗА ИЛИЯ МИНЕВ И УБИЙЦИТЕ МУ — ВЧЕРАШНИ И ДНЕШНИ]
  16. [www.omda.bg/page.php?IDMenu=387&IDArticle=1264 Български демократичен форум /БДФ/]
  17. [www.omda.bg/page.php?IDMenu=387&IDArticle=253 Български демократически форум (В. Златаров)]
  18. [www.bdforum.bg/prelom/ Вестник «Прелом»]
  19. [www.bdforum.bg/prelom/national-conscience/106-%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B8-%D0%BE%D1%82-%D1%80%D0%BE%D0%B6%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5%D1%82%D0%BE-%D0%BD%D0%B0-%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BD-%D0%B4%D0%BE%D1%87%D0%B5%D0%B2-%D0%BB%D0%B5/ 106 години от рождението на Иван Дочев — легенда за национално мъжество]
  20. [news.rambler.ru/12880850/ Болгарские неонацисты провели Луков марш с факелами]
  21. [www.mediapool.bg/provezhdaneto-na-lukovmarsh-v-sabota-v-sofiya-pod-vapros-news216790.html Провеждането на «Луковмарш» в събота в София под въпрос]
  22. [bgns.net/%D0%B4%D0%B5%D0%BA%D0%BB%D0%B0%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F-%D0%B2-%D0%BF%D0%BE%D0%B4%D0%BA%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%B0-%D0%BD%D0%B0-%D0%BB%D1%83%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BC%D0%B0%D1%80%D1%88/ Декларация в подкрепа на Луковмарш]

Отрывок, характеризующий Союз болгарских национальных легионов

– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.