Татары (этноним)

Историю этнонима «татары» можно проследить примерно с V века. За многовековую историю слово «татары» приобретало и теряло функции этнонима, политонима, соционима и конфессионима.

Употребление этнонима

Согласно наиболее распространенных версий, старое китайское название 鞑靼, то есть Dada или Dadan, трактуется как первое упоминание этнонима «татары». Книга Сун свидетельствует, что другое одно имя жужанов есть «татар», также называют «тартар», (является) один из аймаков хунну. Китайским иероглифом современным произношением «датань» отмечено слово «татар», а иероглифом «таньтань» написано слово «тартар». Историки считают, что название монголов как татар (тартар) происходит от имени хаана Татар жужанов (414—429 гг). Эти две названия, Татар хаан и татар (монгол), записаны одинаковыми иероглифами. Поэтому с времен жужаньского каганата монголов стали называть монголами, татарами, татар-монголами или монгол-татарами.

Для VIII—IX веков «татары» — наименование один из племён шивэй, которых китайские источники считают родственными киданям. В рунической надписи на памятнике тюркютскому полководцу Кюль-Тегину (732) упоминается племенные союзы «отуз-татар» и «токуз-татар». Согласно Суй Шу («Истории Династии Суй»), «живущие на юге называются киданями, живущие на севере — шивэйцами». В начале XI века часть шивэй ушла от власти киданей на юг, к горам Иньшань, а затем распространилась на запад до реки Керулен. Со временем численность татар выросла и к середине XII века они становятся наиболее сильным племенным объединением в степи. Их кочевья занимают районы озера Буир-Нор и реки Халхин-Гол, а также часть Внутренней Монголии.

В период с XII века этноним «татары» получает расширительное значение. В частности, китайцы стали называть татарами (да-дань) всех кочевников восточной части Великой Степи независимо от их действительной этнической принадлежности. Иными словами, этноним приобретает сопутствующее значение политико-культурного термина. В то же время, согласно Ван Го-Вэю, в киданьской империи Ляо термин «татары» считается уничижительным. Вместо него употребляется слово «цзубу» (по Виттфогелю, происходит от тибетского «сог-по» — пастухи, кочевники).

Согласно другой версии, татары — племя, входившее в круг дарлекин-монголов (монголов вообще), наряду с кераитами, меркитами, ойратами, найманами, баргутами и другими монголоязычными племенами, в противоположность нирун-монголам (собственно монголам). Непосредственно перед образованием Монгольской империи кочевали южнее реки Керулен. После поражения, нанесенного им Тэмуджином (Чингисханом) в 1202 году и понесенных татарами больших потерь, воины данного племени в первых компаниях Чингисхана задействованы не были. Зато были активно вовлечены в западной поход в 1236—1242 годах, направленный против Киевской Руси и других стран Восточной Европы.

Китайскими средневековыми историками татары (в широком смысле) делились на три части:

• Белые татары — кочевники, живущие южнее пустыни Гоби вдоль Великой Китайской стены. Большую часть их составляли онгуты. Они находились под влиянием китайской культуры, а в политическом отношении подчинялись киданям, позднее — чжурчженям.
• Чёрные татары жили в степи и занимались скотоводством. Они подчинялись своим «природным» ханам и презирали белых татар за то, «что те за шёлковые тряпки продали свою свободу чужеземцам». В число чёрных татар включались кераиты и монголы.
• Дикие татары — южносибирские племена охотников и рыболовов (т. н. «лесные народы»), в том числе эвенки, (тувинцы) и часть древних пре-бурятских родов. Они не знали ханской власти и управлялись старейшинами.

Употребление этнонима в Российской империи

В Российской империи этноним «татары» применялся ко многим тюркоязычным народам, населявшим государство:

• горские татары (карачаевцы и балкарцы)
• ногайские татары (ногайцы)
• закавказские татары (азербайджанцы)
• абаканские татары (хакасы)
• кузнецкие татары (шорцы)
• кундровские татары (карагаши)
• волжские татары (казанские татары, татары-мишари, тептяри и др.)
• крымские татары (крымцы)
• черневые татары (тубалары)
• чулымские татары (чулымцы)
• алтайские татары (алтайцы)
• сибирские татары (сибиры)
• дагестанские татары (кумыки)

Сегодня эти народы почти не используют этноним «татары», за исключением поволжских татар, сибирских татар, использующих два самоназвания: сыбыртатарлар и исконное самоназвание — сыбырлар, хакасов (самоназвание тадарлар) и крымских татар, использующих два самоназвания: qırımtatarlar (къырымтатарлар, дословно крымтатары) и qırımlar (къырымлар, дословно крымцы).

Слово «татарин» использовалась также для обозначения представителей кавказских народов (аналогично современному «лицо кавказской национальности»), причем не только на бытовом уровне. Например, в повести Л. Н. Толстого «Хаджи-Мурат» аварец Хаджи-Мурат не только называется «татарин»(имеется в виду кумык, так как кумыкский язык являлся языком межнационального общения на всём Северном Кавказе), но даже говорит на «татарском(кумыкском) языке».

Употребление этнонима в Западной Европе

См. также: Тартария

В Западной Европе о «татарах» заговорили уже на Первом Лионском соборе (1245 год). С тех пор и до XVIII в., а иной раз и позднее, западные европейцы собирательно называли все азиатские кочевые и полукочевые тюркские и монгольские народы «татарами» (лат. Tartari, фр. Tartares).

До середины XVII в. европейцы мало что знали о Маньчжурии и её обитателях, но когда в 1640-х годах маньчжуры завоевали Китай, то находившиеся там иезуиты также причислили их к татарам. Наиболее известная книга, сообщившая современникам о победе маньчжуров над минским Китаем, была написанная Мартино Мартини [books.google.com.au/books?id=6E0VAAAAQAAJ De bello Tartarico historia] («История татарской войны») (1654 г).

Библиография

Источники

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/VII/SuiSu/text1.htm Вэй Чжэн. История Династии Суй] // Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. М.: Наука, 1984.
• [vostlit.narod.ru/Texts/rus13/Menda/text.htm Мэн-да Бэй-лу (Полное описание монголо-татар)];
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/XIII/1220-1240/Pen_Da_ja_Suj_Tin/frametext.htm Пэн Да-я и Сюй-Тин. Краткие сведения о черных татарах];

Литература

• Бартольд В. В. Татары // Сочинения: Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. — М.: «Наука», 1968. — Т. 5. — С. 559—561.
• Бушаков В. А. Этноним «татар» во времени и пространстве // [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Linguist/Article/bush_etntat.php Сквозь века / Приложение к журналу «Крымский контекст»]. — Вып. 2. — Симферополь: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. — С. 41-52. — ((Серия «Народы Крыма»)).
• Васильев А. А. Восток в Средние века // [gumilevica.kulichki.net/HE2/he2401.htm История Востока]. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1997.
• Гумилёв Л. Н. [gumilevica.kulichki.net/SIK/index.html Поиски вымышленного царства (Легенда о «государстве пресвитера Иоанна»)]. — М.: Айрис-пресс, 2002. — С. 432. — ISBN 5-8112-0021-8.
• [tatar-history.narod.ru/tatarethonim.htm Мустакимов И. Очерк истории этнонима «татар» в Волго-Уральском регионе.]

См. также

• Татары
• Этногенез татар
• Чуваши (этноним)
• Этноним
• Соционим

Ссылки

• Густерин П. В. [islam-info.ru/obchestvo/1591-ob-yetnonime-tatary.html Об этнониме татары]

Отрывок, характеризующий Татары (этноним)

Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.