Христос во гробе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Христос во гробе, Уныние или Смирение Нашего Господа, Высшее Умаление, Царь Славы (др.-греч. Άκρα Ταπείνωσις, Akra Tapeinosis — крайнее уничижение, смирение)[1] — вариант иконографии Иисуса Христа, изображающий его мёртвым в гробу.





Православная иконография

Икона Akra Tapeinosis («Христа во гробе») представляет собой его изображённым по пояс, стоящим в гробу, на фоне креста, со склонённой главой и закрытыми глазами, с руками, скрещенными впереди или бессильно опущенными вдоль тела, и следами ран. Образ сопровождается надписью «Царь Славы» или реже «Снятие со креста». Положение рук, головы, надписи, креста и гроба не являлось обязательными и строго фиксированным[2].

Данная иконография не является изображением какой-либо из Страстей: так как Иисус изображён вертикально, на фоне креста — это не Положение во гроб; он не пригвождён к нему, значит, это — не Распятие Христово; его никто не поддерживает, то есть это — не Снятие с креста. Кроме того, он не завёрнут в саван, хотя должен был бы. Таким образом, икона имеет символический характер, а не повествовательный характер.

При бесспорном литургическом назначении образа литургический текст, соответствующий этой иконографии, не найден. Открытым остаётся и вопрос её происхождения — литургическое либо историческое. Нарративный контекст отсутствует, замысел, по-видимому, был изначально символический. В Византии и Древней Руси — праздничная икона Великой Пятницы.

Древнейший иконографический памятник — Карахиссарское Евангелие 1180-е гг. и двусторонняя икона 12 в. из Кастории[3].

Данная византийская иконография повлияла на сложение такого типа изображения Иисуса в западноевропейском искусстве, как «Муж скорбей» [4]. В сочетании с «Мандилионом» в православном искусстве она образовала иконографию «Не рыдай Мене, Мати» — обе фигуры либо совмещались на одной доске, либо образовывали диптих. Кроме того, встречается соединение на одной доске Христа во гробе, а в небесах над ним — Спас Нерукотворный.

Западноевропейская иконография «Мёртвый Христос в гробу»

Иконографию «Муж скорбей», развившуюся на западе из византийского типа «Христа во гробе», нельзя считать равнозначным развитием этой темы в католическом искусстве, так как данный образ стал абстрактной иллюстрацией тщеты и страданий, испытываемых Иисусом, а не изображением умершего. Более того, во многих примерах «Мужа скорбей» Христос изображен живым, с открытыми глазами. Здесь на западноевропейский тип повлияла иконография «Ecce homo». Изображение же тела Христа после сцены Положения во гроб и Оплакивания, и до сцены Воскресения, без каких-либо дополнительных фигур нашло выражение в иконографии «Мёртвый Христос в гробе».

Технически такое изображение также стоит рассматривать как аллегорическое и символическое, поскольку в могиле Иисус был завернут в саван, в то время как изображается чаще он без покрывала. (В случае, если рядом с полуобнажённой фигурой Христа изображены женщины, то сцена превращается в изображение конкретного момента Страстей, чаще всего в Оплакивание). Примером изображения мёртвого Христа под саваном (плащаницей) может служить скульптура Джузеппе Санмартино «Il Cristo Velato» в неаполитанской капелле Сан-Северо.

Указывают, что подобный тип изображения вытянутого горизонтально тела Иисуса мог проникнуть в западноевропейское искусство из Византии, где Христос подобным образом изображался на плащаницах — в сцене Оплакивания, окружённый женщинами, либо же в одиночестве.

Иконография проникла как в живопись (хотя и не очень распространилась), так и в религиозную скульптуру. Тело Христа изображается лежащим и вытянутым во весь рост (в отличие от иконописи, где он изображался вертикально и по пояс). На нём видны раны от гвоздей и копья и кровь, иногда рядом изображаются Орудия Страстей.

Наиболее известным примером подобного изображения является картина Ганса Гольбейна «Мёртвый Христос в гробу», которая, как считается, представляет собой элемент несохранившегося алтарного образа, предположительно нижнюю часть одной из створок. Другая версия гласит: «такие изображения во времена Гольбейна в Южной Германии служили крышкой макета Гроба Господня, в который клали скульптуру Христа в Страстную пятницу»[5], (традиция «пасхальных гробниц» — декораций для театрализованного церковного представления в Страстную неделю).

От более позднего времени, барокко и XIX века также сохранился ряд таких картин. Из русских художников подобные полотна создавали Боровиковский и Брюллов.

Богословское толкование

В Своем замысле спасения Бог предопределил, что Сын не только <умрет за грехи наши> (1 Кор. 15,3), но и <вкусит смерть>, то есть познает состояние смерти, состояние разделения души и тела, в продолжение времени между тем мгновением, когда Он испустил дух на кресте, и тем, когда Он воскрес. Это состояние Христа умершего есть тайна погребения и сошествия в ад. Это тайна Святой Субботы, когда Христос, положенный во гроб, являет нам великое субботнее отдохновение Бога после совершения спасения людей, которое умиротворяет всю вселенную.

Пребывание Христа во гробе представляет собой реальную связь между преходящим состоянием Христа до Пасхи и Его нынешним славным состоянием Воскресшего. Это Тот же <Живой>. Который может сказать: <…и был мертв, и се, жив во веки веков> (Откр 1,18).

Во время пребывания Христа во гробе Его Божественное Лицо оставалось соединенным как с душой Его, так и с телом, разлученными между собою смертью. Вот почему тело Христа умершего <не увидело тления> (Деян 13,37).

— «Катехизис католической церкви»[6]

См. также

  • Муж скорбей
  • Плащаница — икона положения Христа во гроб. Она изображает Христа во гробе, окруженного рыдающими участниками погребения. Иконографическое отличие «Погребения Христа» от «Христа во гробе» заключается в отсутствии свидетелей.
  • Великая суббота — день, посвящённый воспоминанию пребывания Христа во гробе.

Напишите отзыв о статье "Христос во гробе"

Примечания

  1. ἄκρα ταπείνωσις — «Высшее Умаление», «предел уничижения» — содержит отсылку к Ис. 53:8 в греческом варианте Септуагинты, цитируемом в Деян. 8:33: «В уничижении (ταπείνωσις) Его суд Его совершился» (старослав. «во смиренiи его судъ его взятся»). Эпитет ἄκρα («крайнее»), отсутствующий у Исайи, точен в богословском смысле, так как пределом уничижения Христа являются именно Его смерть и труп, а также Сошествие во ад. Текст Септуагинты в этом месте несколько отличается от еврейского масоретского текста (в синодальном переводе: «От уз и суда Он был взят»). Комментаторы Библии толкуют исходный текст (ивр.מֵעֹצֶר וּמִמִּשְׁפָּט לֻקָּח‏‎) так: "Если евр. — оцер — понимать сообразно употреблению корня сего слова, глагола ацар, — в различных местах Священного Писания (Ср. 3Цар 18:44; 4Цар 4:24; Иов 4:2; 12:15), то оно должно значить: «задержание», а в соединении с мишпат — «суд» — "задержание приговора, " «защита.» Таким образом, смысл выражения — מֵעֹצֶר וּמִמִּשְׁפָּט לֻקָּח — таков: «Отрок Господень был лишён защиты и правильного суда» ([www.klikovo.ru/db/book/msg/1492 А. П. Лопухин. Толковая Библия. Книга пророка Исаии.])
  2. [www.pravoslavie.ru/sretmon/turin/hristosvogrobe.htm А. И. Шалина. Икона «Христос во гробе» и нерукотворный образ на константинопольской плащанице. ]
  3. [all-photo.ru/icon/index.ru.html?id=17351 Христианская икона. Христос во гробе]
  4. [www.metmuseum.org/explore/byzantium_III/glossary_a.html Byzantium: Faith and power]
  5. [www.swissaffiche.com/FrontViewSection/id2086/for_print SWISS AFFICHE. Анастасия Ахтырская. «Ганс Гольбейн младший»]
  6. [www.krotov.info/acts/20/2vatican/0624.html Катехизис католической церкви]

Литература

  • Василик В. В. Иерусалимская традиция прототипа композиции «Христос во гробе». // «12 Рождественские чтения». — М., 2004

Ссылки

  • [www.pravoslavie.ru/sretmon/turin/hristosvogrobe.htm А. И. Шалина. Икона «Христос во гробе» и нерукотворный образ на константинопольской плащанице. ]
  • [days.pravoslavie.ru/Images/im1187.htm Ярославская икона, 17 в.]

Отрывок, характеризующий Христос во гробе


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.