Багряница
Багряни́ца (др.-греч. κόκκινον) или Пу́рпур (лат. purpura) или Порфи́ра (др.-греч. πορφύρα) — торжественная верхняя одежда или мантия монархов или царей пурпурного или червлёного цвета. Является знаком верховной власти[1][2]. Также слово багряница в церковнославянском языке, согласно «Словарю Академии Российской», изданному в 1806 году, имело значение «пряжа, окрашенная багряной краской». Также словом багряница обозначали пурпур.
Содержание
В Библии
В Библии слово багряница подразумевает собой не столько краситель, сколько окрашенные им ткани — червлёная шерсть и другая ткань. Красное одеяние, надетое на Иисуса с целью Его осмеяния, в Евангелии от Матфея названо багряницей, а в Евангелии от Марка — порфирой. В Синодальном переводе везде употребляется одно слово — «багряница». Вероятно, в данном контексте имелся в виду красный плащ римских воинов[3].
Надели на Него багряницу и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели на распятие.
Поскольку ношение пурпурной багряницы в то время считалось привилегией лишь императора Рима, римские солдаты надевали на Иисуса солдатский плащ и терновый венец (вместо царского венца) в качестве «карикатуры», для того, чтобы поиздеваться над ним.
- Quentin Massys-Ecce Homo-1520,Doge's Palace,Venice.jpg
«Ecce Homo», Квентин Массейс, 1526. Христос в багрянице
- Munkácsy Ecce Homo part.JPG
«Ecce Homo», Михай Мункачи, 1896. На плечах Христа также багряница
Наряду с пурпуром багряница (др.-греч. κόκκινον) обозначала в Библии цвет дорогостоящих тканей и одежд[4]. В Библии багряница подразумевает собой не столько краситель, сколько окрашенные им ткани (червлёная шерсть и пр.), которые использовались прежде всего при устройстве святилища и изготовлении утвари для него[5], одеяний священников[6], а также при обряде очищения[7].
Багряница являлась самой дорогой тканью в древности. Одеяние, окрашенное в багряный (кроваво-красный) цвет, знаменовало собой высшее, царское отличие. Финикийцы первыми научились пользоваться краской для такой ткани, добываемой из морских брюхоногих моллюсков — иглянок Murex brandaris, или т. н. пурпурных улиток. Краска содержала несколько красящих веществ и имела разные оттенки — в зависимости от технологии. Из-за редкости подобных моллюсков такая ткань была чрезвычайно дорога и доступна только самым богатым людям[8].
В Библии схожие цвета с багряницей называются также гиацинтом, порфирой, пурпуром и червленью[8].
Также багряница — ярко-красное красящее вещество, добываемое в древности из тел и яиц кошенили (Coccus ilicis), мелкого жесткокрылого насекомого, обитающего на хермесовом дубе (Quercus ilicis).
В литературе
М. В. Ломоносов. Из оды «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны», 1748 года:
Гряди краснейшая денницы,
Гряди и светлостью лица
И блеском чистой багряницы
Утешь печальные сердца.
А. С. Пушкин. Их стихотворения «Лицинию», 1815 года:
Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
В толпу народную летит по мостовой…
В. А. Жуковский в балладе «Ахилл», 1814 года:
Стирает багряницей
Слезы бедный царь с ланит.
И этот же поэт в стихотворении «Императору Александру»:
… верным быть царем клянясь Творцу и нам,
Ты клал на страшный крест державную десницу
И плечи юные склонял под багряницу…
См. также
Напишите отзыв о статье "Багряница"
Примечания
- ↑ С. А. Кузнецов, Большой толковый словарь русского языка. — 1-е изд-е: СПб.: Норинт. 1998 год.
- ↑ Т. Ф. Ефремова, Толковый словарь Ефремовой. 2000 год.
- ↑ Виктор Доримедонтович Фартусов, «Руководство к писанию икон», 1910 год.
- ↑ Откр 17:4; 18:12, 16
- ↑ Исх 25:4; 26:1, 31,36; 36:8, 35, 37; 38:18, 23; Чис 4:8 и др.
- ↑ Исх 28:5 и след., 8, 15, 33; 39:1 и след.
- ↑ Лев 14:4,6; ср. Евр 9:19
- ↑ 1 2 Библия. Ветхий и Новый заветы. Синоидальный перевод. Библейская энциклопедия.. арх. Никифор. 1891.
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Багряница
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
