Чемпионат Боснии и Герцеговины по футболу 2001/2002

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чемпионат Боснии и Герцеговины по футболу 2001/2002
Премьер-лига Боснии и Герцеговины по футболу
Подробности чемпионата
Время проведения 4 августа 200125 мая 2002
Число участников 20
Призовые места
Чемпион Железничар (3-й раз)
Второе место Широки Бриег
Третье место Бротнё
Статистика чемпионата
Сыграно матчей 240
← 2000/01
2002/03 →

Премьер-Лига Боснии и Герцеговины по футболу 2001/2002 (босн. Premijer liga Bosne i Hercegovine 2001/2002) — второй сезон чемпионата Боснии и Герцеговины с момента его основания. В турнире участвовали 16 команд, чемпионом в третий раз в истории стал «Железничар». Чемпионат стартовал 4 августа 2001 года и завершился 25 мая 2002 года.



Клубы-участники

Клуб Город Стадион Вместимость
Груде Груде  ???  ???
Железничар Сараево Стадион Грбавица 12 000
Олимпик Сараево Отокан 5 000
Зриньски Мостар Стадион Биели Бриег 25 000
Вележ Мостар Врапчичи 7 000
Единство Бихач Под Боричима 16 000
Орашье Орашье Стадион Отока 3 000
Посушье Посушье Стадион Мокри Долац 12 000
Сараево Сараево Стадион Асима Ферхатовича 35 630
Бротнё Читлук Баре 8 000
Слобода Тузла Стадион Тушань 8 500
Искра Бугойно Якилич 12 000
Челик Зеница Билино Поле 15 292
Троглав Ливно Згона 3 000
Широки Бриег Широки Бриег Стадион Пецара 5 913
Босна Високо Люк 6 000

Итоговая турнирная таблица

Место Команда И В Н П Голы ± О Примечания
1 Железничар 30 19 5 6 60  26 +34 62 1-й квалификационный раунд Лиги чемпионов 2002/03
2 Широки Бриег 30 14 9 7 43  24 +19 51 Предварительный раунд Кубка УЕФА 2002/03
3 Бротнё 30 14 5 11 45  27 +18 47 1-й раунд Кубка Интертото 2002
4 Сараево 30 13 8 9 50  34 +16 47 Предварительный раунд Кубка УЕФА 2002/03
5 Зриньски 30 13 7 10 35  39 −4 46
6 Челик 30 12 7 11 39  30 +9 43
7 Орашье 30 13 4 13 38  38 0 43
8 Вележ 30 13 3 14 44  46 −2 42
9 Единство Бихач 30 12 5 13 33  39 −6 41
10 Слобода 30 11 7 12 32  28 +4 40
11 Посушье 30 12 4 14 30  38 −8 40
12 Босна 30 11 6 13 33  48 −15 39
13 Олимпик Сараево 30 11 5 14 40  46 −6 38 Вылет в Первую Лигу Боснии и Герцеговины
14 Троглав Ливно 30 8 8 14 33  49 −16 32
15 Груде 30 8 7 15 23  43 −20 31
16 Искра Бугойно 30 7 8 15 25  48 −23 29

И — игры, В — выигрыши, Н — ничьи, П — проигрыши, Голы — забитые и пропущенные голы, ± — разница голов, О — очки

Напишите отзыв о статье "Чемпионат Боснии и Герцеговины по футболу 2001/2002"

Ссылки

  • [www.rsssf.com/tablesb/bih02.html Чемпионат на сайте www.rsssf.com]

Отрывок, характеризующий Чемпионат Боснии и Герцеговины по футболу 2001/2002

– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?