Шинезиньо

Шинезиньо
Общая информация
Полное имя	Сидней Колония Кунья
Родился	15 сентября 1935(1935-09-15) Риу-Гранди, Бразилия
Умер	16 апреля 2011(2011-04-16) (75 лет) Порту-Алегри, Бразилия
Гражданство	Бразилия
Рост	168 см
Позиция	атакующий полузащитник
Карьера
Клубная карьера*
1954	Реннер	41 (1)
1955—1958	Интернасьонал	74 (6)
1958—1962	Палмейрас	241 (55)
1962—1963	Модена	20 (3)
1963—1965	Катания	59 (4)
1965—1967	Ювентус	85 (8)
1967—1972	Виченца	90 (10)
1972	Нью-Йорк Космос	1 (0)
1973—1974	Насьонал (Сан-Паулу)	? (?)
Национальная сборная**
1956—1961	Бразилия	20 (10)
Тренерская карьера
1976	Виченца
1978—1979	Фоджа
1979—1981	Форли
1985	Палмейрас
Международные медали
Чемпионаты Южной Америки
Серебро	Аргентина 1959
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Сидне́й Коло́ния Ку́нья (порт.-браз. Sidney Colônia Cunha; 15 сентября 1935, Риу-Гранди — 16 апреля 2011, Порту-Алегри), более известный как Шинезиньо (порт. Chinesinho) — бразильский футболист, атакующий полузащитник. Выступал за бразильские и итальянские клубы. Провёл 20 матчей за сборную Бразилии, забил 10 голов.

Биография

Шинезиньо родился в Риу-Гранди в 1935 году. Однако дата его рождения остаётся спорной. На сайте Бразильской конфедерации футбола указано 15 сентября. Когда бразилец играл в Италии, датой его рождения указывалось 28 июля. Но после перехода футболиста в «Виченцу», он сам стал утверждать, что родился 1 января.

Шинезиньо начал карьеру в клубе «Реннер». В этой команде он выиграл чемпионат штата Риу-Гранди-ду-Сул, ставший первым титулом клуба в истории. Оттуда он перешёл в «Интернасьонал», где был одним из лидеров команды, вместе с Бодиньо и Ларри. Вместе с этим клубом полузащитник выиграл чемпионат Риу-Гранди. На следующий год Шинезиньо был призван в состав национальной сборной. В 1958 году он перешёл в «Палмейрас», дебютировав 24 июля в матче с клубом «Комерсиал», в котором его команда проиграла 1:3. С этим клубом он на следующий год выиграл чемпионат штата Сан-Паулу, а ещё через год победил в розыгрыше Трофея Бразилии. Всего за «Палмейрас» футболист провёл 241 матч и забил 55 голов.

В 1962 году Шинезиньо, недовольным тем, что в состав сборной Бразилии, поехавшей на чемпионат мира, вызвали не его, а Менгалвио, перешёл в «Модену», в составе которой дебютировал 23 сентября в матче с «Дженоа», в котором его команда победила 2:1. На деньги от продажи полузащитника, около 130 млн крузейро, «Палмейрас» построил свою первую футбольную академию, сделал ремонт стадиона и купил 15 футболистов. Этот трансфер стал самым крупным в Бразилии на тот момент. В «Модене» бразилец только один сезон, сыграв в 20 матчах и забив 3 гола. Следующий сезон Шинезиньо начал в составе «Катании». В этой команде полузащитник сыграл 59 встреч и забил 4 мяча. В 1964 году он достиг с клубом финала Кубка Альп, но там «Катания» проиграла «Дженоа».

В 1965 году Шинезиньо был куплен «Ювентусом», который видел в бразильце замену Омару Сивори. В первом же сезоне он помог своему клубу выиграть Кубок Италии. А через два года «бьянконери» выиграли чемпионат страны. Всего за «Юве» Шинезиньо провёл 85 матчей и забил 8 голов.

Затем он выступал за клуб «Виченца», американском «Нью-Йорк Космосе», где сыграл один единственный матч, и клубе «Насьонал».

Завершив карьеру игрока, Шинезиньо тренировал в Италии, а в 1985 году возглавил «Палмейрас», который под его руководством провёл 14 игр. Затем он переехал в город Прая-Гранде, где долгое время жил. Последние годы жизни футболист проживал в Прая ду Кассину, страдая от болезни Альцгеймера.

Достижения

• Чемпион Бразилии (1): 1960
• Чемпион штата Риу-Гранди-ду-Сул: 1954, 1955
• Чемпион Панамерики: 1956
• Чемпион штата Сан-Паулу: 1959
• Обладатель Кубка Рока: 1960
• Обладатель Атлантического Кубка: 1960
• Обладатель Кубка Италии: 1965
• Чемпион Италии: 1967
• Чемпион турнира города Мехико: 1959

Ссылки

</div> </div>

Отрывок, характеризующий Шинезиньо

– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».