Брандао, Освалдо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Освалдо Брандао
Общая информация
Полное имя Освалдо Аугусто Брандао
Прозвище Большой папа (Paizão)
Родился
Такуара, штат Риу-Гранди-ду-Сул, Бразилия
Гражданство Бразилия
Позиция защитник
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1937—1940 Интернасьонал
1941 Интернасьонал
1942—1946 Палмейрас 34 (3)
Тренерская карьера
1940—1941 Интернасьонал
1945 Палмейрас
1947—1948 Палмейрас
1948—1950 Сантос
1951—1953 Португеза Деспортос
1954—1955 Коринтианс
1955—1956 Бразилия
1957 Коринтианс
1958—1960 Палмейрас
1961—1963 Индепендьенте
1963 Сан-Паулу
1964—1966 Коринтианс
1967 Индепендьенте
1968 Коринтианс
1969—1970 Пеньяроль
1971 Сан-Паулу
1971—1975 Палмейрас
1975—1977 Бразилия
1977—1978 Коринтианс
1980 Палмейрас
1980—1981 Коринтианс
1984 Крузейро

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Осва́лдо Аугу́сто Бранда́о[1] (порт. Osvaldo Agusto Brandão; 18 сентября 1916, Такуара, Риу-Гранди-ду-Сул — 29 июля 1989, Сан-Паулу) — бразильский футбольный тренер. Единственный тренер в истории футбола, выигравший титул чемпиона штата Сан-Паулу с тремя разными командами[2]. Именем Брандао назван специальный трофей, первый розыгрыш которого впервые прошёл в 2009 году[3].





Карьера

Освалдо Брандао выступал за «Интернасьонал»[2]. А затем с 1942 по 1946 год «Палмейрас». С этим клубом он выиграл два чемпионата штата Сан-Паулу. Проведя за клуб 34 матча и забив 3 гола, Брандао был вынужден завершить игровую карьеру из-за травмы. В 1945 году, ещё будучи действующим футболистом, Брандао временно заменил на посту главного тренера Армандо Дел Деббио, уволенного из клуба.

В 1947 году он начал тренерскую карьеру, возглавив на два сезона «Палмейрас». Затем Брандао работал в «Сантосе», который привёл к выигрышу чемпионата штата и клубе «Португеза Деспортос», с которой дважды побеждал в турнире Рио-Сан-Паулу. Затем стал главным тренером «Коринтианса», в первом же сезоне сделав с клубом «дубль» — победа в чемпионате штата и турнире Рио-Сан-Паулу, при этом в финале первенства штата был обыгран бывший клуб Освалдо, «Палмейрас».

С 1955 по 1956 год Брандао работал в сборной Бразилии. Он привёл её к выигрышу Кубка Освалдо Круза, однако на двух чемпионатах Южной Америки не смог добиться выигрыша первого места.

С 1958 по 1960 год Брандао работал в «Палмейрасе» и в 1959 году привёл клуб к победе в первенстве штата. После чего уехал в Аргентину, в клуб «Индепендьенте», где провёл два сезона. Затем год работал в клубе «Сан-Паулу», а потом в «Коринтиансе» и вновь в «Индепендьенте», который сделал чемпионом Аргентины.

Затем он работал в «Коринтиансе», уругвайском «Пеньяроле» и «Сан-Паулу», с которым выиграл чемпионат штата. После чего вернулся в «Палмейрас», где проработал 4 года. Этот период был очень плодовитым для тренера: он выиграл два чемпионата Бразилии и два чемпионата штата. Последний титул был связан с интересным эпизодом: после поражения от «Гуарани» Брандао заперся команду в раздевалке и долго объяснял, что всё теперь зависит только от их игроков; клуб выиграл все оставшиеся матчи первенства[4]. После чего во второй раз возглавил сборную, приведя её к выигрышу Кубка Рока и Кубка Атлантики.

В 1977 году президент «Коринтианса», Висенте Матеус, пригласил Брандао к себе в клуб, на что тот ответил согласием. Тренер привёл команду к выигрышу чемпионата штата впервые за 23 года[2]. Затем Брандао работал в «Палмейрасе», вновь «Коринтиансе» и клубе «Крузейро», с которым выиграл свой последний трофей — чемпиона штата Минас-Жерайс.

Достижения

Как игрок

Как тренер

Напишите отзыв о статье "Брандао, Освалдо"

Примечания

  1. Правильная транскрипция Осва́лду Аугу́сту Бранда́н.
  2. 1 2 3 [colunistas.ig.com.br/jogoquaseperfeito/2009/05/26/causos-do-futebol-osvaldo-brandao-era-%E2%80%9Cum-leao%E2%80%9D/ Causos do Futebol: Osvaldo Brandão era um «Leão»!]
  3. [umpalmeirense.com.br/?p=114 Troféu Osvaldo Brandão]
  4. [www.todopoderosotimao.com/p_idolos/brandao.htm Oswaldo Brandyo]

Ссылки

  • [en.sambafoot.com/trainers/1282_Brandao.html Профиль на Самбафут]
  • [terceirotempo.ig.com.br/quefimlevou_interna.php?id=1827&sessao=f Профиль на terceirotempo.ig.com.br]
  • [futpedia.globo.com/tecnicos/osvaldo-brandao Профиль в Футпедии]


</div>

Отрывок, характеризующий Брандао, Освалдо

Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.