Шихаб, Алви Абдуррахман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алви Абдуррахман Шихаб
индон. Alvi Abdurrahman Shihab<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Алви Шихаб (слева) на борту американского авианосца «Авраам Линкольн»</td></tr>

Министр иностранных дел Индонезии
23 октября 1999 года — 9 августа 2001 года
Президент: Абдуррахман Вахид
Мегавати Сукарнопутри
Предшественник: Али Алатас
Преемник: Хассан Вираюда
Министр-координатор по вопросам народного благосостояния Индонезии
21 октября 2004 года — 6 декабря 2005 года
Президент: Сусило Бамбанг Юдойоно
Предшественник: Юсуф Калла
Преемник: Абуризал Бакри
 
Вероисповедание: Ислам
Рождение: 19 августа 1946(1946-08-19) (77 лет)
Раппанг (индон.), Южный Сулавеси, Голландская Ост-Индия
Партия: Партия национального пробуждения
Образование: Университет Аль-Азхар
Университет Уджунгпанданга
Университет Айн Шамс
Гарвардский университет
Учёная степень: две степени доктора философии

Алви Абдуррахман Шихаб (индон. Alvi Abdurrahman Shihab) — индонезийский политический деятель, религиовед, специалист по социокультурным связям между христианами и мусульманами. в Индонезии. В настоящее время является специальным посланником президента Индонезии на Ближнем Востоке и при Организации Исламская конференция, ранее занимал министерские посты в индонезийском правительстве.





Ранние годы жизни

Родился 19 августа 1946 года в деревне Раппанг, на Южном Сулавеси. Его отец, доктор Абдуррахман Шихаб, был деканом одного из факультетов университета в Макасаре. Старший брат Алви, профессор Курайш Шихаб, имеет степень доктора философии, а другой брат, Умар Шихаб, возглавляет Совет улемов Индонезии (англ.)

Научная карьера

После нескольких лет обучения в Индонезии отец Алви послал его и Курайша в Каир для завершения среднего образования. После окончания средней школы в Каире, Алви поступил в Университет Аль-Азхар, закончив его в 1968 году и получив степень бакалавра. После возвращения в Индонезию Алви продолжил своё образование в университете Уджунгпанданга, получив в 1986 году степень магистра. В 1990 году он успешно защитил докторскую диссертацию по проблемам суфизма и исламской философии в Университете Айн Шамс (англ.) в Каире. В 1990 по 1992 год проходил обучение в Университете Темпл в США. В 1995 году получил в Университете Темпл вторую степень доктора философии, после чего был назначен заместителем заведующего кафедрой религии.

С 1995 по 1996 год Шихаб стажировался в Центре изучения мировых религий Гарвардского университета, позже был профессором Хартфордской семинарии в американском городе Хартфорд[1]. В 1998 году был профессором в Центре изучения мировых религий Гарвардского университета.

В 1990-х годах Шихаб написал книгу «Исламское сотрудничество» (индон. Islam Inklusif, в которой писал о возможности установления тесных социокультурных связей между мусульманами и христианами[2]. Им было написано множество научных работ, самые известные из них — монография «Восприятие американскими студентами ислама» (англ. American Students’ Perceptions of Islam) и «Исламская мистика и её влияние на индонезийское общество» (англ. Islamic Mysticism and Its Impact on Indonesian Society, первоначально опубликована на арабском языке).

С 2002 года по настоящее время Алви Абдуррахман Шихаб — член Опекунского совета Университета Индонезии (англ.).

Политическая карьера

В 1999 году Шихаб был избран депутатом индонезийского парламента. В правительстве президента Абдуррахмана Вахида он занимал пост министра иностранных дел, в то же время он был председателем Партии национального пробуждения.

26 октября 2004 года Шихаб вышел из Партии национального пробуждения. В 2007 году он основал Партию пробуждения национального образования (индон. Partai Kebangkitan Nasional Ulama), председателем которой является до сих пор.

Личная жизнь

Алви Шихаб — хадрамаутский араб, сеид (потомок пророка Мухаммеда)[3]. Женат на Ашраб Шихаб (индон. Ashraf Shihab), имеет троих детей — сыновей Мухаммада Ризви (индон. Muhammad Rizvi) и Сами (индон. Samy) и дочь Самиру (индон. Samira). Дети Алви Шихаба проживают в США.

Напишите отзыв о статье "Шихаб, Алви Абдуррахман"

Примечания

  1. [fore.research.yale.edu/information/about/biolist.html Contributing biographies]
  2. [yufind.library.yale.edu/yufind/Record/4243582/Description Islam Inklusif: Menuju Sikap Terbuka dalam Beragama (Inclusive Islam: Interreligious relations between Islam and Christianity)]
  3. [archive.is/20121209005342/www.washingtonpost.com/ac2/wp-dyn/A30378-2003Jan8?language=printer Indonesia's Radical Arabs Raise Suspicions of Moderate Countrymen]

Ссылки

  • [www.tokohindonesia.com/ensiklopedi/a/alwi-shihab/alwi_shihab_wawancara.html Профиль Алви Шихаба на сайте TokohIndonesia.com]
  • [alwishihab.com/index.php?option=com_content&task=view&id=44&Itemid=1 Биография на сайте Biodata]

Отрывок, характеризующий Шихаб, Алви Абдуррахман

– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.