50 БГ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td></tr>

50 БГ
Сборник Аквариума
Дата выпуска

декабрь 2003

Записан

19802003

Жанр

Рок-музыка

Длительность

149:48

Лейбл

Студия "Союз", CD Land, Color of Dreams

Хронология Аквариума
Песни рыбака
(2003)
50 БГ
(2003)
ZOOM ZOOM ZOOM
(2005)
К:Альбомы 2003 года

50 БГ — альбом-компиляция[1] песен группы «Аквариум», изданная в 2003 году к 50-летию Бориса Гребенщикова. В неё вошли записи с альбомов «Синий альбом», «Треугольник», «Электричество», «Акустика», «Табу», «Радио Африка», «Ихтиология», «День Серебра», «Дети Декабря», «Десять стрел», «Равноденствие», «Феодализм», «Любимые песни Рамзеса IV», «Кострома mon amour», «Навигатор», «Снежный лев», «Ψ», «Сестра Хаос», «Песни рыбака», а также со сборников «M.C.I.» и «Территория», и с саундтрека к фильму «Чёрная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви». Песня «Моей звезде» представлена также в концертном варианте, помимо альбомного.





Список композиций

Музыка и текст во всех песнях — Борис Гребенщиков, кроме специально отмеченной

CD1

  1. Сидя на красивом холме (1:45)
  2. Игра наверняка (4:03)
  3. Иван Бодхидхарма (2:56)
  4. Альтернатива (2:44)
  5. Железнодорожная вода (5:43)
  6. Аделаида (2000) (4:22)
  7. Город (2:36) (В. Вавилов — А. Волохонский[2])
  8. Та, которую я люблю (3:03)
  9. Она может двигать (3:03)
  10. Русская Нирвана (3:14)
  11. Дубровский (4:08)
  12. Северный цвет (6:14)
  13. Сестра (4:21)
  14. Сторож Сергеев (2:59)
  15. Мочалкин блюз (3:44)
  16. Рок-н-ролл мёртв (5:19)
  17. Брод (4:14)
  18. Десять стрел (2:18)
  19. Ключи от моих дверей (3:03)
  20. Моей звезде (акустика) (1:42)
  21. Серебро господа моего (3:31)

CD2

  1. Золото на голубом (2:51)
  2. Контраданс (3:56)
  3. Пока не начался Джаз (2:12)
  4. Немое кино (2:13)
  5. Гарсон номер 2 (4:13)
  6. Поезд в Огне (4:13)
  7. Государыня (3:04)
  8. Древнерусская тоска (4:06)
  9. Не пей вина Гертруда (4:12)
  10. Кострома mon amour (4:35)
  11. Кардиограмма (3:32)
  12. Жёлтая Луна (4:40)
  13. Почему не падает небо (1:52)
  14. Пока несут саке (3:53)
  15. Максим-Лесник (4:20)
  16. Растаманы из глубинки (3:59)
  17. Человек из Кемерова (3:47)
  18. Старик Козлодоев (2:30)
  19. Искусство быть смирным (4:56)
  20. Навигатор (3:27)
  21. Моей звезде (live) (2:15)

Напишите отзыв о статье "50 БГ"

Примечания

  1. [www.aquarium.ru:8083/discography/50bg.html Aquarium.ru.Страница альбома на официальном сайте группы]
  2. Согласно [www.israbard.net/israbard/pressview.php?press_id=1049809438 исследованию Зеева Гейзеля], настоящие авторы — ленинградский музыкант Владимир Вавилов, сочинивший эту музыку приблизительно в 19671968 годах, и ленинградский поэт Анри Волохонский, написавший в ноябре 1972 года стихотворение «Рай» на услышанную с пластинки Вавилова музыку. На обложке альбома, однако, указаны фамилии Волохонского, Хвостенко и де Милано.

Отрывок, характеризующий 50 БГ

– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.