Дети Декабря
Поделись знанием:
К:Альбомы 1986 года
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
(перенаправлено с «Дети Декабря (альбом)»)
| Дети Декабря | ||||
 | ||||
| Студийный альбом «Аквариума» | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
43:21 | |||
| Продюсер | ||||
| Лейбл |
АнТроп | |||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология «Аквариума» | ||||
| ||||
«Дети Декабря» — шестой «естественный» альбом[2] группы «Аквариум». Последний подпольный альбом группы. Включён в сводку «100 магнитоальбомов советского рока» Александра Кушнира.
Содержание
История создания
Запись альбома началась в августе 1985 года, после окончания летнего капитального ремонта в студии Тропилло.
Борис Гребенщиков об альбоме:
Продолжение идиллии. Ощущение того, что мы всё можем. К процессу снова подключается Курёхин и запись идёт, как песня. В дело идут совершенно толкиеновские пейзажи Карелии, где я жил летом (Деревня); листы металла и авангардно-detuned гитара (Жажда); уэльский бард X-го века Gwyon ap Gwernach (Кад Годдо) — и всё-всё-всё. (Гребенщиков, Б. Б. Краткий отчёт о 16-ти годах звукозаписи.1997.[3].)
Действительно, по количеству музыкальной информации этот альбом был самым насыщенным среди всех ранних альбомов группы. Уже с первой песни «Жажда» присутствуют синтезаторные атаки Курёхина, индустриальные шумы (музыканты колотили по железу и переворачивали металлические листы перед микрофоном), игра Гребенщикова на специально расстроенной гитаре со спущенными струнами и церковный хор Полянского, фонограмма которого была найдена на одном из каналов плёнки.
Поскольку Александр Ляпин сыграл только на двух композициях альбома, остальные гитарные ходы были сыграны (на «Фендере», присланном ему в подарок Дэвидом Боуи) самим Гребенщиковым («Сны о чём-то большем», «Танцы на грани весны»), а когда Тропилло не понравилось соло Гребенщикова в песне «Я — змея», музыканты отправили Андрея Владимировича на обед в пельменную и в его отсутствие самостоятельно прописали необходимый трек.
Притчей во языцех на альбоме оказалась композиция «212-85-06», впервые исполненная «Аквариумом» ещё на III Рок-фестивале и абсолютно не воспринятая тогда публикой. В студийную версию вошли и гитарные риффы Ляпина, и псевдоямайский вокал Гребенщикова, и частушки в исполнении Тропилло, а также убыстренный голос, саксофон Михаила Чернова, фонограммы шумов, сдвоенный и обратный вокал, а также великое множество замаскированных студийных эффектов.
На песне «Деревня» скрипка Александра Куссуля, ирландская дудочка Дюши и виолончель Гаккеля создали такое оформление, которое Гребенщиков назвал «попаданием туда, куда надо». Он утверждал, что подобного эффекта им удалось добиться впоследствии только дважды — на песне «Партизаны полной луны» на альбоме «Равноденствие» и песне «Великая железнодорожная симфония» с альбома «Снежный лев».
Сведение альбома и наложение шумов происходило в январе 1986 года. Принесённые Гребенщиковым с «Ленфильма» фонограммы с кваканьем лягушек и звуками деревенской природы придавали альбому некую вневременную окраску. Лидер группы считал, что на этом в восьмидесятых годах работа «Аквариума» закончилась и оставалось только доделать постскриптум — «Равноденствие».
В записи приняли участие
- БГ — вокал, гитары
- Всеволод Гаккель — виолончель ( 4, 6, 11), голос
- Александр Куссуль — скрипка (3, 4, 6, 11)
- Александр Титов — бас (1-7, 10)
- Пётр Трощенков — ударные (1-7, 10)
- Сергей Курёхин — korg (1-3, 5, 9, 10)
- Александр Ляпин — гитара (4,10)
- Андрей Романов — вистл (6,11)
- Михаил Васильев — перкуссия (1, 6)
- Михаил Чернов — саксофон (10)
- Вопль и подпевка на «Она может двигать» — П. Трощенков
- Флейты и хор на «Сны о чём-то большем» — Дар неба
- Русская народная поэзия на «212-85-06» — голос А. Тропилло
Список композиций
Музыка и текст во всех песнях — БГ.
- Жажда (3:50)
- Сны о чём-то большем (4:39)
- Кад Годдо (4:49)
- Она может двигать (3:01)
- Танцы на грани весны (4:40)
- Деревня (4:44)
- Я — змея (2:45)
- Без названия (0:40)
- Подводная песня (2:08) — инструментал
- 212-85-06 (5:36)
- Дети декабря (2:24)
Бонус-трек
Присутствует на диске «Антология — IX. Дети Декабря»
- Козлы (4:02)
Интересные факты
- Изначальный вариант названия альбома — «Жизнь с точки зрения деревьев».
- У британской группы «The Rolling Stones» есть альбом «December’s Children» (1965), название которого переводится как «Дети декабря», и существует одноимённый рассказ у Роджера Желязны [4].
- Существуют клипы на песни «Жажда», «Танцы на грани весны» и «212-85-06».
- Звуки флейт и хора в песне «Сны о чём-то большем» были записаны не «Аквариумом» — они оказались на плёнке ещё до записи (использовалась нестёртая плёнка с «Мелодии» с записью музыки композитора Евгения Доги).
- «Кад Годдо» в переводе с кельтского означает «Битва деревьев». Это часть знаменитой Книги Талиесина. Стихи этой песни напрямую перекликаются с поэмой Талиесина: «Я был острием меча - поистине это было; Я был дождевою каплей, и был я звездным лучом», и т.д.
- Расшифровка Гребенщиковым песни «Она может двигать»: Она — это женское начало Земли. Алый шёлк — атрибут жриц Белой богини, ветви ивы — атрибут её культа. Великая стройка и новый почин вылезли неожиданно, а ассоциируются с Чернобылем. Песня о том, что ей надоело и всем нам придётся плохо, если она «двинет собой». Само название — цитата из Д. Бирна.
- «212-85-06» — номер телефона из одноимённой песни. Песня изначально была подарена Гребенщиковым Алексею Вишне[5]. Существуют разной степени достоверности легенды о природе этого телефонного номера. По одной из них, это телефон тех лет самого Гребенщикова. По другой, это был номер так называемого «эфира»: в середине 1980-х годов в Ленинграде на одной из АТС случилась ошибка, в результате которой все звонившие по этому номеру соединялись между собой[6]. Сам БГ утверждает, что номер придуман им совершенно случайно[7].В песне также используются цитаты из фильмов «Собака Баскервилей» («Что это, Бэрримор?») и «Адъютант его превосходительства» («Фитилёк-то притуши — коптит!»; «Так это ты, Мирон, Павла убил?»).
- Ерхо и Лабадай — неправильно воспринятые БГ на слух фамилии авторов известного и до сих пор переиздающегося учебника латинского языка[8].
- Бонус-трек «Козлы» записан на одном из квартирных концертов середины 80-х. В записи участвуют только Гребенщиков и Титов. После исполнения Гребенщиков говорит: «Всегда было интересно, почему этой песне так радуются…».
- На обложке запечатлены Гребенщиков, Титов и Гаккель в зимнем лесу. Фотография сделана зимой 1985—1986 года.
- Песни «Сны о чём-то большем», «Кад Годдо», «Дети декабря» и «Деревня» вошли в так называемый «Белый альбом», выпущенный «Мелодией» в 1987 году.
Переиздания
- 1994 год — студия «Триарий» переиздала альбом в [www.aquarium.ru:8083/discography/pdeti_tri.html собственном оформлении].
- 2002 год — альбом переиздан на CD в рамках проекта «Антология». В этом издании добавлен бонус-трек.
Напишите отзыв о статье "Дети Декабря"
Примечания
- ↑ [www.rockanet.ru/100/ 100 МАГНИТОАЛЬБОМОВ СОВЕТСКОГО РОКА]. Проверено 24 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EitqLSIN Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
- ↑ [www.aquarium.ru:8083/discography/deti_dekab217.html Aquarium.ru.Страница альбома на официальном сайте группы]
- ↑ [www.planetaquarium.com/library/kratkii_ot246.html Гребенщиков Б. Б. Краткий отчет о 16-ти годах звукозаписи. 1997.]
- ↑ [handbook.reldata.com/handbook.nsf/209afb1ac8ef680dc3256aa60061c317/c493447dca738d0ec3256c490039d5c7 Справочное пособие для «БГ-ологов» и «Аквариумофилов».]
- ↑ [polittechno.livejournal.com/192601.html Запись в живом журнале Алексея Вишни.]
- ↑ См. статью [vesti.lenta.ru/pop/2000/03/27/bg2/ Mr.Parker, «Дорогая редакция…».]
- ↑ [handbook.reldata.com/handbook.nsf/209afb1ac8ef680dc3256aa60061c317/2a28af9114016a0cc325708100663afc Справочное пособие для «БГ-ологов» и «Аквариумофилов».]
- ↑ Латинский язык: Учебник для студентов педагогических вузов (под ред. Ярхо В. Н., Лободы В. И.). М., Высшая школа, 2005
Литература
- Аквариум «Сны о чём-то большем». Авторы текста: А. Рыбин, А. Кушнир, В. Соловьев-Спасский; Редактор: Борис Гребенщиков — М.: Издательский дом «София», 2004 г.
Отрывок, характеризующий Дети Декабря
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
