Треугольник (альбом)

</td></tr>

Треугольник
Студийный альбом «Аквариума»
Дата выпуска	1981
Записан	1981
Жанры	Психоделический рок, арт-рок, фолк-рок, авангардная музыка
Длительность	36:17
Продюсер	Андрей Тропилло
Страна	СССР СССР
Лейбл	АнТроп
Профессиональные рецензии
[handbook.reldata.com/handbook.nsf/Main?OpenFrameSet&Frame=Body&Src=1/2E40B1AB06878436C3256B11005459B1%3FOpenDocument Журнал «Рокси», № 5] [www.rockanet.ru/100/21.phtml Кушнир А. 100 магнитоальбомов советского рока]
Хронология «Аквариума»
Синий альбом (1981) Треугольник (1981) Электричество. История Аквариума — Том II (1981)

К:Альбомы 1981 года

«Треугольник» — второй «естественный» альбом группы «Аквариум». Включён в книгу «100 магнитоальбомов советского рока» Александра Кушнира.

Альбом сильно отличается от предшествовавшего ему «Синего альбома». В «Треугольнике» полностью отсутствует регги, все тексты написаны в стиле абсурдизма (многие — Анатолием «Джорджем» Гуницким).

История создания

Запись альбома происходила летом 1981 года. Альбом создавался буквально на ходу, в основном из песен, которые «Аквариум» раньше не играл. Часть песен была придумана в кофейне, носившей среди музыкантов название «Марш» и находившейся вблизи студии. Звукорежиссёр Тропилло имел обыкновение опаздывать к записи и, коротая время в «Марше», Борис Гребенщиков вместе с флейтистом Андреем Романовым и виолончелистом Севой Гаккелем, в частности, сочинили мелодию песни «Корнелий Шнапс». Часть песен — «Матрос», «Сергей Ильич», «Миша из города скрипящих статуй» — была придумана Гребенщиковым во время поездок в студию на городском транспорте. При записи песен использовались стереофонический студийный магнитофон и восьмиканальный пульт «Studer», раздобытые в фирме «Мелодия» Андреем Тропилло: для подпольной рок-группы это была очень хорошая техника. В промежутки между разными по характеру песнями вставлялись бракованные треки, резервные фрагменты или взятые с учебных пластинок звуки грома, пулемётной стрельбы и голоса животных.

Помимо основного состава «Аквариума», в записи принимали участие и приглашённые музыканты, в том числе Сергей Курёхин и Ольга Першина.

Первоначально альбом планировалось назвать «Инцест», но в процессе записи появилось новое название — «Треугольник». Собственно, это слово и не являлось названием, просто на обложке был этот символ. Концептуально же он не должен был иметь вообще никакого названия. Автор обложки альбома — Андрей «Вилли» Усов (идея принадлежит собственно «Аквариуму»). Фотографии для обложки были сняты в коридоре Дома юного техника (в котором и записывался «Треугольник»). На снимке, помещённом на лицевую сторону, на переднем плане находится Гребенщиков с отражателем от калорифера на голове, на заднем — наполовину закрытый занавеской Гаккель. На обратной стороне обложки после списка песен присутствует описание:

I Å (▼) = Å + С. Курехин и О. Протасова II тексты ММ • УИН • Кр • х • н • п — написал Джордж фото — Вилли

После того, как альбом был готов, БГ отвёз запись в Москву. Ознакомившись с альбомом, Артемий Троицкий заявил, что слушателям это будет неинтересно.

В середине песни «Поручик Иванов» была совершенно другая мелодия — по воспоминаниям музыкантов «очень красивая». Неожиданно, по инициативе Курёхина, эту песню решили записать с импровизированным оркестром из трёх казу.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

При записи песни «Мочалкин блюз» кроме музыкантов в студии присутствовал будущий звукорежиссёр Алексей Вишня, бывший тогда ещё пионером и бравшим уроки игры на гитаре у Гребенщикова. Песня «Крюкообразность» первоначально была записана с барабанной дробью, боевым фортепиано и Дюшей в качестве вокалиста, который исполнял песню в манере Эрнста Буша — немецкого певца, исполнявшего антифашистские марши. При этом это, вероятно, единственная песня из репертуара группы, к которой Гребенщиков не имел отношения ни как автор, ни как вокалист.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Стихи А. Гуницкого были положены на музыку А. Романова, а сама песня исполнена О. Першиной. В песне «Миша из города скрипящих статуй» (посвящённой популярному в кругах питерской богемы носителю аутентичного фольклора Михаилу Шишкову) Тропилло для имитации завываний ветра направлял флейту внутрь рояля, у которого в этот момент была нажата педаль и отпущены струны. Делалось это для большей реверберации — спущенные струны начинали резонировать (по принципу ситара) и создавали специфический гудящий фон.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Композиция «Гиневер» была навеяна книгой Томаса Мэлори «Смерть Артура».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Песня «Сергей Ильич» написана на музыку песни «Cat Black» Марка Болана (группа «T. Rex», из альбома «Unicorn»).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Слова «Колесница из шёлка», которые повторяются (задом наперёд) после второго куплета песни — перевод с английского языка названия песни «Chariots of silk», с которой начинается этот альбом.

Слова «Ласто бет ламмен», звучащие в конце альбома, означают «Внемли моим словам» на придуманном Толкином эльфийском языке.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) На внутренней стороне обложки сделана надпись «Аквариум» на эльфийском языке двумя видами письменности.

Текст «Географической» песни был написан одновременно с другими текстами «Треугольника». Музыка появилась позже (запись — 2000 г.).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Запись была произведена специально для проекта «Антология». В 2012 г. вошла в сборник «Воздухоплавание в компании сфинксов».

По одной из дизайнерских идей фотосессия для обложки альбома должна была проходить на развалинах какого-нибудь деревянного дома, участники же группы должны были быть одеты в костюмы начала XX века и пенсне.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Слова «Миша из города скрипящих статуй» использовала группа «Алиса» в конце песни «Шестой лесничий».

В записи приняли участие

• Борис Гребенщиков — голос, гитара, пианино (5), звуки
• Андрей Романов — флейта (3, 9, 12, 14), казу (2), голос
• Всеволод Гаккель — виолончель, казу (2), пианино (11), голос, звуки
• Михаил Файнштейн — бас, звуки
• Кондрашкин Александр — барабаны, пианино (11)
• Сергей Курехин — пианино (2, 7), казу (2)
• Владимир Козлов — гитара (2)
• Ольга Першина — голос, пианино (6-8, 10)
• Андрей Тропилло — блок-флейта (10, 11)
• Владимир Леви — голос (3), гитара

Список композиций

Сторона жести

№	Название	Слова	Музыка	Длительность
1.	«Корнелий Шнапс»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков (В. Гаккель в автобиографической книге «Аквариум как средство ухода за теннисным кортом» в качестве соавтора музыки указывает себя и А. Романова)	1:07
2.	«Поручик Иванов»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков	1:48
3.	«Марш»	А. Гуницкий	Б. Гребенщиков, А. Романов	1:28
4.	«Старик Козлодоев»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков	2:28
5.	«Поэзия»	А. Гуницкий	Б. Гребенщиков	0:47
6.	«Два тракториста»	Б. Гребенщиков	О. Першина	1:56
7.	«Мочалкин блюз»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков	3:42
8.	«Хорал»	А. Гуницкий	Б. Гребенщиков	0:24
9.	«Крюкообразность»	А. Гуницкий	А. Романов, исполняет Ольга Першина	1:37
10.	«Матрос»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков	1:36

Сторона бронзы

№	Название	Слова	Музыка	Длительность
11.	«Миша из города скрипящих статуй»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков	3:12
12.	«Гиневер»	инструментал	А. Романов (В. Гаккель в автобиографической книге «Аквариум как средство ухода за теннисным кортом» указывает в качестве соавтора А. Александрова («Фагота»)	1:50
13.	«Начальник фарфоровой башни»	Б. Гребенщиков	Б. Гребенщиков	4:39
14.	«У императора Нерона»	А. Гуницкий	Б. Гребенщиков	1:30
15.	«Мой муравей»	А. Гуницкий	Б. Гребенщиков	3:46
16.	«Сергей Ильич (Песня для Марка Болана)»	Б. Гребенщиков	М. Болан	2:52

Бонус-трек

Присутствует на диске «Антология — II. Треугольник».

17. Географическая (автор — Б. Гребенщиков) (1:35)

Переиздания

• 1994 — студия «Триарий» переиздала альбом в собственном оформлении.
• 2002 — альбом переиздан на CD в рамках проекта «Антология». В этом издании добавлен бонус-трек.

Ссылки

• [handbook.reldata.com/handbook.nsf/89c2b826f3ae3c20c3256ca2004897cb/761c739d5de4533ec325679d006ac80d!OpenDocument Страница альбома] в [handbook.reldata.com/ Справочном пособии для «БГ-ологов» и «Аквариумофилов»] Павла Северова
• [www.zvuki.ru/M/P/100 «Треугольник»] в Музыкальной энциклопедии [www.zvuki.ru/ «Звуки. Ру»]
• [music.yandex.ru/#!/album/476832 «Треугольник»] в Яндекс. Музыке.

Литература

• Аквариум «Сны о чём-то большем». Авторы текста: А. Рыбин, А. Кушнир, В. Соловьев-Спасский; Редактор: Борис Гребенщиков — М.: Издательский дом «София», 2004 г.

Отрывок, характеризующий Треугольник (альбом)

– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.