Болт, Роберт

Роберт Болт
Robert Bolt
Имя при рождении:	Роберт Окстон Болт
Дата рождения:	15 августа 1924(1924-08-15)
Место рождения:	Сейл, Англия
Дата смерти:	21 февраля 1995(1995-02-21) (70 лет)
Место смерти:	Питерсфилд
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Профессия:	драматург, сценарист, режиссёр
Карьера:	1957—1995
Награды:

Ро́берт О́кстон Болт (англ. Robert Oxton Bolt, 15 августа 1924, Сейл (Большой Манчестер), Англия — 21 февраля 1995, Питерсфилд, графство Хэмпшир) — английский драматург, киносценарист, режиссёр и актёр. Двукратный обладатель премии «Оскар» (за сценарии к фильмам «Доктор Живаго» и «Человек на все времена»). Двукратный обладатель премии BAFTA (1963 и 1968 годы). Трёхкратный обладатель премии «Золотой глобус» (1966, 1967, 1987 годы). Командор ордена Британской империи с 1972 года.

Биография

Роберт Окстон Болт родился 15 августа 1924 года в Сейле графства Большой Манчестер. Во время Второй мировой войны служил в военно-воздушных силах. Вернувшись домой, поступил на исторический факультет Манчестерского университета. После аспирантуры несколько лет проработал преподавателем английского языка в престижной частной школе Милфилд в графстве Сомерсет. В свободное от работы время Болт писал пьесы и сценарии для радиопостановок. Признание пришло к нему в 1957 году с пьесой «Цветущая вишня», которая с успехом шла на лондонской театральной сцене. Это позволило молодому драматургу оставить профессию учителя и целиком сосредоточится на творчестве.

Его следующая пьеса «Человек на все времена», посвященная жизни знаменитого государственного деятеля сэра Томаса Мора. Спектакль пользовался огромной популярностью в театральном мире Англии (в лондонском «Haymarket Theatre» эта пьеса с аншлагами прошла более 400 раз), а затем был поставлен и на Бродвее.

Успех бродвейского спектакля привлек внимание голливудского «оскароносного» кинопродюсера Сэма Шпигеля, который предложил Роберту Болту «доработать» (а точнее — переделать) сценарий Майкла Уилсона к фильму о легендарном английском разведчике и авантюристе (путешественнике) Томасе Эдварде Лоуренсе. Появившаяся в 1962 году военно-историческая киноэпопея «Лоуренс Аравийский» (режиссёр Дэвид Лин) принесла Роберту Болту сначала престижную премию Британской киноакадемии — BAFTA, а затем и номинацию на «Оскар» за лучший адаптированный сценарий. Несмотря на ожесточенные «закулисные» споры между Уилсоном и Болтом о том, кто какой вклад внес в сценарий, кинокритики (со слов режиссёра Дэвида Лина и продюсера фильма Сэма Шпигеля) отмечали, что большинство диалогов фильма и интерпретации символов были привнесены именно Робертом Болтом, в то время как Уилсон — создатель исторической и сюжетной структур.

Следующей работой Болта для режиссёра Дэвида Лина стала адаптация романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Одноименный фильм вышел в 1965 году и стал очередным крупным достижением, как для режиссёра, так и для сценариста — именно за эту картину Роберт Болт был удостоен своего первого «Оскара» (в номинации — Лучший адаптированный сценарий).

Столь же удачной стала и экранизация пьесы Роберта Болта «Человек на все времена» (1966), осуществленная режиссёром Фредом Циннеманном. Роль Томаса Мора в этом фильме блестяще сыграл известный актёр Пол Скофилд, некогда участвовавший в первой постановке этой пьесы на театральной сцене.

Очередная совместная работа Роберта Болта и Дэвида Лина — историческая драма «Дочь Райана» (1970) — уже не вызвала прежнего зрительского ажиотажа, провалилась в прокате и подверглась жесткой критике в прессе.

В 1972 году Роберт Болт дебютировал, как кинорежиссёр — он поставил костюмированную драму «Леди Каролина Лэм» о жизни и нравах высшего английского общества XVIII века. В главной роли в этом фильме была занята его жена — актриса Сара Майлз.

В этом же году (по указу Королевы Англии Елизаветы II) Роберту Болту был пожалован титул Командора ордена Британской империи.

После провала в прокате фильма «Дочь Райана» и скромного успеха кинокартины «Леди Каролина Лэм», Роберт Болт на несколько лет оставил кинематограф, посвятив себя созданию пьес для театра.

В 1979 году он перенес острый сердечный приступ, который сильно подорвал его здоровье. После инсульта Болт был частично парализован и практически не мог говорить. Когда болезнь немного отступила, сценарист вновь принялся за работу.

Последними значительными работами Роберта Болта в большом кинематографе были сценарии к фильмам «Баунти» (1984, реж. Роджер Дональдсон) и «Миссия» (1986, реж. Роланд Джоффе). Мало кто знает, что эти замечательные сценарии Роберт Болт написал будучи тяжело больным — прикованным к постели.

В фильмах по сценариям Роберта Болта снимались такие актёры, как Питер О'Тул, Джули Кристи, Род Стайгер, Омар Шариф, Лиам Нисон, Джеральдина Чаплин, Энтони Куинн, Пол Скофилд, Энтони Хопкинс, Ванесса Редгрейв, Джереми Айронс, Лоуренс Оливье, Мел Гибсон, Роберт де Ниро и многие-многие другие.

Художественные особенности произведений

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Роберт Болт известен как драматург, который «помещает» своих героев в яркое и ярое противоречие с высшими слоями общества. И пьеса «Человек на все времена» — его первая интерпретация на эту тему, которую он развил в своем экзистенциальном сценарии «Лоуренс Аравийский». Переписывая невнятный сценарий Майкла Уилсона, Роберт Болт представил зрителям Лоуренса (главного героя), как человека, который находится в постоянной борьбе несоответствия личности с английским и арабским мирами.

Именно в это время Роберт Болт был арестован и заключен в тюрьму за публичный протест против распространения ядерного оружия. На суде Роберт Болт категорически отказался подписать заявление о том, что впредь он не будет заниматься такой деятельностью, и был приговорен к одному месяцу тюремного заключения. Продюсер Сэм Шпигель приехал в тюрьму и убедил Болта подписать заявление. Через две недели сценарист был выпущен из тюрьмы.

Чуть позже, в сценарии к фильму «Доктор Живаго», Роберт Болт вложил в киноадаптацию романа Бориса Пастернака характерные чувства и мысли, выражающие непримиримую (но бескровную) борьбу творческого человека со всеразрушающим революционным социумом.

Все главные герои произведений Роберта Болта (как и сам автор) — пацифисты, которые всегда стоят перед выбором: принять жестокий социум таким, каков он есть, или противостоять миру лжи и насилия. Особенно ярко этот драматический конфликт показан в сценарии к фильму «Миссия». Впрочем, и в других сценариях и пьесах Роберта Болта, христианская догма о «непротивлении злу насилием», как правило, заканчивается гибелью главных героев.

Личная жизнь

Роберт Болт был женат четыре раза (причём дважды — на британской актрисе Саре Майлз).

Его первой женой была Селия Робертс, от которой у него трое детей. Супруги развелись в 1963 году.

Затем он сочетался браком с актрисой Сарой Майлз (с 1967 до 1976 года). В этом браке был рожден его четвёртый ребёнок — Томас.

В начале 1980-х годов был недолгим третий брак — с Энн Куинсберри, а после развода Роберт Болт вступил в повторный брак с Сарой Майлз (с 1988 года и до смерти Болта в 1995 году).

У него четверо детей: Салли (которая погибла в автомобильной катастрофе в 1982-м), Бен (кино- и телережиссёр), Джоанна и Том.

Смерть

Роберт Болт скончался в возрасте 70 лет, в графстве Хэмпшир (Англия), после тяжелой и продолжительной болезни, вызванной перенесенным инсультом.

Награды и номинации

Кинопремии

BAFTA

• 1987 год — Номинация за лучший оригинальный сценарий (фильм «Миссия»)
• 1968 год — Приз за лучший сценарий британского фильма (фильм «Человек на все времена»)
• 1963 год — Приз за лучший сценарий (фильм «Лоуренс Аравийский»)

«Оскар»

• 1967 год — Победитель в номинации за «Лучший адаптированный сценарий» (фильм «Человек на все времена»)
• 1966 год — Победитель в номинации за «Лучший адаптированный сценарий» (фильм «Доктор Живаго»)
• 1963 год — Номинация за «Лучший адаптированный сценарий» (фильм «Лоуренс Аравийский»)

«Золотой глобус»

• 1987 год — Приз за лучший сценарий (фильм «Миссия»)
• 1967 год — Приз за лучший сценарий (фильм «Человек на все времена»)
• 1966 год — Приз за лучший сценарий (фильм «Доктор Живаго»)

Государственные награды

• 1972 год — титул Командора ордена Британской империи

Фильмография

Сценарист:

• 1962 — Лоуренс Аравийский
• 1965 — Доктор Живаго
• 1966 — Человек на все времена
• 1969 — Красная палатка
• 1970 — Дочь Райана
• 1972 — Леди Каролина Лэм
• 1984 — Баунти
• 1986 — Миссия

Режиссёр:

• 1972 — Леди Каролина Лэм

Актёр:

• 1962 — Лоуренс Аравийский (эпизод — офицер с трубкой, глядящий на Лоуренса).

Библиография

• Болт Р. Человек для любой поры. Пер. М. Лорие //Семь английских пьес. М., «Искусство», 1968.

Литература

• Краткая литературная энциклопедия. М., 1978. Т. 9. С. 137—138.
• Ивашева В. В. Английская литература. XX век. М., 1967.
• Убайдуллаева Д. Х. Проблема нонконформизма в пьесе Роберта Болта «Человек для любой поры» // Вопросы зарубежного литературоведения. Ташкент, 1981.
• Дрэббл М., Стрингер Дж. Путеводитель по английской литературе. М., 2003. С. 97.
• Prüfer, Sabine. The Individual at the Crossroads: The Works of Robert Bolt, Novelist, Dramatist, Screenwriter. Frankfurt am Main; New York: Peter Lang, 1998
• Turner, Adrian. Robert Bolt: Scenes from Two Lives. London: Hutchinson, 1998. ISBN 0-09-180176-1.

Ссылки

• [www.goodreads.com/author/show/130766.Robert_Bolt Robert Bolt on Goodreads] (англ.)
• [www.doollee.com/PlaywrightsB/bolt-robert.html Robert Bolt] (англ.) — на сайте Doollee.com
• [www.screenonline.org.uk/people/id/488286/index.html Robert Bolt] (англ.) — на сайте the British Film Institute’s Screenonline

Отрывок, характеризующий Болт, Роберт

– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.