Струве, Василий Яковлевич

Запрос «Василий Струве» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Василий Яковлевич Струве
Место рождения:	Альтона, Германия
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	Российская империя Российская империя (подданство с 1842 года)
Научная сфера:	Звёздная астрономия
Место работы:	Дерптская университетская обсерватория Пулковская обсерватория
Альма-матер:	Дерптский университет
Награды и премии:	Золотая медаль Королевского астрономического общества (1826) Королевская медаль (1827)

Васи́лий Я́ковлевич Стру́ве (при рождении Фридрих Георг Вильгельм Струве, нем. Friedrich Georg Wilhelm Struve; 15 апреля 1793, Альтона, Германия — 23 ноября 1864, Санкт-Петербург) — российский немецкий астроном, один из основоположников звёздной астрономии, член Петербургской академии наук (1832), первый директор Пулковской обсерватории, член-учредитель Русского географического общества. Член Американского философского общества с 1853 года.

Династия

В. Я. Струве — основатель династии астрономов, а также государственных деятелей из рода Струве:

• Струве, Василий Яковлевич (1793—1864)
  • Струве, Отто Васильевич (1819—1905) — астроном
    • Струве, Герман Оттович (1854—1920) — астроном
    • Струве, Людвиг Оттович (1858—1920) — астроном
      • Струве, Отто Людвигович (1897—1963)— астрофизик
  • Струве, Бернгард Васильевич (1827—1889) — государственный деятель
    • Струве, Пётр Бернгардович (1870—1944) — политический деятель
  • Струве, Генрих Васильевич (1822—1908) — российский химик
  • Струве, Кирилл Васильевич (1835—1907) — русский астроном и дипломат
  • Струве, Василий Васильевич (1889—1965) — советский востоковед, академик АН СССР

Биография

Василий Яковлевич Струве (при рождении Фридрих Георг Вильгельм Струве) родился в немецкой семье директора гимназии математика Якова Струве (нем. Jacob Struve) (1755—1841) в датском (ныне немецком) городе Альтона близ Гамбурга и провел в этом городе свои школьные годы.

В 1808 году из-за угрозы насильственного призыва в Великую армию Наполеона он бежал из Германии в Дерпт, где он получил филологическое образование в Дерптском (ныне Тартуском, Эстония) университете: за диссертацию «De studiis criticis et grammaticis apud Alexandrinos» он получил золотую медаль; затем, в течение трёх лет, изучил астрономию и, защитив в 1813 году диссертацию «De geographicae Speculae Dorpatensis positione», поступил на работу в Дерптскую университетскую астрономическую обсерваторию, одновременно преподавая в университете.

В 1815 году, в Альтоне, он женился на Эмилии Валль (нем. Emilie Wall, 1796—1834), с которой имел 12 детей, четверо из которых умерли в детском и юношеском возрасте.

С 1819 года он — директор Дерптской обсерватории и ординарный профессор университета.

За двадцать лет на посту директора обсерватории он оснастил её первоклассными для того времени инструментами: рефрактором Фраунгофера и гелиометром фирмы Репсольд. Начиная с 1824 года (по 1837) он провёл микрометрические измерения 2714 двойных звезд; в 1827 году был опубликован первый каталог. В 1828 году принял опеку над племянником Теодором Струве, опекуном которого до этого был его младший брат профессор анатомии Дерптского университета Людвиг Струве (1795—1828).

В 1830 году Николаю I был представлен доклад В. Я. Струве о задачах новой большой астрономической обсерватории под Санкт-Петербургом. Начиная с 1833 года он — наиболее активный участник сооружения Пулковской обсерватории, открытой 19 августа 1839 года. В. Я. Струве стал её первым директором.

После смерти в 1834 году первой жены, он женился на Иоганне Бартельс (1807—1867), дочери математика Мартина Бартельса; с ней у него было ещё шесть детей, из них четверо пережили отца.

Благодаря его усилиям Пулковская обсерватория была оборудована совершенными инструментами (в том числе в то время самым большим в мире рефрактором с 38-сантиметровым объективом). Под руководством В. Я. Струве и военного геодезиста К. И. Теннера было проведено градусное измерение дуги меридиана на огромном пространстве от побережья Ледовитого океана до устья Дуная (см. Дуга Струве) и получены ценные материалы для определения формы и размеров Земли.

Под руководством В. Я. Струве была определена система астрономических постоянных, получившая в своё время всемирное признание и использовавшаяся в течение 50 лет. С помощью построенного по его идее пассажного инструмента Струве определил постоянную аберрации света. В области звёздной астрономии Струве открыл реальное сгущение звёзд к центральным частям Галактики и обосновал вывод о существовании и величине межзвёздного поглощения света. Много времени уделял Струве изучению двойных звёзд. Составленные им два каталога двойных звёзд были опубликованы в 1827 и 1852 годах. Струве принадлежит одно из первых в истории (1837) успешное измерение ‎годичного параллакса звезды (Веги в созвездии Лиры). В середине XIX века участвовал в создании Лиссабонской астрономической обсерватории.

В. Я. Струве был почётным членом многих иностранных академий и обществ.

• Фотографии
• Wilhelm Struve. 1837.jpg

  В. Я. Струве, 1837 год.

• Vilgelm Struve.jpg

  В. Я. Струве.

Память

• В 1913 году открытая русским астрономом Г. Н. Неуйминым малая планета номер 768 была названа Струвеана (англ. Struveana) в честь астрономов семейной династии В. Я., О. В. и Г. О. Струве.
• В 1954 году была выпущена почтовая марка СССР  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 1779), посвящённая Пулковской обсерватории, с портретом В. Я. Струве и двух других известных российских астрономов. К столетию со дня смерти, в 1964 году вышла марка СССР, посвящённая В. Я. Струве  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 3128). Его портрет присутствует на марках, посвящённых дуге Струве: выпущенной Литвой в 2009 году, выпущенных Латвией, Эстонией и Швецией в 2011 году.

В 1964 году Международный астрономический союз присвоил имя Василия Яковлевича Струве кратеру на видимой стороне Луны (совместно с О. Л. Струве и О. В. Струве).

Труды

• Струве В. Я. Этюды звездной астрономии. Перевод М. С. Эйгенсона. Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1953. — Серия: Классики науки.
  • Исследования распределения звезд в пространстве и Млечного Пути (9). О расстояниях неподвижных звезд (по исследованию г-на А. Ф. Петерса, астронома Центральной обсерватории) (99).
  • ПРИЛОЖЕНИЯ (169): Б. А. Орлов. Василий Яковлевич Струве. (171).Список работ В. Я. Струве (223). Список некоторых работ о В. Я. Струве и об его эпохе (232).

См. также

• Дуга Струве
• Струве (лунный кратер)

Литература

• Новокшанова (Соколовская) З. К. Василий Яковлевич Струве. — М.: Наука, 1964. — 296 с. — 3200 экз.
• Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Струве, Василий Яковлевич
• [web.archive.org/web/20110723020909/www.gao.spb.ru/personal/chubey/Struve_dyn.pdf Династия Струве] (PDF)
• [www.astronet.ru/db/msg/1220012 Струве Василий Яковлевич], серия «Астрономы»
• [www.bbl-digital.de/eintrag// Струве, Василий Яковлевич] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital  (нем.)

Отрывок, характеризующий Струве, Василий Яковлевич

Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.