Воинов, Александр Львович

Александр Львович Воинов
Портрет мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1770(1770)
Дата смерти	1831(1831)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Звание	генерал от кавалерии
Командовал	Ингерманландский драгунский полк, 12-я дивизия, 3-й корпус, 3-й рез. кав. корпус, 1-й пех. корпус, Гвардейский корпус, 7-й корпус,
Сражения/войны	Польская кампания 1794 года, Швейцарский поход Суворова, Русско-турецкая война 1806—1812, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 годов, Русско-турецкая война 1828—1829
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1794), Орден Святой Анны 2-й ст. (1807), Орден Святого Георгия 3-й ст. (1811), Орден Святой Анны 1-й ст. (1807), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1810), Орден Святого Владимира 1-й ст. (1828), Орден Святого Александра Невского (1820), Золотое оружие «За храбрость» (1828)

Алекса́ндр Льво́вич Во́инов (1770—1831) — русский генерал, участник Наполеоновских войн.

Биография

Родился в 1770 году.

Десятилетним был записан в лейб-гвардии Преображенский полк; в 1781 году переведён в лейб-гвардии Конный полк и в 1785 году произведён в корнеты. Переведённый в 1793 году в Изюмский легко-конный полк с чином подполковника, Воинов участвовал в войне с Польшей в 1794 году и за штурмы Вильны и Ковны был награждён 28 июня 1794 года орденом св. Георгия 4-й степени за № 1046

Во уважение отличного мужества, оказанного 14 июня против польских мятежников при м. Соли, где отбил пушку

23 ноября 1797 года произведён в полковники, а 18 марта 1798 года назначен командиром Ингерманландского драгунского полка, с которым принял участие в Швейцарском походе Суворова. 15 апреля 1799 года произведён в генерал-майоры и назначен шефом Стародубовского кирасирского полка.

Приняв участие в войне с Турцией в 1806—1812 годов, Воинов отличился при осаде Измаила, в 1810 году — в сражениях при Базарджике и Шумле, за что был произведён 14 июня в генерал-лейтенанты и 19 сентября был назначен начальником 12-й дивизии, с которой он отличился в 1811 году при взятии Рущука и получил 22 сентября 1811 года орден св. Георгия 3-й степени (№ 222 по списку Степанова и Григоровича)

В воздаяние отличных подвигов мужества и храбрости, оказанных в сражениях против турецких войск 20 и 22-го июня при Рущуке

В Отечественную войну 1812 года состоял в Дунайской армии, где был командиром 3-го корпуса. Принял участие в боях под Пружанами, Борисовом, Стаховым. В ходе Заграничных походов 1813—1814 годов, отличился при осаде Торна.

В 1815 году назначен командиром 3-го резервного кавалерийского корпуса, а 16 февраля 1822 года — 1-го пехотного корпуса; 12 декабря 1823 года произведён в генералы от кавалерии. 12 декабря 1824 года, по выбору великого князя Николая Павловича, назначен командиром Гвардейского корпуса. 14 декабря 1825 года Воинов несколько раз выезжал к бунтовавшим войскам для увещания их, причём Кюхельбекер выстрелил в него, но промахнулся. Пожалованный 15 декабря 1825 года в генерал-адъютанты, Воинов был назначен членом Верховного суда над декабристами.

8 ноября 1826 года командиром Гвардейского корпуса был назначен великий князь Михаил Павлович, и Воинов получил в командование 7-й корпус во 2-й армии графа Витгенштейна. В войну с Турцией 1828—1829 годов Воинов был назначен начальником всей кавалерии действующей армии, 21 июля 1828 года награждён золотой саблей с надписью «За храбрость». В 1829 году он был зачислен по гвардейской кавалерии и в 1830 году уволен в бессрочный отпуск. Умер в 1832 году (исключён из списков 17 октября).

Император Николай I в своих записках дал следующую характеристику Воинова: «Человек почтенный и храбрый, но ограниченных способностей, не сумевший приобрести никакого веса в своем корпусе». Ланжерон в своих воспоминаниях («Русская старина», 1910 год) называет его «хорошим, честным человеком».

Кроме двух орденов св. Георгия Воинов имел ордена св. Анны 2-й (30 января 1807 года) и 1-й степени с алмазными знаками (25 ноября 1807 года), св. Владимира 2-й (23 ноября 1810 года) и 1-й степеней (25 июня 1828 года), св. Александра Невского (2 августа 1820 года, алмазные знаки к этому ордену пожалованы 30 августа 1828 года).

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_v22.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 340.

Отрывок, характеризующий Воинов, Александр Львович

– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]