Восстание Политцентра

Восстание Политцентра (24 декабря 1919 — 5 января 1920) — антиколчаковское восстание организации «Политический центр» в Центральной Сибири.

Предыстория

С начала Гражданской войны в Сибири очень сильны были позиции партии эсеров. Политические цели эсеров не разделяли многие радикально настроенные офицеры, и одной из реакций на деятельность эсеров явился ноябрьский переворот в Омске, в результате которого к власти пришёл адмирал Колчак. Чтобы не быть на глазах властей, эсеры из Омска стали перебираться подальше на восток, и в итоге многие из них осели в Иркутске. Распоряжавшийся дальше на востоке, в Забайкалье, атаман Семёнов был настроен ещё радикальнее, чем омское правительство, а в Иркутске с первых дней занятия его белыми все ключевые посты занимали эсеры: управляющим губернией был П. Д. Яковлев, городским головой — А. Н. Кругликов, председателем городской думы — П. В. Зицерман, председателем Иркутской земской управы — И. Х. Петелин.

Ход событий

Образование Политцентра и подготовка восстания

В начале октября 1919 года в Иркутске образовалась Автономная сибирская группа социалистов-революционеров. 15 октября группа выпустила декларацию, обвинявшую эсеров в бездеятельности, призывавшую к сотрудничеству с большевиками и отказу от идеи Учредительного собрания. 22 октября в Иркутске прошла эсеровская партийная конференция, высказавшаяся за немедленное начало вооружённой борьбы с режимом А.В.Колчака. Эсеры взяли курс на создание буферной государственности на основе однородного социалистического правительства с центром в Иркутске.

12 ноября в Иркутске по инициативе местной земской управы открылось Всесибирское совещание земств и городов. На совещании был образован Политический центр. Эсеры предложили большевикам совместно подготовить восстание. Сначала большевики пошли на обсуждение условий участия, но потом отозвали представлявшего их И.В.Сурнова, который впоследствии вернулся на совещание по подготовке выступления как наблюдатель. Основную ставку эсеры сделали на агитацию в тыловых частях колчаковской армии.

Восстания в городах Енисейской и Иркутской губерний

В ночь на 21 декабря под руководством Э.С.Алко началось эсеровское выступление в Черемхово. Рабочие на Черемховских шахтах традиционно сочувствовали социалистам, а контроль повстанцев над углём вынудил чехословаков воздержаться от вмешательства. Черемховский железнодорожный батальон в количестве 400 человек под руководством прапорщика Хорошего присоединился к восставшим. На станции Забитуй из эшелона было освобождено 250 политических заключённых, этапируемых из Красноярска. Одновременно власть Политцентра была установлена в Нижнеудинске и Балаганске.

23 декабря эсеры во главе с Е.Е.Колосовым выступили в Красноярске. 24 декабря в Нижнеудинске чехословаки под предлогом защиты от восставших на две недели взяли под фактический негласный арест поезд с верховным правителем России А.В.Колчаком.

Восстание в Иркутске

Зная о подготовленном эсерами восстании, иркутские большевики не могли сразу открыто принять в нём участие, так как против них могли бы выступить чехословаки; к действиям же эсеров чехословаки относились с благожелательным нейтралитетом. 24 декабря, накануне выступления, контрразведка штаба Иркутского военного округа задержала революционный комитет эсеров из 28 человек; скрыться удалось только Н. С. Калашникову, В. В. Максимову-Соколову и М. Я. Линдбергу, а затем В. П. Неупокоеву, остальные были арестованы и впоследствии убиты.

В 18 часов 24 декабря по приказу Политцентра штабс-капитан Н. С. Калашников и В. П. Мерхалев возглавили выступление в Глазкове 53-го Сибирского стрелкового полка, одновременно выступила Иркутская местная бригада. С переходом на сторону повстанцев местной бригады в их руках оказались богатые военные склады станции Батарейная, которые она охраняла. Повстанцы стали Народно-революционной армией, которую возглавил Н. С. Калашников. В частях отстранили старых командиров, а к новым приставили комиссаров Политцентра. Восставшие также развернули рабочие дружины: одну — в Глазкове, из 450 железнодорожников, другую — в Знаменском предместье, из 400 рабочих.

Оставшиеся верными А. В. Колчаку части от восставших отделяла ещё не замёрзшая Ангара. Понтонный мост был сорван ледоходом, а пароходы контролировались интервентами. Начальник Иркутского гарнизона генерал-майор Е. Г. Сычёв, объявив с 12 часов 25 декабря осадное положение, уведомил командование интервентов о планах артиллерийского обстрела казарм 53 полка, однако главнокомандующий интервентами генерал М.Жанен запретил обстрел, пригрозив ответной стрельбой по городу, а полосу, где находились восставшие, объявил нейтральной. Все находившиеся в городе офицеры были мобилизованы на борьбу с повстанцами и переведены на казарменное положение.

Восставшие рассчитывали на помощь управляющего губернией П. Д. Яковлева, но он, объявив 25 декабря об уходе в отставку, сначала занял двойственную позицию, а 28 декабря вообще скрылся. Планировавшийся переход ряда частей в центре города на сторону повстанцев задержался из-за арестов руководителей Политцентра. В результате в городе образовалась линия фронта, колебавшаяся то в одну, то в другую сторону.

Прибытие семёновцев

Г. М. Семёнов, которого А. В. Колчак 23 декабря 1919 года назначил главнокомандующим войсками Забайкальского, Приамурского и Иркутского военных округов, а 24 декабря произвёл в генерал-лейтенанты, направил в Иркутск из Верхнеудинска около 1000 человек во главе с генерал-майором Л. Н. Скипетровым. Одновременно Г. М. Семёнов послал М.Жанену оказавшуюся безрезультатной телеграмму, просившую «или о немедленном удалении из нейтральной зоны повстанцев, или же не чинить препятствий к выполнению подчинёнными мне войсками приказа о немедленном подавлении преступного бунта и о восстановлении порядка».

Семёновские части прибыли по железной дороге к Иркутску 30 декабря. Непосредственно на станцию Иркутск бронепоезда белых не попали, так как железнодорожники пустили навстречу головному бронепоезду паровоз, повредив его и путь. Тогда семёновцы высадили у семафора 600 человек при 4 орудиях и 8 пулемётах, и начали атаку Глазкова. Белым удалось захватить часть Глазкова до железнодорожного вокзала. Однако в дело неожиданно вмешались чехословаки, которые, ссылаясь на приказание М.Жанена, потребовали немедленно прекратить бой и отвести войска на станцию Байкал, грозя в противном случае применить вооружённую силу. В подтверждение своих намерений чехословаки выдвинули бронепоезд «Орлик», который по вооружению и оборудованию был сильнее трёх бронепоездов семёновцев вместе взятых. Ввиду невозможности связаться с городом и малочисленности отряда Л. Н. Скипетрову пришлось отвести войска.

Победа восстания

3 января 1920 года представители враждующих сторон были вызваны на вокзал для переговоров о перемирии в присутствии интервентов. Днём 3 января был опубликован приказ генерала Е. Г. Сычёва о перемирии на 24 часа. Е. Г. Сычёв и группа офицеров бежали за Байкал. 4 января адмирал А. В. Колчак, находясь в Нижнеудинске, сложил полномочия Верховного правителя, передав их генералу А. И. Деникину, а «всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской восточной окраины» — атаману Г. М. Семёнову. В 18 часов 4 января две роты семёновцев отошли из Иркутска в Лиственничное, а последовавшие за ними оренбургские юнкера были задержаны иркутскими казаками, вставшими на сторону Политцентра.

В 19 часов 4 января, когда возобновились переговоры, в центре Иркутска выступила военно-революционная организация Политцентра, к которой присоединились егеря, 54-й полк и казаки. Они арестовали часть колчаковских министров, генерала Потапова и полковника Благовещенского. Иркутские юнкера, занимавшие фронт по реке Ушаковка, в 23 часа узнали, что они брошены. Некоторое время они отбивались от чехословаков в Воскресенской церкви, а затем сдались. К 2 часам ночи 5 января весь Иркутск оказался во власти Политцентра.

Итоги и последствия

5 января сформированный Политцентром Временный совет Сибирского народного управления объявил себя властью на территории, «очищенной от власти реакции» от Иркутска до Красноярска. В связи с тем, что ещё 25 декабря 1919 года Г.М,Семёнов в связи с недостатком угля на Забайкальской железной дороги запретил пропускать экстренные поезда любых лиц, включая представителей Антанты (требуя прицеплять их отдельные вагоны к обычным поездам), он настроил интервентов против себя. 9 января на станции Подорвиха чешским бронепоездом «Орлик» были ликвидированы два семёновских бронепоезда. На станции Байкал чехословаки с боем разоружили семёновский гарнизон и взяли в плен генерала Л. Н. Скипетрова. При поддержке 30-го американского полка чехословаки разоружили семёновцев и на станциях Мартуй, Слюдянка, Кутулик.

Литература

• Новиков П. А. Гражданская война в Восточной Сибири. — М.: Центрполиграф, 2005. — ISBN 5-9524-1400-1.

Отрывок, характеризующий Восстание Политцентра

– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]