Гадоев, Хашим

Хашим Гадоев
Ҳошим Гадоев
Профессия:	актёр, театральный режиссёр, театральный педагог, прозаик
Годы активности:	1961 — н. в.
Театр:	Таджикский театр драмы им. Лахути
Награды:

Хашим Гадоев (тадж. Ҳошим Гадоев, род. 10 мая 1937, Куляб, Таджикская ССР) — советский таджикский актёр театра и кино, театральный режиссёр, педагог, писатель. Народный артист СССР (1988).

Биография

Хашим Гадоев родился 10 мая 1937 года в Кулябе (ныне — в Хатлонской области, Таджикистан).

В 1960 году окончил таджикскую студию ГИТИСа (художественные руководители — профессора Б. В. Бибиков и О. И. Пыжова), в 1965 — Высшие режиссёрские курсы при ГИТИСе в Москве (мастерская Н. П. Охлопкова).

С 1961 года — актёр и режиссёр Таджикского театра драмы им. А. Лахути (Душанбе).

Сыграл на сцене более 150 ролей, поставил множество спектаклей, главный из которых «Царь Эдип» Софокла ставился на сцене более сто раз. К юбилею Рудаки в 2008 году поставил спектакль о жизни и творчестве этого великого поэта и мыслителя.

Играл на сценах Ленинабадского музыкально-драматического театра им. А. С. Пушкина (ныне Худжандский театр музыкальной комедии им. К. Худжанди), Русского драматического театра им. В. Маяковского в Душанбе.

В кино — с 1963 года. Снялся в более 50 картинах таджикских и иностранных режиссёров, на киностудиях «Таджикфильм», «Узбекфильм», «Азербайджанфильм», «Беларусьфильм». Сдублировал на таджикский язык более 100 ролей в художественных фильмах.

Член Союза кинематографистов Таджикской ССР (1972).

Занимается преподавательской деятельностью, с 1996 года — доцент, позже профессор Таджикского государственного института искусств им. М.Турсун-заде в Душанбе. В 1970 году поставил спектакли со своими студентами: «Мир животных» С. Насафи, «Царь Тыква» А. Бахори, «Рассказы» А. П. Чехова.

Хашим Гадоев — автор биографических книг и философских эссе (11 книг): «Розхо», «Ассо», Танхо", «Андешахо», «Я!?», «Кундж», «Кометы», «Джонбуз», «Ку», «Думы», «Мой Сухроб». Его философские притчи более 10 лет печатаются в еженедельнике «Чархи Гардун».

Награды и звания

• Народный артист Таджикской ССР (1979)
• Народный артист СССР (1988)
• Государственная премия СССР (1987) — за исполнение заглавной роли в спектакле «Эдип» Софокла на сцене Таджикского ГАДТ имени А. А. Лахути
• Государственная премия Таджикской ССР им. Рудаки (1973) — за роль Сухраба в фильме «Рустам и Сухраб»
• Премия им. Анахита (1995)
• Орден «Звезда Президента Таджикистана»
• Почётный знак «Отличник Министерства культуры СССР».

Творчество

Роли в театре

• 1962 — «Песня гор» Г. Абдулло — Содик
• 1963 — «Коварство и любовь» Ф. Шиллера — Фердинанд
• 1965 — «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина — Дон Жуан
• 1966 — «Мачеха» О. де Бальзака — Фердинанд Маркандаль
• 1967 — «Рустам и Сухраб» Г. Абдулло — Сухраб
• 1970 — «Орзу» М. Назарова — Ризо
• «Гамлет» У. Шекспира — Гамлет
• «Ревизор» Н. Гоголя — Хлестаков
• «Шах Исмаил Самани» М. Бахти — Исмаил Самани
• «Царь Эдип» Софокла — Эдип

Постановки

Таджикский академический театр драмы имени А. Лахути

• 1965 — «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина
• 1970 — «Эзоп» Г. Фигейредо
• 1976 — «Краснопалочники» С. Улуг-зоды
• «Царь Эдип» Софокла

Ленинабадский музыкально-драматический театр им. А. С. Пушкина

• 1960 — «Африканская любовь» П. Мериме
• 1960 — «Квартирант» Ф. Ансори
• 1960 — «Случайная болезнь» Х. Содыкова

Фильмография

• 1963 — Двенадцать часов жизни — Камил
• 1964 — Звезда Улугбека — Шахзаде Абдуллатиф
• 1967 — Беглец (телевизионный)
• 1965 — Родившийся в грозу
• 1969 — Разоблачение — Базайшо
• 1971 — Здесь проходит граница — Тюркан, турист-агент иностранной разведки
• 1971 — Рустам и Сухраб — Сухраб
• 1972 — Ураган в долине — Ярматов
• 1972 — Четверо из Чорсанга — Максуд
• 1973 — Борцы (короткометражный)
• 1974 — Рубеж
• 1975 — Последняя охота (короткометражный)
• 1975 — Свет погасших костров (по мотивам дастана «Китаби Деде Коркут») — Газан-хан
• 1977 — Осада — Нияз
• 1977 — Первая любовь Насреддина — Талгат-бек
• 1978 — Женщина издалека — Саша Расулов
• 1980 — Служа Отечеству — Бобо Пештуни
• 1982 — Здесь тебя не встретит рай
• 1983 — Пробуждение — Кудрат
• 1983 — Рыцари черного озера — Кули
• 1984 — Государственная граница. Красный песок — Мумин-бек
• 1987 — Джура — охотник из Мин-Архара — эпизод
• 1990 — Битва трех королей — Агат-Мора, турецкий бей Алжира
• 1995 — Зов предков. Согдиана — ихшид Гурек, правитель Согдианы.

Ссылки

• [www.kinopoisk.ru/level/4/people/457262/ Хашим Гадоев] на kinopoisk.ru
• [news.tj/ru/newspaper/article/moi-sukhrob-khoshima-gadoeva Мой Сухроб Хошима Гадоева]

Отрывок, характеризующий Гадоев, Хашим

– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…