Гибель богов (фильм)
| Гибель богов | |
| La caduta degli dei | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Альфред Леви |
| Автор сценария |
Никола Бадалукко |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Eichberg-Film GmbH |
| Длительность |
167 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Гибель богов» (итал. La caduta degli dei) — кинофреска Лукино Висконти (1969) о распаде семейства промышленной аристократии (наподобие Круппов из Эссена) и о событиях, связанных с ночью длинных ножей в третьем рейхе. Главные роли исполнили любовник Висконти Хельмут Бергер, Дирк Богард и Ингрид Тулин. Фильм имел оглушительный успех в европейском прокате[1]. Он открывает собой «германскую трилогию» Висконти и вереницу артхаусных лент о нацизме и его истоках[1].
Сюжет
Германия, 27 февраля 1933 года. Барон Иоахим фон Эссенбек, глава металлургического концерна, празднует день своего рождения в кругу родственников и приближённых. Здесь собираются: младший сын Иоахима, Константин фон Эссенбек с сыном Гюнтером; внучатая племянница Элизабет и её муж Герберт Тальман, вице-президент концерна; вдова старшего сына Иоахима, Софи фон Эссенбек, её сын Мартин, законный наследник достояния фирмы, а также её любовник Фридрих Брукман, исполнительный директор сталелитейных заводов. Кроме того, присутствует кузен Софи — гауптштурмфюрер СС Ашенбах.[2]
Когда Мартин в женском обличье имитирует танец Марлен Дитрих из «Голубого ангела», торжество прерывает срочное сообщение из Берлина о поджоге Рейхстага. Глава семейства объявляет своё решение назначить вице-президентом Константина, члена нацистской партии, занимающего важный пост в СА. Отправленный в отставку Герберт, человек либеральных убеждений, понимает, что теперь он может спастись лишь бегством за границу. Пользуясь ситуацией, Фридрих, подстрекаемый Софи и Ашенбахом, ночью убивает старого Иоахима в его спальне; ответственность за это возлагается на бежавшего Герберта.
Отныне формальным главой концерна должен стать наследник — Мартин, испорченный юноша со скованной волей. По наущению матери он выдвигает на пост президента Фридриха. После самоубийства девочки-еврейки Лизы Келлер, которую совратил Мартин, осведомлённый Константин начинает шантажировать Мартина, и тот, запаниковав, прячется на чердаке замка. Софи договаривается с Ашенбахом о том, как замять это дело и как устранить Константина с помощью Фридриха.
На рассвете 30 июня 1934 года в Бад-Висзее, в расположение отрядов СА, где накануне состоялось празднество, закончившееся пьяной оргией, прибывает отряд СС во главе с Ашенбахом, чтобы истребить собравшихся здесь штурмовиков (см. Ночь длинных ножей). В этой акции участвует Фридрих, который, исполняя волю Софи, расстреливает Константина из автомата. Всячески провоцируя борьбу за власть в семействе Эссенбеков, эсэсовец Ашенбах использует каждого из участников этой борьбы в интересах нацистского дела.
Софи устраняет Элизабет, добившись отправки её в концлагерь, где она впоследствии умирает, и интернирования детей, чтобы вынудить её мужа Герберта вернуться и предать себя в руки гестапо. Ашенбах убеждает юного Гюнтера, сына Константина, вступить в гитлеровскую партию, но главную свою ставку делает теперь на Мартина, разжигая в нём жажду власти и его затаённую ненависть к матери, подавляющей его волю.
Стремясь к самоутверждению, Мартин насилует мать. Вскоре он, уже облачённый в мундир СС, устраивает в фамильном замке банкет по случаю её свадьбы с Брукманом. Пройдя ритуал венчания, полупомешанная Софи и покорно повинующийся Фридрих получают от Мартина «в подарок» ампулы с цианистым калием. В финале Мартин с нацистским приветствием застывает над трупами новобрачных.
В ролях
- Хельмут Бергер — Мартин фон Эссенбек
- Дирк Богард — Фридрих Брукман
- Ингрид Тулин — Софи фон Эссенбек
- Хельмут Грим — Ашенбах
- Рено Верле — Гюнтер фон Эссенбек
- Умберто Орсини — Герберт Тальман
- Рейнхард Кольдехоф — Константин фон Эссенбек
- Альбрехт Шёнхальс — Йоахим фон Эссенбек
- Флоринда Болкан — Ольга
- Нора Риччи — гувернантка
- Шарлотта Рэмплинг — Элизабет Тальман
- Ирина Ванка — Лиза
- Карин Миттендорф — Тильда Тальман
- Валентина Риччи — Эрика Тальман
- Вольфганг Хиллингер — Янек
- Эстер Карлони — Маделина
Истоки
Идея снять фильм об истоках нацизма родилась у Висконти из планов переснять «Макбет» на современном историческом материале[1]. Размышляя о возможных соответствиях сюжету шекспировской пьесы в современной истории, он натолкнулся на журнальную статью о семействе Круппов, которое финансировало военную индустрию Третьего рейха[1]. По мере работы над сценарием в сюжет были введены мотивы «Царя Эдипа» (кровосмесительная связь сына с матерью) и «Гамлета» (мстящий матери и её любовнику сын-изгой)[1]. История нравственного разложения семейства была переосмыслена как образ «гибели богов» — падения патриархальной Европы с её вековыми культурными устоями. По мнению А. Плахова, Висконти удалось сплавить воедино миф и историю, зарифмовать семейное и социальное[3].
Реакция
После выхода фильма в прокат одни рецензенты поносили его за декадентство и тяжеловесное жонглирование приевшимися литературными реминисценциями, другие — сравнивали с произведениями оперного искусства. По словам одного французского критика, «Гибель богов» — это «шекспировская трагедия, поставленная как опера Вагнера»[4]; другой критик писал, что это история Круппов, увиденная глазами Верди[5]. Фильм выдвигался на премии «Оскар» за лучший оригинальный сценарий и «Золотой глобус» самому многообещающему новичку (Хельмут Бергер). В американский прокат лента вышла в урезанном виде (без сцены оргии) и под другим названием — «Проклятые» (The Damned).
Влияние
Вслед за «Гибелью богов» появилось несколько других фильмов, искавших истоки фашизма в сексуальных перверсиях; среди них наиболее известны: «Конформист» Б. Бертолуччи (1970), «Ночной портье» Лилианы Кавани (1974), «Салон Китти» Тинто Брасса (1976). Нарисованный Висконти образ уничтожающей себя изнутри семьи был переосмыслен Фр. Копполой в «Крёстном отце» (1972)[6] и П. Шеро в «Королеве Марго» (1994)[7]. Особенно неизгладимое впечатление «Гибель богов» произвела на Фассбиндера, который считал его едва ли не величайшим из всех фильмов[8] и не раз цитировал из него отдельные сцены (например, в «Китайской рулетке»)[9].
Напишите отзыв о статье "Гибель богов (фильм)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Bacon, Henry. Visconti: Explorations of Beauty and Decay. Cambridge University Press, 1998. ISBN 978-0-521-59960-3. Pages 145—148.
- ↑ В монографии о Висконти Г. Бэкон отмечает, что в родственных отношениях Эссенбеков можно разобраться только после неоднократных просмотров фильма.
- ↑ [www.afisha.ru/movie/169095/review/154736/ Фильм «Гибель богов» — Рецензия (4 из 4) — Афиша]
- ↑ [www.kommersant.ru/doc/98121 Ъ-Газета — «Гибель богов» на НТВ]
- ↑ Peter E. Bondanella. Italian Cinema: From Neorealism to the Present. Continuum International Publishing Group, 2001. ISBN 0-8264-1247-5. Page 264.
- ↑ Geoffrey Nowell-Smith. Luchino Visconti. British Film Institute, 2003. 3rd edition. Page 211.
- ↑ Julianne Pidduck. La reine Margot (Patrice Chéreau, 1994). University of Illinois Press, 2005. ISBN 978-0-252-07331-1. Page 17.
- ↑ Fassbinder über Fassbinder. ISBN 978-3-88661-268-0. Page 358.
- ↑ [www.kommersant.ru/doc/79146 Ъ-Газета — Ретроспектива Фасбиндера на НТВ]
Ссылки
- «Гибель богов» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v12016 Гибель богов] (англ.) на сайте allmovie
|
||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гибель богов (фильм)
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
