Голицын, Михаил Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Николаевич Голицын<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Эстляндский губернатор
30 января — 30 мая 1797
Предшественник: Лангель, Андрей Андреевич
Преемник: Дмитрий Фёдорович Глинка
Ярославский губернатор
10 июня 1801 — 12 января 1817
Предшественник: Василий Пахомович Слудин
Преемник: Гавриил Герасимович Политковский
 
Рождение: 19 мая 1757(1757-05-19)
Смерть: 3 апреля 1827(1827-04-03) (69 лет)
 
Награды:

Князь Михаил Николаевич Голицын (19 мая 1757 — 3 апреля 1827) — ярославский губернатор, тайный советник из рода Голицыных (линия Алексеевичей).



Биография

Сын капитана гвардии князя Николая Сергеевича Голицына от второго брака с Екатериной Михайловной Бобрищевой-Пушкиной. Брат Александра Голицына — фаворита Александра I.

Обучался в Пажеском корпусе, по окончании которого в 1773 году стал придворным камер-пажом. В апреле 1777 года зачислен на службу поручиком лейб-гвардии Преображенского полка. На гражданскую службу уволен в 1780 году в чине полковника.[1]

Председатель Ярославской казённой палаты и Ярославский вице-губернатор в 1793—1797 годах. Эстляндский губернатор с 30 января по 30 мая 1797 года. Ярославский губернатор с 10 июня 1801 по 12 января 1817. Продолжил начатое А. П. Мельгуновым благоустройство Ярославля. Во время Отечественной войны 1812 года возглавил учреждённый в Ярославле Комитет Ярославской военной силы. Пожертвовал на Ярославское ополчение 5000 рублей. Действительный статский советник (1817). Почётный опекун Московского воспитательного дома, писатель.[2] Награждён орденами Святой Анны 1-й степени, Святого Владимира 2-й степени[1]

С 1785 года Михаил Николаевич владел усадьбой Карабиха, он провёл её реконструкцию до современного вида — в дальнейшем она принадлежала поэту Н. А. Некрасову и ныне является его музеем-заповедником. Похоронен на кладбище Даниловского монастыря в Москве.[3]

Семья

Был трижды женат[4]:
Первая жена (с 30.01.1778) — Прасковья Петровна Бём (1764—1784), их сын Степана умер во младенчестве.

Вторая жена (с 1786) — Федосья Степановна Ржевская (1760—1795), дочь генерал-поручика С. М. Ржевского, выпускница Смольного института. Умерла совсем молодой и была похоронена вместе с дочерью Софьей (1788—1793) на Урусовском кладбище Толгского монастыря в Ярославле. Сын Николай (1790—1812), штабс-капитан, погиб холостым под Бородином.

Третья жена (с 1796) — графиня Наталья Ивановна Толстая (1774—1841), дочь графа Ивана Матвеевича Толстого от брака с Аграфеной Ильиничной Бибиковой; единственная сестра графа А. И. Остерман-Толстого. По отзыву современницы, княгиня Голицына была, в своем роде, замечательная женщина по уму, самостоятельному характеру и оригинальному обращению в обществе. Свой дом в Москве она держала открытым и принимала в нем ежедневно с особым радушием все избранного московское общество; тут иногда танцевали, а более занимались музыкой[5]. Похоронена рядом с мужем на кладбище Даниловского монастыря. Дети:

Напишите отзыв о статье "Голицын, Михаил Николаевич"

Примечания

  1. 1 2 [depfin.adm.yar.ru/depfin/scripts/history2.asp?arg=2 Руководители финансовых органов Ярославской губернии (1777—1918 гг.)]
  2. [www.adm.yar.ru/power/gub/gubern/golicin.shtml Ярославия. Галерея губернаторов]
  3. [www.moskvam.ru/2003/12/ryabinin.htm Юрий Рябинин. Билет на кладбище (Кладбище Даниловского монастыря)]
  4. [r-g-d.ru/G/golicin.htm Российское Генеалогическое Древо. Голицыны]
  5. Воспоминания Е. И. Раевской // Исторический Вестник, 1898, № 11.— С. 544.

Отрывок, характеризующий Голицын, Михаил Николаевич

Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?