Конрад, Енё

Енё Конрад
Общая информация
Полное имя	Енё Конрад
Родился	13 августа 1894(1894-08-13) Бачка Паланка, Австро-Венгрия
Умер	15 июля 1978(1978-07-15) (83 года) Нью-Йорк, США
Гражданство	Венгрия
Позиция	защитник
Должность	главный тренер
Карьера
Молодёжные клубы
1908—1911	Будапештер АК
Клубная карьера*
1911—1915	МТК
1918—1919	МТК
1919	Обер-Санкт Вайтер
1920—1915	Аматеурен (Вена)
1924—1925	Виенна
Национальная сборная**
1915	Венгрия	1 (0)
Тренерская карьера
1925—1926	Аматеурен (Вена)
1926	Ваккер (Вена)
1926—1927	Кинезул (Тимишоара)
1927—1929	ВАК
1929—1930	Хакоах (Вена)
1930—1932	Нюрнберг
1932—1933	Кинезул (Тимишоара)
1934—1935	Жиденице (Брно)
1935—1936	Аустрия (Вена)
1936—1938	Триестина
1938—1939	Олимпик Лилль
1939—1940	Спортинг (Лиссабон)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Енё Конрад (венг. Konrád Jenő; 13 августа 1894, Бачка Паланка — 15 июля 1978, Нью-Йорк) — венгерский футболист и тренер, еврейского происхождения, играл на позиции защитника. Брат другого известного футболиста — Кальмана Конрада.

Карьера

Игровая карьера

Енё Конрад начал играть на позиции полузащитника в клубе «Будапештер АК» в возрасте 14-ти лет. В 17 лет он перешёл в МТК, в котором дебютировал в сезоне 1911—1912. После двух вторым месте с 1912 и 1913 году, Конрад с МТК смог выиграть звание чемпиона Венгрии, и в этом же году в клуб пришёл брат Енё, Кальман. С началом войны, Конрад вступил в вооружённые силы в качестве офицера, однако это не помешало участвовать в неофициальном первенстве Венгрии 1915 года, и в мае того же года он получил свой первый вызов в национальную команду, в которой он сыграл матч со сборной Австрии, который завершился со счётом 2:1 в пользу венгров. В том же 1915 году Конрад был отправлен на фронт, где он был взят в плен русскими войсками.

После двухгодичного пребывания в плену, Конрад вернулся в Венгрию в 1918 году, уже ставшую самостоятельным государством, и вновь стал играть в футбол в МТК, где главным тренером был англичанин Джимми Хоган, и в первом же сезоне клуб выиграл первенство Венгрии. После массовых послевоенных беспорядков в Будапеште, ряд футболистов отправился за границу, среди этих игроков был и Конрад. Хуго Майсль, главный тренер венского «Аматеурена», пригласил братьев Конрадов к себе, но так как футбол в Австрии ещё не был профессиональным, Майсль устроил их на работу на городскую фондовую биржу. Первую половину сезона Конрад провёл за клуб «Обер-Санкт Вайтер», так как венгерские футбольные власти протестовали против перехода их игроков без разрешения клубов в австрийские команды. Лишь весной 1920 года согласие Венгрии было получено и Конрад стал игроком «Аматеурена».

Оба брата сразу стали главными «звёздами» команды, в 1921 году клуб Конрад завоевал свой первый австрийский титул — кубок Австрии, а через три года «Аматеурен», впервые в истории клуба, выиграл чемпионат страны.После этого победного сезона, футбол в Австрии приобрёл статус профессионального, и оба брата Конрада, оставшиеся без команды, попытались найти себе новый клуб, им стал, через несколько месяцев, «Фёрст», давший задаток 90 млн крон, но выступления Конрада в «Фёрсте» закончилась уже в 1925 году, после тяжелой травмы мениска, вследствие которой он был вынужден завершить карьеру футболиста.

Тренерская карьера

В 1926 году Конрад начал тренерскую карьеру, возглавив свой бывший клуб «Аматеурен», сразу приведя команду к победному «дублю» — выигрышу чемпионата и кубка Австрии, затем он работал с клубом «Ваккер» (Вена) и «Кинезул» (Тимишоара), а потом 2 года тренировал ВАК. В 1929 году Конрад возглавил «Хакоах» (Вена), а потом работал с немецким «Нюрнберг», который он вывел в 1932 году в полуфинал немецкого чемпионата, где тот проиграл «Баварии», но уже по окончании сезона Конрад был вынужден покинуть Германию, из-за публикаций газеты Der Stürmer, проводившей кампанию против тренера еврейской национальности.

Из Германии Конрад переехал в Румынию, вновь возглавив «Кинезул» и в первом же сезоне сделал клуб чемпионом Румынии, затем тренировал «Жиденице» и «Аустрию», приведя команду к победе в кубке Австрии и кубке Митропы. В 1936 году Конрад уехал в Италию в «Триестину», выведя команду на 6-е, лучшее в истории, место в чемпионате Италии, но он был вынужден покинуть Апеннины из-за закона, запрещающего работать в Италии, представителям некоторых рас. Конрад отправился во Францию, тренируя «Олимпик Лилль», добившись выхода команды в финал кубка Франции, приогранного «Расингу». Последней командой КОнрада стал «Спортинг» из Лиссабона. После окончания работы в Португалии Конрад, с семьёй, переехал в США, где не тренировал, а затем скончался в 1978 году.

Достижения

Как игрок

• Чемпион Венгрии: 1914, 1919
• Обладатель кубка Австрии: 1921, 1924
• Чемпион Австрии: 1924

Как тренер

• Чемпион Австрии: 1926
• Обладатель кубка Австрии: 1926, 1935
• Чемпион Румынии: 1933
• Обладатель кубка Митропы: 1936

Ссылки

• [www.austria-archiv.at/spieler.php?Spieler_ID=389 Профиль на rsssf.com]

Литература

• Werner Skrentny: Von Serbien nach New York, von Budapest nach Stockholm: die Odyssee der «Konrad-Zwillinge» In: Dieter Schulze-Marmeling (Hrsg): Davidstern und Lederball. Die Werkstatt, Göttingen 2003, ISBN 3-89533-407-3. (Вернер Скрентни: "Из Сербии в Нью-Йорк, из Будапешта в Стокгольм: одиссея «близнецов Конрада» В: Дитер Шулце-Мармелинг (Изд.): «Звезды Давида и кожаного мяча». — Гёттинген, 2003. — ISBN 3-89533-407-3.)

Отрывок, характеризующий Конрад, Енё

С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.