Зарубина, Елизавета Юльевна

Елизавета Юльевна Зарубина

Елизавета Юльевна Зарубина (также известна как Елизавета Юльевна Горская, урождённая Лиза Иоэльевна Розенцвейг; 31 декабря 1900, Ржавенцы Хотинского уезда Бессарабской губернии — 14 мая 1987, Москва) — советская разведчица, подполковник госбезопасности (1943).

Кодовые имена «Эрна» и «Вардо», в Германии работала под фамилией Гутшнекер, во Франции и Дании — Кочек, в США — Зубилина, партийный псевдоним в Австрии — «Анна Дейч».

Биография

Елизавета Зарубина (Лиза Розенцвейг) родилась в 1900 году в северном бессарабском селе Ржавенцы (ныне — Заставновского района Черновицкой области Украины), где её отец работал управляющим лесхоза в имении помещика Гаевского. Вскоре семья переехала в уездный городок Хотин, где она поступила в гимназию и где родился её младший брат Мордхэ — впоследствии крупный советский лингвист Виктор Юльевич Розенцвейг. После присоединения Бессарабии к Румынии вновь переехала, на этот раз в Черновицы, где окончила румынскую гимназию и в 1920 году поступила на историко-филологический факультет Черновицкого университета. Впоследствии продолжила обучение в Пражском (с 1921) и Венском (1922—1924) университетах. Помимо идиша и русского языка, владела румынским, немецким, французским и английским языками.

В 1919 году Елизавета Розенцвейг вступила в подпольную комсомольскую организацию Бессарабии, а в 1923 году — в ряды коммунистической партии Австрии (партийный псевдоним — «Анна Дейч»). В 1924—1925 годах работала переводчицей полпредства и торгпредства СССР в Вене, получила советское гражданство. Тогда же была привлечена к работе в иностранном отделе ОГПУ и в 1925—1928 годах работала в Венской резидентуре в качестве переводчицы и связистки (кодовое имя — «Эрна»), затем была направлена во Францию.

С февраля 1928 года проходила подготовку в Москве, где получила документы на имя Елизаветы Юльевны Горской и вышла замуж за разведчика Василия Зарубина (впоследствии генерал-майор, 1894—1972). В июле 1929 года стала уполномоченным закордонной части ИНО ОГПУ. В 1929 году Зарубины под видом супружеской пары чехословацких коммерсантов Кочеков были направлены на легализацию в Данию, оттуда в Париж; в том же году в Стамбуле Горская вела наблюдение за Яковом Блюмкиным, направленным туда для установления контакта с высланным из СССР Л. Д. Троцким. До 1933 года Зарубины действовали в Дании и Франции (кодовое имя — «Вардо»), затем до 1936 года — в нацистской Германии. Здесь ими был завербован сотрудник гестапо Вилли Леман («Брайтенбах») и подготовлена разветвлённая сеть агентуры, отдельные агенты которой продолжали работать даже после войны (например, «Винтерфельд»). В 1937 году выезжала в США, в 1938 году — в Таллин, Париж и Лондон. 1 марта 1939 года Елизавета Зарубина была уволена из разведки, но уже 19 апреля 1940 года восстановлена и в апреле 1941 года направлена в Берлин, откуда 29 июня через Турцию была возвращена в СССР.

С декабря 1941 года супруги под новой фамилией Зубилины работали в США, где Василий Зарубин был первым секретарём посольства СССР и по совместительству являлся главным резидентом НКВД в стране. Горская отвечала за линию политической разведки, занималась нелегальной работой, связанной со сбором информации о разработках атомного оружия, установив контакт с Робертом Оппенгеймером ещё до того, как он возглавил проект «Манхэттэн», а также с одним из сотрудников Лео Силарда.

В 1944—1946 годах в звании подполковника работала в центральном аппарате внешней разведки в Москве — сначала замначальником и в 1945 году начальником 3-го отделения 8-го отдела внешней разведки НКГБ. С 1946 года — начальник 1-го отделения 8 отдела ПГУ МГБ (информационная служба по американскому направлению). С 14 сентября 1946 года в запасе.

С мая по август 1953 года Елизавета Зарубина вновь работает в 9-м отделе МВД (разведка и диверсия) под руководством Павла Судоплатова.

Елизавета Зарубина погибла в результате дорожно-транспортного происшествия (сбита автобусом) 14 мая 1987 года.

За роль в атомной разведке 22 октября 1944 года награждена орденом Красной Звезды.

Сын Е. Ю. Зарубиной — Пётр Васильевич Зарубин (род. 1932, Париж) — советский и российский учёный, доктор технических наук, профессор, один из организаторов советской программы использования лазерных технологий в военных целях.

О работе супругов Зарубиных во Франции и Германии Варткесом Тевекеляном был написан роман «Рекламное бюро господина Кочека» (1966).

Библиография

• Антонов В. С., Карпов В. Н. Тайные информаторы Кремля. Женщины в разведке. — М.: Гея итерум, 2002. — 320 с. — (Рассекреченные жизни). — 5000 экз. — ISBN 5-85589-011-2.

Ссылки

• [svr.gov.ru/smi/2001/nvo20010119.htm О работе Е. Ю. Зарубиной в разведке]
• [svr.gov.ru/history/zaru.htm Служба внешней разведки России]

Отрывок, характеризующий Зарубина, Елизавета Юльевна

– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.