Игбо (народ)
| Численность и ареал | |
|---|---|
|
Всего: около 30 млн человек | |
| Язык | |
| Религия | |
| Родственные народы | |
И́гбо (или и́бо, самоназвание — «лесные жители») — народ в юго-восточной Нигерии. Численность около 26 млн чел. Говорят на языке игбо, принадлежащем к бенуэ-конголезской семье языков нигеро-конголезской макросемьи. Сегодня большинство из них говорит на английском наряду с игбо (результат британского колониализма).
Содержание
История
История
В 1970-х годах на основании языковых и культурных данных был сделан вывод,[1], что регион в окрестностях городов Оверри, Аука, Уди, Орлу является центром формирования данной народности.
Существует мнение, что предки игбо и большинства их соседей, принадлежащие к группе прото-ква, пришли из района африканских Великих озёр и Лунных гор в Восточной и Центральной Африке, через саванны, на месте которых сейчас господствует Сахара. Опустынивание вынудило людей мигрировать дальше на юг и на север к слиянию Нигера и Бенуэ, где развилась культура Нок.
Группы людей Ква мигрировали к югу от этого слияния. Из них вышли народы йгала, йдома, йоруба и игбо. Ква-люди расселились в северной части Центральной возвышенности (Нсукка-Аука-Орлу) около 5000 лет до н. э..
Игбо являются одной из крупнейших и наиболее влиятельных этнических групп в Нигерии. В связи с последствиями миграции и трансатлантической работорговли потомки этнических групп игбо осели в таких странах, как Камерун и Экваториальная Гвинея, а также за пределами Африки. Их точное число за пределами Африки неизвестно, но сегодня многие афро-американцы и люди афро-карибского происхождения ведут свой род от игбо. В сельской местности игбо в основном — фермеры. Наиболее важной клубневой культурой в африканских местах проживания игбо является ямс; празднования в честь сбора урожая ямса проходят ежегодно. Другими незаменимыми сельскохозяйственными культурами являются маниока и таро.
До британской колонизации игбо были политически фрагментированными группами. Между частями их ареала существовали различия в культуре, например, в художественном стиле, одежде и религиозной практике. Независимыми политическими единицами были небольшие группы деревень, управлявшиеся старейшинами с участием всех взрослых жителей. Такая система управления была засвидетельствована португальцами в 15 веке.[2] Существовало не так много централизованных союзов племён, наследственной аристократии, монархии; исключения составляли королевство Нри и города-государства Агбор, Онитша и Арочукву. Королевство Нри было теократией, древнейшие захоронения его правителей датируются IX—X веками.[3] Эта политическая система значительно изменилась после прихода британских колонизаторов в XIX веке; власть короля (Эз) была введена в большинство местных племён. Чинуа Ачебе написал книгу «Разные вещи», в которой описал культуру и изменения в обычаях в колониальный период.
К середине 20-го века у игбо развилось сильное чувство национальной идентичности.
Игбо составляли этническую основу самопровозглашённого государства Биафра в период Гражданской войны в Нигерии (6 июля 1967 — 15 января 1970). С поражением игбо Республика Биафра была абсорбирована Нигерией. Некоторые организации продолжают ненасильственную борьбу за создание независимого государства игбо.
Среди представителей народа игбо — многие известные политические деятели Нигерии, а также британский писатель, моряк и борец за отмену работорговли Олаудах Экиано.
Доколониальное общество игбо состояло из королевств и мини-государств[4]
Идентичность
Народ игбо состоял из сильно разобщённых и политически независимых друг от друга общин. До знакомства с европейцами и установления тесных контактов с соседними этническими группами игбо не имели чёткой самоидентификации в качестве отдельного народа.
Основываясь на прочтении «Интересного рассказа о жизни Эквиано Олауда, или Густава Вазы, африканца», историк Александр Х. Берд утверждает, что этническая идентичность игбо имеет свои корни в рабстве, игбо продавали в так называемых «зонах ожидания» и из прибрежных городов Западной Африки. Подобно большинству этнических групп, британцы и другие европейцы рассматривали игбо как племя. Однако нигерийский писатель, поэт и литературный критик, игбо по национальности, Чинуа Ачебе наряду с другими исследователями выступил против такого определения ввиду его негативных коннотаций и возможного неправильного понимания. Он предложил считать игбо нацией, подобно американским чероки или японцам, хотя игбо и не имеют собственного признанного государства.
Этнографические группы
Игбо подразделяются на северные, или онича: абаджа, элугу, нри аука; южные, или оверри: икверри, исома, оратта; западные: ика, огба, экпейе, эгбема; восточные: аро, ада, афикпо (более 35 000 человек[5]) и северо-восточные (огу уку, изи, икво-мгбо) этнографические группы.
Язык
Говорят на языке игбо вольта-нигерской семьи. Наиболее распространённые диалекты онича и оверри. На основе онича развивается литературный язык — «стандартный игбо», существует также «объединённый игбо», созданный в 1915 миссионерами на базе диалектов онича, оверри, бонни, ингвана и арочуку. Многие другие диалекты обладают собственной письменной традицией. Письменность на латинской графической основе.
Традиционные занятия
Основное занятие игбо — ручное переложное земледелие (ямс, маниок, кукуруза, овощи и др., в районах Онича и Оверри также рис). Основные орудия — мотыга и ножи нескольких видов. В южных районах главной культурой является масличная пальма (экспортное масло в основном вывозится из района Оверри). Развита заготовка древесины, наиболее ценные её породы идут на экспорт. Игбо занимаются также рыболовством, торговлей, сбором дикорастущих плодов хлебного и других деревьев, ягод, лекарственных трав и растений. Скотоводством занимаются мало, так как большие районы заражены мухой цеце. Крупный рогатый скот очень ценится и имеет главным образом ритуальное значение. Развиты ремёсла: кузнечное, гончарное, ткацкое, плетение, деревообработка, резьба по дереву. У нриаука кузнечным ремеслом занимается большинство мужского населения. У игбо широко развито отходничество.
Традиционное поселение
Традиционное поселение состоит из большого числа домохозяйств, отстоящих (иногда довольно далеко) друг от друга. Домохозяйства объединяются в крупные населенные пункты до 8 тыс. жителей. В некоторых районах с высокой плотностью населения поселения тянутся на многие километры. Домохозяйство состоит из нескольких хижин и окружено глиняным забором. Количество хижин зависит от числа членов семьи и состоятельности хозяина.
Традиционное жилище
Существует несколько типов жилищ. Традиционное жилище прямоугольное или круглое в плане. Стены сооружаются из жердей, которые обмазываются глиной. Крыши покрываются травой, пальмовыми листьями, рифлёным железом. В северных районах жилища глинобитные. У западных игбо и в районе Онича — прямоугольные в плане, стены из глины, крыша двускатная или четырёхскатная, крытая травой или пальмовыми листьями. В районе Огоджи жилище квадратное или круглое в плане, с конусообразной, крытой травой крышей. Стены строят либо из жердей, которые затем обмазывают глиной, либо только из глины. В некоторых районах наружные стены жилища украшаются орнаментом в виде мозаики из осколков тарелок, ракушек и т. д. Распространяется новый тип жилища — прямоугольный в плане дом с окнами и дверями. Традиционный тип — однокамерная нерасчленённая постройка — уступает место многокамерным. На участке имеются хозяйственные постройки, хранилища для продуктов.
Традиционная одежда
Традиционная одежда: у мужчин — поверх рубахи широкая просторная накидка, женщины носят кофты, а юбкой служит кусок материи вокруг бёдер. Распространена также европейская одежда, особенно в городах.
Традиционная пища
Основная пища растительная — ямс, маниок, кукуруза (каши, похлёбки), различные овощи. Едят также рыбу. Для приготовления пищи используют масло масличной пальмы, острые приправы.
Культура
У игбо сохраняются многие фольклорные праздники и практически все жанры устного народного творчества. Прикладное искусство представлено разнообразными масками (абстрактными, антропоморфными, янусовидными масками-шлемами), тотемными столбами икенг, глиняной и деревянной скульптурой.
Ежегодно проводится спонсируемый государством фестиваль-маскарад Мманву[en][6].
Религия
Благодаря деятельности миссионеров в XIX веке игбо обратились в христианство. Определенную роль продолжают играть традиционные верования. Известны тайные общества: Ммво (Мво), Экпе. Общество Экумеку в 1898—1911 годах оказывало сопротивление установлению британского колониального управления в регионе.[7] Евреи-игбо — небольшая часть игбо, претендующая на еврейские корни и исповедующая иудаизм. Евреи игбо считают себя потомками североафриканских (возможно, египетских) евреев, переселившихся на запад Африки. Предания евреев игбо гласят, что это переселение произошло около 1500 лет назад.
Другой вариант предания отождествляет евреев Игбо с потомками трёх из колен Израилевых — Гада, Завулона и Манассии.
Община евреев Игбо поддерживает контакты с еврейскими организациями в других странах (в том числе в США и Израиле) и получает от них материальную поддержку.
Многие игбо придерживаются традиционных верований и культов. Главным духом считается Чуку («Великий дух»), его дети — Аньяху (дух солнца), Ива (дух неба), Але (дух земли). Широко распространены культы предков (ндичие), воды, духа плодородия (Аджоку), а также магия, колдовство и ведовство, знахарство.
Практикуются шрамирование, мужское и женское обрезание. Близнецов в прошлом боялись и умерщвляли.
Игбо — глубоко религиозные люди, которые верят в доброжелательного Творца, обычно называемого Chukwu (Chiukwu, Chineke, Obasi di n’elu и т. д.) который создал видимую вселенную (uwa). Его именуют Chi-Ukwu (Большой Бог Chukwu), Chukwuka (Высший Бог), Onyekachukwu (Кто Больше Чем Бог), Ifeanyichukwu (Ничто Не Вне Власти Бога), Chukwunweike (В Боге Вся Сила).
Бог олицетворяет два главных принципа:
- Принцип Творения (Chi-Okike; Chineke)
- Принцип Абсолюта (Chi-Ukwu; Chiukwu).
Космогоническое предание Игбо говорит, что происхождение людей началось в Игболенде, когда Бог (Chukwu) сотворил первых людей Eri и его жену Nnamaku и послал их на землю (в Aguleri). От этих людей произошли первые кланы Игбо — Umueri и Umunri. Как гласит Предание Игбо, Бог некогда был близок к людям, но затем вознесся на небо, так как женщина имела обыкновение тыкать своим пестиком в небо при измельчении её foofoo поздно ночью и это волнение вынудило Бога отдалиться. Поэтому возникли такие выражения Игбо, как: Mmadu bu chukwu a na afu anya n’uwa (Человек — Бог в мире) и Madu bu chi ibe ya (Человек — Бог другому человеку). Оба выражения подразумевают, что люди также могут иметь большую жизненную роль, влияя на судьбы других.
- Anyanwu — Дух Солнца
- Igwekaala — Дух Неба
- Amadioha/Kamalu — Дух Грома и Молнии
- Ahiajoku — Дух Сельского Хозяйства
- Ikenga — Дух Благосостояния и Индустрии
- Agwunsi — Дух Предсказаний и Исцелений
- Imo miri — Дух Реки. Игбо полагают, что большая река имеет духовный аспект и запрещают ловить рыбу в обожествленных реках.
- Mbatuku- Дух Богатства
- Agwo — Дух, завидующий чужому богатству, всегда в потребности слуг
- Aha njuku или Ifejioku — Дух Ямса
- Ikoro — Дух Барабана
- Ekwu — Дух Очага
Мировоззрение
Игбо религиозны, прозелитизм отсутствует. Религия не организованна и не централизованна.
Космос в традиционной религии игбо состоит из 4 составных частей: «Okike» (Творение), «Alusi» (Сверхъестественные Существа), «Mmuo» (Дух) и «Uwa» (Мир). Uwa делится на «Igwe» (Небо) и «Ala» (Землю), где живут «Mmadu» (люди).
Многие женщины-игбо носят имена, ассоциированные с понятием чи (жизненная сила)[8].
Интересные факты
- Игбо никогда не имели централизованного руководства, хотя часть игбо входила в состав древнего королевства Нри на территории Нигерии.
- Народ Игбо был одной из наиболее многочисленных этнических групп, порабощеных в результате трансатлантической работорговли.
- Многие люди афро-карибского происхождения и афро-американцы могут проследить свою родословную до народа игбо.
- Река Нигер протекает через Игболенд.
Напишите отзыв о статье "Игбо (народ)"
Примечания
- ↑ Elizabeth Isichei. A History of the Igbo People. — London: Macmillan, 1976. — ISBN 0-333-18556-0.; excerpted in «[books.google.com/books?id=oHt6gmjbpewC&pg=PA75 Cultural Harmony I: Igboland — the World of Man and the World of Spirits]», section 4 of Kalu Ogbaa, ed., Understanding Things Fall Apart (Westport, Conn.: Greenwood Press, 1999; ISBN 0-313-30294-4), pp. 83-85.
- ↑ Chigere Nkem Hyginus M. V. [books.google.com/books?id=sAY8aQz4ztEC&pg=PA113 Foreign Missionary Background and Indigenous Evangelization in Igboland]. — illustrated. — LIT Verlag Berlin-Hamburg-Münster, 2001. — P. 113. — ISBN 3-8258-4964-3.
- ↑ Hrbek Ivan; Fāsī, Muḥammad. Africa from the Seventh to the Eleventh Century. — London: Unesco, 1988. — P. 254. — ISBN 92-3-101709-8.
- ↑ Gloria Chuku Igbo Women and Political Participation in Nigeria, 1800s-2005. The International Journal of African Historical Studies, Vol. 42, No. 1 (2009), p. 83.
- ↑ Simon Ottenberg A Moslem Igbo Village. Cahiers d'Études Africaines, Vol. 11, Cahier 42 (1971), pp. 231.
- ↑ Benjamin Hufbauer, Bess Reed Adamma: A Contemporary Igbo Maiden Spirit. African Arts, Vol. 36, No. 3 (Autumn, 2003), p. 57.
- ↑ Philip Snow, Jacobus F Ajayi. [books.google.com/books?id=sMpMuJalFKoC&printsec=frontcover&hl=ru#PPA736,M1 General history of Africa], — Paris: Unesco Press, 1989
- ↑ Ọnụkawa M.C. The Chi Concept in Igbo Gender Naming. Africa: Journal of the International African Institute, Vol. 70, No. 1 (2000), p. 107.
Ссылки
- [etnolog.ru/people.php?id=IGBO Игбо]
- [www.qub.ac.uk/schools/SchoolofEnglish/imperial/nigeria/origins.htm Igbo 101: Facts Little Told By Ogaranya Uju Nkwocha Afulezi, Ph.D., Duru Akwukwo III Ndi Umuohiagu](недоступная ссылка с 10-05-2014 (3639 дней))
- [cuar.in.ua/cuar/Tribes/Igbo/Igbo-a.htm Искусство племени игбо (ибо). Мириманов В. Б. Искусство тропической Африки]
- [www.ethnologue.com/language/ibo Ethnologue.com]
Отрывок, характеризующий Игбо (народ)
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
