Неплюев, Иван Иванович

Иван Иванович Неплюев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">герб рода Неплюевых</td></tr>
Санкт-Петербургский генерал-губернатор
сентябрь 1762 — июнь 1763 июнь 1764 — июль 1764
Предшественник:	Пётр Август Фридрих Голштейн-Бек
Преемник:	должность вакантна
Оренбургский губернатор
1744 — 1758
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Афанасий Романович Давыдов
Киевский губернатор
8 марта 1740 — 8 января 1741
Резидент в Константинополе
январь 1721 — 1734
Предшественник:	Алексей Иванович Дашков
Преемник:	Иван Андреевич Щербатов
Рождение:	5 (15) ноября 1693(1693-11-15) имение Наволок, Новгородский уезд, Водская пятина, Русское царство
Смерть:	11 (22) ноября 1773(1773-11-22) (80 лет) с. Поддубье, Санкт-Петербургская губерния
Образование:	Академия морской гвардии
Военная служба
Годы службы:	1716—1735
Принадлежность:	Российская империя
Род войск:	флот
Звание:	шаутбенахт
Автограф:
Награды:

Ивáн Ивáнович Неплю́ев (5 [15] ноября 1693 — 11 [22] ноября 1773) — русский адмирал, действительный тайный советник, дипломат из рода Неплюевых, устроитель Южного Урала, автор мемуаров.

Биография

Родился в имении Наволок на [maps.yandex.ru/?text=Россия,+Ленинградская+область,+Лужский+район,+деревня+Наволок&sll=29.990552,58.602723 берегу Череменецкого озера] в семье новгородского помещика Ивана Никитича Неплюева (1672—1709) и княжны Марфы Петровны Мышецкой (1673—1715). Обвенчался 6 сентября 1711 года с племянницей И. Ю. Татищева, Феодосьей Фёдоровной.

В 1715 году, по указу 1714 года, был записан на учёбу в Новгородской математической школе, несмотря на то, что он был уже женат и имел двух детей. В июне 1715 года был переведён в Нарвскую навигационную школу, а через три месяца в открывшуюся в Петербурге морскую академию, которую окончил уже в 1716 году. Служил гардемарином на Ревельском флоте, был командирован для обучения в Венецию; в 1717—18 гг. участвовал в войне Венеции с Турцией. Продолжил образование в Кадиксе; в 1720 году вернулся в Россию.

В 1720 году блестяще сдал экзамен в присутствии Петра Великого, выразившегося о нём: «в этом малом будет толк», и в чине поручика морского галерного флота был назначен главным командиром над всеми судами, строившимися в Петербурге.

С 1721 по 1734 годы был русским резидентом в Константинополе и «за долговременное при дворе турецком пребывание и в делах Ея Императорского Величества прилежную службу» был пожалован в 1724 году в чин капитана 3-го ранга, в 1726 году — в чин капитана 1-го ранга и в 1728 году в чин капитан-командора. В 1730 году получил чин шаутбенахта. В 1737 году участвовал в Немировском конгрессе, в 1739 году — в переговорах о заключении белградского мира.

В 1740 году участвовал в размежевании земель между Россией и Турцией по рекам Днепру и Бугу, будучи киевским губернатором. В ноябре 1741 года, в начале царствования Елизаветы I в результате доноса был отстранён от должности главного командира Малороссии, арестован, лишён чина тайного советника, ордена Св. Александра Невского и малороссийских поместий.

Вскоре, однако, императрица убедилась в невиновности Неплюева, вернула ему чин и орден, оставив при этом в казне конфискованные поместья, и назначила его в 1742 году наместником Оренбургского края (включал территории нынешних Самарской и Оренбургской областей, Башкортостана, части Пермского края и Западного Казахстана) — главой Оренбургской комиссии. В течение 16-летнего управления краем Неплюев основал Оренбург, с целью обороны от башкир, калмыков, казахов и др., устроил до 70 крепостей по рекам Самаре, Уралу, Ую, Увельке, Миясу и Тоболу, дал правильное военное устройство оренбургскому казачьему войску, улучшил устройство яицкого войска, а также башкир, крещёных калмыков и других поселенцев Оренбургского края, много заботился об устройстве школ и церквей, о поднятии торговли и промышленности; при нём открыто вновь 28 заводов медеплавильных и 13 железоделательных.

В 1743 году обозначил окончательное местоположение Оренбурга — на берегу Яика около устья Сакмары. 22 сентября 1743 года Сенат утвердил ходатайство Неплюева, и Челябинская крепость сделалась главным административным центром Исетской провинции и ярмарочным рынком. Ему удалось без больших потерь усмирить восставших в 1755—1757 годах башкир и поймать муллу Абдуллу Галеева, намеревавшегося поднять против русских весь мусульманский край. В честь этого события в Оренбурге на высоком берегу реки Урал были установлены так называемые Елизаветинские ворота — символические ворота в Азию.

В 1758 году подал в отставку. В 1760 году назначен сенатором и конференц-министром (с 16 августа 1760 года по 20 января 1762 года). Он пользовался большим доверием Екатерины II, которая на время своего отсутствия в Петербурге поручала ему все столичные войска, вела с ним переписку и вверяла ему заботы о наследнике престола.

В октябре 1761 года он купил дачу у княгини Натальи Федосьевны Долгоруковой — «в Шлиссельбургском уезде, на реках Неве и Тосне, в 31 версте от Санкт-Петербурга»; впоследствии «мыза ивановская» (ныне — Отрадное) была куплена Екатериной II для внука Александра.

К 1764 году потерял зрение, вышел в отставку. Жил у сына в Петербурге, затем — в своём имении в Поддубье, где скончался и похоронен. По характеристике И. И. Голикова,

Сей достопочтенный муж имел разум твердый и тонкий, деятельность неусыпную, правосудие строгое и никакими пристрастиями и интересами непоколебимое… был враг вольнодумства, суеверия, ласкательства и потаковщиков; всякие несчастия и прискорбности сносил с благодарением Богу, веруя несомненно Провидению Его, управляющему жребием смертных…

Семья

В 1711 или 1712 году женился на Федосье Фёдоровне Татищевой (1695 — 4.12.1740, Киев), дочери стольника Ф. Ю. Татищева. Дети:

• Адриан (19.8.1712, Поддубье — 8.11.1750, Константинополь) — обучался в Голландии; в 1721 году поехал с отцом в Константинополь; с 1740 — секретарь Коллегии иностранных дел, затем секретарь посольства в Турцию; с 1745 — резидент в Константинополе;
• Мария (14.7.1714, Поддубье — 31.7.1769, Санкт-Петербург), замужем за вице-адмиралом Воином Яковлевичем Римским-Корсаковым (4.7.1702 — 30.7.1757).
• Сергей (1716—1723);
• Марфа (1721—1721?);
• Анна (19.1.1730, Константинополь — 14.8.1781), замужем за Михаилом Киприановичем Луниным (1712 — 22.9.1776), действительным тайным советником, президентом Вотчинной коллегии;
• Николай (12.5.1731, Константинополь — 24.5.1784), вице-президент Коммерц-коллегии, сенатор, тайный советник.

Овдовев, Иван Неплюев женился 7 октября 1741 года вторично на фрейлине Анне Ивановне Паниной (1717—1745, Орск), дочери генерал-поручика Ивана Васильевича Панина (1673—1736) и Аграфены Васильевны Эверлаковой (1688—1763) . Благодаря этому браку сделался зятем влиятельных впоследствии графов Никиты и Петра Паниных.

Избранные труды

«Записки» И. И. Неплюева были впервые напечатаны в 1823 г. в «Отечественных Записках» Свиньина и затем переизданы в 1871 г. Л. Н. Майковым в «Русском Архиве», дополненные автором на основе его «повседневного журнала».

• Неплюев И. И. [dlib.rsl.ru/viewer/01003583551#?page=1 Жизнь Ивана Ивановича Неплюева (им самим писанная)]. — М.: тип. Грачева и К°, 1870. — 120 стб. — (Отт. из № 4 «Рус. арх.» 1870 г.).
• Неплюев И. И. Записки : (1693-1773). — Новое полн. изд., с примеч. — СПб.: А. С. Суворин, 1893. — 197 с. — (Изд. также под загл.: «Жизнь Ивана Ивановича Неплюева (им самим писанная)»).
  • [mikv1.narod.ru/files/Nepliuev.rar Записки] // Империя после Петра. 1725—1765. — М.: Фонд Сергея Дубова, 1998. — С. 385—448.
• Неплюев И. И. [www.memoirs.ru/rarhtml/1528Nep_RA78_5.htm Проект Неплюева о преобразовании Яицкого войска / Предисл. В. Витевский] // Русский архив. — 1878. — Кн. 2, Вып. 5. — С. 5-33.

Награды

• Орден Святого Александра Невского (1740)
• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (1762).

Память

• В Оренбурге было открыто 02.01.1825 г. военное училище, названное Неплюевским, впоследствии ставшее кадетским корпусом.
• В 1994 году в Оренбурге был открыт бюст И. И. Неплюеву.
• В городе Троицке установлен памятник И. И. Неплюеву.
• Правительство Оренбургской области и администрация Лужского района планируют благоустроить место захоронения И. И. Неплюева и установить памятный крест.

Литература

О деятельности И. И. Неплюева в Оренбургском крае писал при его жизни П. И. Рычков (Оренбургская история. — 1750). Биография И. И. Неплюева подробно изложена в статьях В. Н. Витевского.

• Витевский В. Н. [dlib.rsl.ru/viewer/01003548057#?page=2 И. И. Неплюев, верный слуга своего отечества, основатель Оренбурга и устроитель Оренбургского края: Биогр.-ист. очерк…] — Казань: тип. Имп. ун-та, 1891. — 230 c.
• Витевский В. Н. И. И. Неплюев и Оренбург : (Биогр.-ист. очерк) : Публ. лекции, чит. в зале Урал. войск. собр. в марте 1873 г. — [Уральск]: тип. Урал. каз. войска, 1875. — 537 с.
• Неплюев, Иван Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921630#?page=231 Неплюев, Иван Иванович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Государева М. Ю. Личность в истории: И. И. Неплюев. — Рязань: РВВДКУ, 2010. — 202 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-904398-06-4.
• Кадырбаев А. Ш. Ключи к вратам Азии // Восточная коллекция: Журнал для всех, кому интересен Восток. — 2010. — № 1 (40). — С. 10-23.
• Мустафазаде Т. Т. Стамбульское восстание 1730 года (по реляции русского резидента И. И. Неплюева) // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. — Институт Африки РАН, 2006. — № 3. — С. 121—128.
• Торопицын И. В. «Чтоб и астраханское купечество с киргиз-кайсаками в торгу участие иметь могло»: В. Н. Татищев и И. И. Неплюев: два подхода к развитию русско-казахской пограничной торговли. 1744 г. // Исторический архив. — 2009. — № 1. — С. 188—198.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/90070/Неплюев Неплюев, Иван Иванович] // Большая биографическая энциклопедия. — 2009.
• [www.rusdiplomats.narod.ru/ambassadors/nepluev-ii.html Иван Иванович Неплюев]. Дипломаты Российской империи : сайт В. Соловова. Проверено 9 декабря 2012. [www.webcitation.org/6Cwx9eDcS Архивировано из первоисточника 16 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Неплюев, Иван Иванович

Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.