Качалов, Владимир Яковлевич
Владимир Яковлевич Качалов | |||||
генерал-лейтенант В. Я. Качалов | |||||
Дата рождения | |||||
---|---|---|---|---|---|
Место рождения |
село Городище, Царицынский уезд, Саратовская губерния, Российская империя | ||||
Дата смерти | |||||
Место смерти |
посёлок Стодолище, Починковский район, Смоленская область, РСФСР, СССР | ||||
Принадлежность | |||||
Род войск |
кавалерия, пехота | ||||
Годы службы | |||||
Звание |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | ||||
Командовал | |||||
Сражения/войны |
Первая мировая война, | ||||
Награды и премии |
|
Влади́мир Я́ковлевич Кача́лов (27 июля 1890, село Городище, Саратовская губерния — 4 августа 1941, посёлок Стодолище, Смоленская область) — советский военачальник, в начальный период Великой Отечественной войны командующий 28-й армией, генерал-лейтенант (1940).
Содержание
Биография
Родился 27 июля 1890 года в селе Городище, ныне Городищенский район Волгоградской области В русской армии с 1911 года. В 1914 году окончил школу прапорщиков. Участник Первой мировой войны: на Румынском фронте командовал ротой, полком. В русской армии дослужился до чина капитана.
В Красной Армии с 1918 года. В годы Гражданской войны в боях против войск А. И. Деникина и П. Н. Врангеля командовал группой войск, был начальником штаба отдельной кавалерийской бригады и начальником штаба Конно-сводного корпуса Б. М. Думенко, затем начальник штаба 1-го кавалерийского корпуса, начальник 2-й кавалерийской дивизии. В 1920 году занимал должность начальника полевого штаба 2-й Конной армии.
В межвоенный период окончил Военно-академические курсы высшего комсостава РККА в 1924 году, Стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел» в 1928 году, Особый факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе в 1935 году. Последовательно занимал должности: командир 1-й отдельной Туркестанской кавалерийской бригады с июля 1923 года, командир 11-й Гомельской кавалерийской дивизии с октября 1923 года, инспектор кавалерии Западного военного округа с ноября 1924 года, командир 10-й Майкопской кавалерийской дивизии с ноября 1925 года, командир 14-й кавалерийской дивизии имени А. Пархоменко в 1930 году, командир и военком 6-й Орловской стрелковой дивизии с августа 1931 года, командир и военком 22-й стрелковой дивизии с мая 1936 года, командир 9-го стрелкового корпуса с июня 1937 года, заместитель командующего Северо-Кавказского военного округа с декабря 1937 года, командующий Северо-Кавказским военным округом с апреля 1938 года. 7 октября 1938 года утверждён членом Военного совета при народном комиссаре обороны СССР[1]. С июня 1940 года — командующий войсками Архангельского военного округа. Генерал-лейтенант (с 4 июня 1940 года).
В первые дни Великой Отечественной войны на базе войск округа была сформирована 28-я армия. Генерал-лейтенант Качалов принял командование этой армией и во главе её прибыл на Западный фронт. Участвовал в Смоленском сражении. В 20-х числах июля 1941 года Владимир Яковлевич возглавил оперативную группу в составе трёх дивизий (104-я, 145-я и 149-я), которая нанесла наступающим немецким войскам контрудар из района Рославля и отбросила противника за реку Стометь, создав тем самым угрозу с тыла передовым соединениям вермахта. Чтобы парировать удар, немецкое командование было вынуждено подтянуть на этот участок фронта крупные силы, которые вскоре фланговыми ударами окружили группу Качалова.
4 августа 1941 года при прорыве из окружения Владимир Яковлевич Качалов погиб в танковом сражении. Первоначально был захоронен в братской могиле в деревне Старинка. После эксгумации был перезахоронен в посёлке Стодолище Починковского района Смоленской области[2].
Не имея точных сведений о судьбе генерала Качалова на основе ложного доклада Л. З. Мехлиса[3] И. В. Сталину Ставка Верховного Главного Командования в Приказе № 270 от 16 августа 1941 года обвинила его в дезертирстве и сдаче в плен.Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу.
29 сентября 1941 года Военная коллегия Верховного Суда СССР, рассмотрев дело по обвинению Качалова по статье 58-1, п. б УК РСФСР, заочно приговорила его к смертной казни. В 1952—1953 годах было проведено расследование, позволившее установить обстоятельства гибели генерала, была найдена братская могила, в которой он был похоронен, установлены свидетели похорон, произведена эксгумация и достоверно по множественным приметам установлена личность погибшего, которым оказался В. Я. Качалов[4]. Но до смерти И. В. Сталина результаты расследования ему не докладывались и оставались без движения. Только 23 декабря 1953 года Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила свой приговор 1941 года и реабилитировала В. Я. Качалова[5]. Постановлением ЦК КПСС от 29 декабря 1953 года В. Я. Качалов был посмертно восстановлен в партии. Приказом Министра обороны СССР от 13 февраля 1954 года изменена формулировка выбытия В. Я. Качалова из РККА на «погибшего в бою во время Великой Отечественной войны».
Воинские звания в РККА
- комдив — 17 февраля 1936 г.
- комкор — 22 февраля 1938 г.
- командарм 2-го ранга — 8 февраля 1939 г.
- генерал-лейтенант — 4 июня 1940 г.
Награды
- Два ордена Красного знамени (1921, 22.02.1938)
- орден Отечественной войны 1 степени (1965, посмертно)
- Медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938)
Отзывы
В своих воспоминаниях начальник политотдела 28-й армии В. П. Терешкин так отзывался о В. Я. Качалове[6]:
Он был спокойным, выдержанным, внимательным к своим подчиненным человеком. Я не помню ни одного случая ни в мирное время, ни во время войны, когда бы Качалов терял самообладание, допускал бы грубость по отношению к подчинённым. Он был строгим и требовательным, но всегда спокойно и убедительно разъяснял задачи, которые ставил подчинённым, и так же спокойно и убедительно отвечал на все вопросы, которые у подчинённых возникали в связи с полученными ими от Качалова приказами. Он никогда не проявлял поспешности. В боях он был примером личного мужества и презрения к опасностям.
Напишите отзыв о статье "Качалов, Владимир Яковлевич"
Примечания
- ↑ Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг., 2006, с. 16.
- ↑ [www.obd-memorial.ru/ Объединённая база данных «Мемориал»]
- ↑ Поросков Н. Дело № 1184. // «Независимое военное обозрение», 6 февраля 2015 г.
- ↑ [www.pressmon.com/cgi-bin/press_view.cgi?id=1693503 Человек, которого ценил Абакумов]
- ↑ Вячеслав Звягинцев. Война на весах Фемиды. — М.: Терра—Книжный клуб, 2006. — С. 153—155. — 768 с. — ISBN 5-275-01309-4.
- ↑ Цитата по: Ерёменко А. И. [militera.lib.ru/memo/russian/eremenko_ai_1/index.html В начале войны]. — М.: Наука, 1965.
Литература
- Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — С. 89—90. — ISBN 5-86090-113-5.
- Командный и начальствующий состав Красной Армии в 1940-1941 гг.: Структура и кадры центрального аппарата НКО СССР, военных округов и общевойсковых армий: Документы и материалы / Под ред. В. Н. Кузеленкова. — М.-СПб.: Летний сад, 2005. — С. 151—152. — 1000 экз. — ISBN 5-94381-137-0.
- Коллектив составителей и редакторов. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг.: Документы и материалы. — М.: РОССПЭН, 2006. — 336 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8243-0694-X.
- Жуков Г. К. «Воспоминания и размышления» В 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2002.
Ссылки
- [www.roslavl.ru/history/kraeved/topic/topic18.htm Т. Сидорова. Трагедия генерала Качалова.]
Отрывок, характеризующий Качалов, Владимир Яковлевич
– Что князь? – спросила она.– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
- Родившиеся 27 июля
- Родившиеся в 1890 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Волгоградской области
- Родившиеся в Саратовской губернии
- Умершие 4 августа
- Умершие в 1941 году
- Умершие в Починковском районе (Смоленская область)
- Генерал-лейтенанты (СССР)
- Кавалеры ордена Красного Знамени
- Кавалеры ордена Отечественной войны I степени
- Награждённые медалью «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»
- Участники Первой мировой войны
- Участники Гражданской войны в России
- Царские офицеры на службе в РККА
- Выпускники Военно-академических курсов высшего комсостава РККА
- Выпускники курсов «Выстрел»
- Выпускники Военной академии имени М. В. Фрунзе
- Командующие Архангельским военным округом
- Члены Военного совета при народном комиссаре обороны СССР
- Командующие армиями в Великой Отечественной войне
- Погибшие в боях Великой Отечественной войны
- Похороненные в Починковском районе (Смоленская область)