Кисель, Адам

Адам Кисель<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Киевский воевода
1649 — 1653
Предшественник:	Януш Тышкевич
Преемник:	Потоцкий, Станислав "Ревера"
Воевода брацлавский
1648 — 1649
Предшественник:	Доминик Александр Казановский
Преемник:	Владислав Мышковский
Вероисповедание:	православие
Рождение:	1600(1600) Низкиничи, ныне Иваничевский район, Волынская область, Украина
Смерть:	3 марта 1653(1653-03-03) Низкиничи ныне Иваничевский район, Волынская область, Украина
Отец:	Григорий Гнивошович Кисель-Низкиницкий
Мать:	Тереза Иваницкая
Супруга:	Анастасия Гулкович
Дети:	бездетен

Ада́м Свето́льдич Кисе́ль (польск. Adam Kisiel, лат. Adamo de Brusilow Sventoldicio Kisiel, укр. Адам Кисіль; 1600, село Низкиничи, либо село Кисилин, Волынское воеводство, Речь Посполитая — 3 мая 1653, село Низкиничи, Волынское воеводство, Речь Посполитая) — политический и военный деятель Речи Посполитой, дворянин королевский (1633), староста носовский и подкоморий черниговский (1633), последний православный сенатор Речи Посполитой с 1641 года, каштелян черниговский (1639—1646), с 1646 года каштелян киевский, воевода брацлавский с 1647 года, воевода киевский (1649—1653). Владелец Кисилина, Гущи и Брусилова.

Биография

Происходил из старинного волынского шляхетского рода Киселей. Сын волынского шляхтича Григория Гнивошовича Киселя-Низкиницкого и Терезы Иваницкой. Младший брат — Николай Кисель (ок. 1605—1651), полковник.

Обучался в Замойской академии в городе Замосць. Домашним учителем у Адама Киселя был Касьян Сакович.

С 1617 года служил в коронном войске Речи Посполитой. Участвовал в войнах с Османской империей, Русским царством и Швецией. Являлся владельцем множества поместий на Украине. В 1617 году Адам Кисель находится в южной польской армии под командованием Станислава Жолкевского, защищавшей южные границы Речи Посполитой на нападений турок-османов и крымских татар. В 1619 году участвовал в походе польской армии против турок под Орынин, в 1620 году сопровождал гетмана великого коронного Станислава Жолкевского в походе на Молдавию и участвовал в трагической битве под Цецорой. В 1621 году под началом гетмана великого литовского Яна Кароля Ходкевича Адам Кисель принимает участие в битве с турецко-татарской армией под Хотином, позднее служил под командованием гетмана польного коронного Станислава Конецпольского. Вначале Адам Кисель, будучи человеком небогатым, занимал лишь низшие должности, но через шесть лет уже был командиром хоругви.

В 1629 году был представителем короля Речи Посполитой Сигизмунда III Вазы на церковном соборе в Киеве с целью примирить сторонников Православной церкви и Униатской.

Из-за смерти отца Адам Кисель вынужден был временно оставить службу и вернуться в родовое имение, чтобы заняться его устройством. Пробыл в собственном имении до смерти короля Сигизмунда III Вазы (30 апреля 1632 года). На конвокационном сейме Адам Кисель поддержал кандидатуру королевича Владислава Вазы на польский трон и выступал в защиту православной веры. В начале 1633 года новый польский король Владислав IV оставил Адама Киселя при королевском дворе в звании «дворянина королевского». По королевскому поручению он отобрал у униатов и вернул православной церкви Жидичинскую архимандрию вместе с её монастырем, имениями и церковью.

Адам Кисель принял активное участие в русско-польской войне (1632—1634). Вначале ему была поручена охрана Северской земли. Он навербовал в Запорожье 20 тысяч казаков и вынудил русское командование снять осаду с Чернигова. В декабре 1632 года Адам Кисель вместе с каштеляном каменецким Александром Пясочинским и лубенским «державцем» Иеремией-Михаилом Вишневецким, командуя польской конницей и запорожскими казаками, разбил русский отряд. В феврале 1633 года А. Кисель, И. Вишневецкий и А. Пясочинский во главе польского войска предприняли поход на пограничные русские владения и разорили окрестности Путивля. В мае 1633 года Иеремия Вишневецкий, Александр Пясочинский и Адам Кисель с польско-казацким войском вторично подошли под Путивль, но не смогли взять город приступом. 19 июня из-под Путивля польские военачальники продолжили рейд вглубь московских владений и разорили окрестности Курска и Брянска. В апреле 1634 года Иеремия Вишневецкий, староста калушский Лукаш Жолкевский и Адам Кисель предприняли последний поход на приграничные московские владения. Поляки и казаки осадили Севск, но русские воеводы отразили вражеские приступы.

За свои заслуги в Смоленской войне Адам Кисель получил в ленное владение от польского короля городки Кобыц и Козаргрод в Черниговском воеводстве, ему были переданы староство носовское и должность подкомория черниговского. Король поручил ему осуществлять административную власть над реестровыми казаками и назначил его заместителем гетмана великого коронного Станислава Конецпольского. Резиденция Адама Киселя на Черниговщине находилась в городе Мена.

Адам Кисель был назначен главным комиссаром в переговорах с реестровыми и запорожскими казаками. Во время казацкого восстания под руководством Павлюка в 1637 году он вел мирные переговоры с казаками и убедил многих из них отказаться от бунта. Однако Адам Кисель нарушил данное им Павлюку слово о помиловании, лишился доверия казаков и вскоре вынужден был оставить должность комиссара. После подавления польской армией восстания Адам Кисель прибыл в казацкую ставку — Трахтемиров, где составил список из пяти тысяч реестровых казаков. Казаки принесли присягу на верность королю Речи Посполитой, обещали прекратить набеги на турецкие земли и обязались сжечь речные чайки.

В 1638—1641 годах Адам Кисель участвовал в комиссии по разграничению Киевского и Черниговского воеводств, в 1641—1645 годах — в комиссии по установлению «вечных» границ с Русским государством. В 1646 году Адам Кисел получил должность каштеляна киевского и возглавлял польскую делегацию на переговорах в Москве.

Во время восстания Богдана Хмельницкого (1648—1654) воевода брацлавский и киевский Адам Кисель был королевским комиссаром на переговорах с гетманом и казацкими старшинами. 22 июля 1648 года польский сейм назначил Адама Киселя руководителем первой польской делегации, сформированной для переговоров с восставшими. В состав делегации, кроме Адама Киселя, входили подстолий познанский Александр Сельский, подкоморий пшемысльский Франтишек Дубравский и подкоморий мозырский Теодор Обухович. Мирные украинско-польске переговоры, начавшиеся в феврале 1649 года в Переяславле, закончились безрезультатно. Позднее Адам Кисель вел переговоры с Богданом Хмельницким в Зборове в августе 1649 года и в Белой Церкви в сентябре 1651 года.

В 1642 году в селе Максаки Черниговского воеводства заложил Спасо-Преображенский собор Максакиевского монастыря.

Был женат на Анастасии Гулкович, дочери киевского шляхтича Филона Гулковича, от брака с которой детей не имел.

Портреты

• Adam Kisiel.JPG
• Adam Kisel engrave.jpg

Образ Адама Киселя в кино

• «Огнём и мечом» / «Ogniem i mieczem» (1999; Польша) режиссёр — Ежи Гоффмана, в роли воеводы Киселя — Густав Холоубек.
• «Богдан Хмельницкий» (1941; СССР) — режиссёр Игорь Савченко, Адам Кисель — Василий Зайчиков.

Литература

• Кисель, Адам // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921622 Русский биографический словарь: Ибак — Ключарев]. — Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1897 [2]. — Т. 8. — 756 с.

Отрывок, характеризующий Кисель, Адам

– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.