Кларк, Джон Дрюри

Джон Дрюри Кларк
John Drury Clark
Имя при рождении:	Джон Дрюри Кларк
Псевдонимы:	John D. Clark
Дата рождения:	15 августа 1907(1907-08-15)
Место рождения:	Фэрбанкс, Аляска
Дата смерти:	6 июля 1988(1988-07-06) (80 лет)
Место смерти:	Денвилль, Нью-Джерси
Гражданство:	США
Род деятельности:	Учёный, писатель
Жанр:	документалистика научная фантастика

Джон Дрюри Кларк (John Drury Clark, Ph.D., 15 августа 1907, Фэрбанкс, Аляска — 6 июля 1988, Денвилль (англ. Denville, New Jersey), Нью-Джерси) — доктор философии, известный американский разработчик ракетного топлива, химик, а также писатель-фантаст и поклонник научной фантастики. Он способствовал возобновлению интереса к серии "Конан" Роберта Говарда, а также оказал влияние на писательскую деятельность Лайона Де Кампа, Флетчера Прэтта и других авторов.

Жизнь и карьера

Кларк родился в городе Фэрбанкс, расположенном в центре Аляски. Он учился в Университете Аляски, а затем с 1927 по 1930 года в Калифорнийском технологическом институте в городе Пасадина, Калифорния, получив степень бакалавра в области физической химии. В течение последних двух лет учёбы в КалТехе он жил в одной комнате с Лионом де Кампом. Кларк получил степень магистра в Висконсинском университете в Мадисоне и, затем, в 1934 году степень доктора философии в Стэнфордском университете.

В 1933 году Кларк опубликовал новую спиралевидную диаграмму для периодической системы химических элементов. Данная конструкция была использована журналом Life для замечательной и важной иллюстрации, что была частью специального выпуска от 16 мая 1949 года, посвященного элементарным частицам. Это послужило источником вдохновения для художника Эдгара Лонгмена, чья фреска стала заметным событием на Фестивале Британии, проходившем в Лондоне в 1951 году. Кларком была придуман новый вариант диаграммы в 1950 году, но он не получил такого же успеха.

Кларк переехал в Скенектади в верхней части штата Нью-Йорк в начале 1930-ых, получив работу с Дженерал Электрик. Несколько лет спустя он переехал в город Нью-Йорк, затем жил в Филадельфии и работал в качестве химика-исследователя на John Wayeth & Brother в этом городе в 1943 году. Седьмого июня того же года он женился на оперной певице сопрано Mildred Baldwin. Позже этот брак распался.

С 1949 года вплоть до своего ухода на пенсию в 1970 году Кларк разрабатывал жидкие ракетные топлива в Naval Air Rocket Test Station (NARTS), расположенной в городе Dover, штат Нью-Джерси (после 1960 года преобразованной в Army's Liquid Rocket Propulsion Laboratory Арсенала Пикатинни) на должности главного химика.

В 1962 году Кларк женился на художнице Инге Пратт, вдове Флетчера Прэтта.

Он был автором книги Ignition! An Informal History of Liquid Rocket Propellants (Rutgers University Press, 1972), основывавшейся на его опыте в данной области и посвящённой жене Инге. Эта книга описывает разработку в США технологии жидкого ракетного топлива как путём технического объяснения работы, проделанной учёными, так и рассказа коротких историй о вовлечённых в процесс людях и часто забавных происшествиях, что имели место. Не будучи более издаваемой, данная редкая книга продается дороже $400.

На протяжении семейной жизни Кларк обитал в "нетрадиционном" доме в Ньюфаундленде в части городка Rockaway Township округа Morris County, штат Нью-Джерси, названной Green Pond, где он продолжал пребывать до своих последних лет и смерти. Кларк умер 6 июля 1988 года после продолжительной болезни и серии ударов в St. Clare's Hospital в Denville, Нью-Джерси, недалеко от своего дома.

Бумаги Кларка, состоявшие из четырех кубических футов переписки, набросков научных и научно-фантастических публикаций, заметок, ненапечатанных рукописных воспоминаний, дневников (1932-1984), газетных вырезок и фотографий, сохранены в специальном хранилище Политехнического университета Виргинии в качестве части репозитария Archives of American Aerospace Exploration.

Литературная карьера и оказанное влияние

В качестве поклонника научной фантастики и фантастических журнал во эру журналов в мягкой обложке Кларк познакомился с несколькими фигурами, что были или станут авторами в обеих областях, включая P. Шуллера Миллера, Флетчера Прэтта и Лафайета Хаббарда. Он встретил Миллера во время проживания в Скенектади в 1930-ых и познакомился с Прэттом после переезда в город Нью-Йорк. Позже он представил Де Кампа Миллеру, Прэтту и неформальному кругу в лиц Нью-Йорке, увлеченных написанием научной фантастики, что включал в себя Отто Биндера, Джона Вуда Кэмбелла, Эдмонда Гамильтона, Отиса Адельберта Клина, Генри Каттнера, Фрэнка Белнэпа Лонга, Мэнли Уэйда Веллмана и Джека Уильямсона.

Кларк и Конан

Впервые Кларк столкнулся с придуманными Робертом Ирвином Говардом Куллом, Конаном и Соломоном Кейном в журнале Weird Tailes и стал ярым поклонником этих героев, вместе с Миллером в начале 1936 года сделав набросок карьеры Конана и карты мира из придуманной Говардом в опубликованных тогда рассказах Хайборийской Эре. Миллер послал данный материал Говарду, что в ответе подтвердил и внёс поправки в их находки. Карта авторов стала основой таковой, что позже появилась в книжной редакции рассказов о Конане. Их обновленный обзор "Вероятный путь развития карьеры Конана" был опубликован в фэнзине Хайборийская Эра в 1938 году.

Таким образом приобретя нужный авторитет, Кларк бы приглашён редактировать и представить введение для первых книжных изданий рассказов Говарда о Конане, опубликованных Gnome Press в 1950-ых. Расширенные версии эссе Кларка и Миллера, посвященные этому герою и названные "Неформальная биография Конана Киммерийца" появилась в выпуске Gnome Появление Конана в 1953 году и (отредактированное Де Кампом) в фэнзине Amra vol. 2, no. 4 в 1959 году. Это было связующим звеном между отдельными рассказами о Конане в изданиях Gnome и книг в мягкой обложке издательства Lancer, напечатанных в 1960-ых.

Карта Хайборийской Эры Кларка и Миллера вместе с таковой от Говарда являются основой для напечатанных в Gnome, Lancer и последующих изданий рассказов

Кларк и сообщество научной фантастики

Будучи безработным в середине 1930-ых, Кларк написал, воспользовавшись набросками Лиона де Кампа, пару научно-фантастических рассказов "Minus Planet" и "Space Blister", опубликованных в Astounding Stories в 1937 году. После провала попытки продажи других рассказов Кларк забросил написание фантастики, продолжая играть активную роль в научно-фантастических кругах. Что привело, однако, к тому, что Лион де Камп занялся своей собственной карьерой в качестве писателя научной фантастики, начав с коротких рассказов и затем создав роман с соавторстве с их общим другом Миллером.

Кларк ещё одним образом способствовал продвижению карьеры де Кампа, представив его кружку Флетчера Прэтта, где занимались военным играми, и познакомив с самим Прэттом в 1939 году. Де Камп и Прэтт после этого пришли к написанию одной из наиболее известных серий лёгкой фантастики, состоявших из рассказов "Дипломированный чародей" и "Tales from Gavagan's Bar".

Также Кларк подал Рону Хаббарду идею юмористической фантастической новеллы The Case of the Friendly Corpse, опубликованной в номере журнала Unknown за август 1941 года. По словам де Кампа, в 1930-ых Кларк и его друг по имени Марк Балдвин "состряпали проспект для выдуманного Колледжа Несвятых Имён", одолженный Кларком Хаббарду в 1941 году. После чего Хаббард и создал свой рассказ, отталкиваясь от данной точки.

Первая женитьба Кларка привела к созданию мужского литературного банкетного клуба Trap Door Spiders, основанного в 1944 году Прэттом. Ввиду непопулярности новой супруги Кларка среди его друзей включая самого Прэтта, клуб дал им всем возможность проводить время с самим только Кларком без присутствия его жены. Данный клуб позднее послужил прообразом придуманной Айзеком Азимовым группы раскрывателей тайн Black Widowers. Кларк при этом фигурировал под именем Джеймса Дрейка.

В 1952 году Кларк предоставил сценарий и редактировал научно-фантастическую трилогию The Petrified Planet, выпущенную издательством Twayne и описанную как "первую антологию 'общего мира'". Сценарий постулировал звёздную систему, населенную жизненными формами на основе кремния, и был использован в качестве основы для трёх новелл Прэтта, Г. Бима Пайпера и Джудит Меррил, сделавших основную часть данной работы. Фрагмент вводной части ("Кремниевый мир"), написанный Кларком, был переиздан в 1952 году в декабрьском выпуске журнала Startling Stories, и вся часть была напечатана целиком в 1983 году в редакции вклада Пайпера в книгу под названием Uller Uprising, опубликованной издательством Ace. Но при этом фрагмент из Startling Stories был также приписан Прэтту, который, вероятно, использовал имя Кларка в качестве псевдонима.

Айзек Азимов, с которым Кларк познакомился в 1942 году, написал предисловие к его книге [novosti-kosmonavtiki.ru/forum/forum9/topic13513/ Зажигание!].

Общественная и политическая деятельность

В 1946-1953 гг. член Совета экономических консультантов Белого дома.

Библиография

Научная фантастика

• "Minus Planet," published in Astounding Stories, Apr 1937.
• "Space Blister," published in Astounding Stories, Aug 1937.

Публикации

• "A new periodic chart", Journal of Chemical Education, 10, 675-657 (1933).
• "A modern periodic chart of chemical elements", Science, 111, 661-663 (1950).
• "A Probable Outline of Conan's Career," with P. Schuyler Miller, published in The Hyborian Age (1938).
• "Introduction" to The Petrified Planet (1952) (reused for Uller Uprising, by H. Beam Piper (1983)).
• "The Silicone World", published in Startling Stories, December 1952.
• "An Informal Biography of Conan the Cimmerian," with P. Schuyler Miller, published in The Coming of Conan (1953).
• "An Informal Biography of Conan the Cimmerian," with P. Schuyler Miller and L. Sprague de Camp, published in Amra, vol. 2, no. 4, (1959).
• "Science Fact: Dimensions, Anyone?" published in Analog Science Fiction - Science Fact, November 1966.
• Clark, John D. [www.sciencemadness.org/library/books/ignition.pdf Ignition! An Informal History of Liquid Rocket Propellants]. — New Jersey: Rutgers University Press, 1972. — 214 p. — ISBN 0-8135-0725-1.

Внешние ссылки

• [www.isfdb.org/cgi-bin/ea.cgi?John_D._Clark,_Ph.D. John D. Clark] на сайте Internet Speculative Fiction Database
• [novosti-kosmonavtiki.ru/forum/forum9/topic13513/ Зажигание!] раздел форума журнала "Новости космонавтики", посвященный переводу книги "Ignition!"

Отрывок, характеризующий Кларк, Джон Дрюри

– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.