Куррах

Куррах (ирл. Currach или Curach, в английском обычно используется -gh; также встречаются варианты курога и каррех) — тип традиционных ирландских и шотландских средних и больших лодок с деревянным каркасом, обтянутым кожей или шкурой животных (обычно бычьей). Современные лодки обтягиваются, преимущественно, плотной тканью наподобие брезента, на который наносится защитное покрытие, например, гудрон в несколько слоёв. Обводы и, порой, технология постройки курраха различаются для разных регионов Ирландии и Шотландии. Местное название таких лодок в графствах Корк и Керри «naomhóg», и «canoe» в западном Клэр. Куррахи подобны уэльским кораклам, распространёным также на внутренних водах Ирландии и Шотландии, но имеют бóльшие размеры. Все традиционные вёсельные лодки на западном побережье Коннахта также называются куррахами (или currach adhmaid — «деревянный куррах») — по конструкции они в значительной степени схожи с «кожаными» куррахами. Большие куррахи называются «Bád Iomartha».

На протяжении всей истории куррахи используются одновременно и как морские рыболовецкие лодки, и как транспортные суда для перевозки грузов по речным и прибрежным морским водным путям.

«Курах, или лодка из кожи и ивняка, на современный взгляд может показаться весьма ненадёжным средством для плавания по бурным морским водам, однако наши бесстрашные предки вверяли им свои жизни, уповая на милость погоды. В большом числе они используются на западных островах Шотландии, и могут быть найдены в Уэльсе. Каркас [на гэльском] назывался crannghail, сейчас так на Уйсте называют ветхие лодки.»

Оригинальный текст (англ.)  

"The curach or boat of leather and wicker may seem to moderns a very unsafe vehicle, to trust to tempestuous seas, yet our forefathers fearlessly committed themselves in these slight vehicles to the mercy of the most violent weather. They were once much in use in the Western Isles of Scotland, and are still found in Wales. The framework [in Gaelic] is called crannghail, a word now used in Uist to signify a frail boat."

— Толковый словарь шотландского-гэльского "Dwelly’s (Scottish) Gaelic Dictionary": Curach

На гэльском слово куррах используют, в том числе, для обозначения болотистой местности, подобной Карри (пригород Эдинбурга) и «The Curraghs», местность на острове Мэн, имеющую известность благодаря расположенному там Национальному природному парку. Своё название на ирландском языке эти лодки получили за счёт своего поведения в открытом море.

История

Использовавшиеся материалы и технологии постройки делают маловероятным нахождение останков этих лодок как для традиционной, так и морской археологии, однако античные источники говорят об их древности. Одни из древнейших письменных источников, в которых они упоминаются, относятся ко временам Юлия Цезаря. В них говорится, что на куррахах совершали плавание по Северной Атлантике.

Позже, в шестом веке нашей эры, Св. Брендан, возможно, совершил плавание через Атлантику к берегам Северной Америки. Об этом рассказывается в манускрипте IX века на латинском языке: Navigatio sancti Brendani abbatis. В этом документе описывается постройка океанской лодки: монахи с помощью железных инструментов создали каркас из тонких деревянных планок «sicut mos est in illis partibus» (с лат. — «по обычаю тех мест»), покрыв его выдубленными шкурами, места соединения шкур просмаливались, и в центре лодки была установлена мачта. Хотя описание самого плавания больше похоже на сказочный рассказ, постройка описывается в соответствии с обычной практикой того времени. В ирландских жизнеописаниях святых этого периода, в которых говорится об острове Аран, описаны построенные там лодки с плетёным каркасом, покрытым коровьей шкурой. Реконструкция этого предполагаемого путешествия, успешно совершённая Тимом Северином в 1978 году, доказала возможность плавания на куррахе под парусом между Ирландией и Ньюфаундлендом. В своей книге, «The Brendan Voyage», он подробно описывает и само плавание и то, как строилась реплика курраха.

Ещё одним христианским проповедником из Ирландии, который использовал куррах, для своего путешествия на Гебридские острова и в Британию, был современник Св. Брендана — Св. Колумба. Об этом говорится следующим образом:

В день, завершающий второй год его пребывания на Иона, Колумба отправился на пляж, где было оставлено его судно из ивы и коровьих шкур, в ожидании, если оно потребуется любому из Общины Хи при необходимости отбыть с острова. Он сопровождался двумя своими друзьями, которые были вместе с ним послушниками, Комгалом и Каннехом, и небольшим числом помощников. Заняв свои места в своём куррахе, они отправились через пролив на большой остров."

Оригинальный текст (англ.)  

"On a day, at the end of two years from his arrival on Iona, Columba goes to the beach, where his craft of wicker and cowhide lies moored, waiting the use of any member of the community of Hy whose occasions may call him away from the island. He is accompanied by two friends and former fellow-students, Comgal and Cainnech, and followed by a little escort of faithful attendants. Taking his seat in his currach, he and his party are rowed across the sound to the mainland."

— Цитата из Wylie

В поэтической форме об этом рассказывает и Св. Беккан, живший вскоре после самого Колумбы:

In scores of curraghs with an army of wretches he crossed the long-haired sea. He crossed the wave-strewn wild region, Foam flecked, seal-filled, savage, bounding, seething, white-tipped, pleasing, doleful. Beccán mac Luigdech. Tiugraind Beccain

Куррах значительных размеров обладает высокими мореходными качествами. В то же время, для него представляет угрозу столкновение с другими судами, так как корпус из кожи может легко порваться. Таким образом, куррахи могли плавать по морям Атлантики только до начала эпохи викингов.

Геральд Уэльский в своём труде Topographia Hibernica (1187) пересказывает со слов неких моряков, что они, когда укрывались от шторма у берегов Коннахта, увидели двух мужчин, длинноволосых и полуодетых, подплывавших к ним в плетённой лодке, покрытой кожами. Экипаж, обнаружив, что подплывшие говорят по-ирландски, принял их на борт, где те выразили удивление, никогда прежде не видев большой деревянный корабль.

Методическая последовательность в описании куррахов с раннего средневековья до начала Нового времени может говорить о том, что методы постройки и конструкция куррахов в течение этого времени не претерпевали серьёзных изменений.

Речные и мореходные куррахи XVII века

В труде XVII-го века на латинском языке за авторством Филлипа О’Салливан-Бира о войнах в Ирландии в эпоху Елизаветы I приводится описание двух куррахов, построенных в спешке, чтобы пересечь реку Шьоннон. Постройка большого описывается следующим образом. Два ряда ивовых прутьев были установлены напротив друг-друга, затем верхние концы каждой из получившихся пар были согнуты друг к другу (ad medium invicem reflexa) и перевязаны верёвкой, таким образом получился каркас лодки перевёрнутой вверх дном. После этого к каркасу крепились обшивные планки, сиденья и распорки были установлены изнутри (cui e solida tabula, statumina, transtraque interius adduntur), снаружи покрыто 11-ю конскими шкурами и затем были установлены уключины и вёсла. Это судно охарактеризовано, как способное перевезти 30 вооружённых людей одновременно.

По конструкции и парусному оснащению мореходные куррахи XVII века могли быть смесью лодок с кожаной обшивкой и с обшивкой из досок. Это было отображено на рисунке английского капитана Томаса Филлипса, озаглавленного как «A portable vessel of wicker ordinarily used by the Wild Irish». Капитан Филлипс предполагал, что такие куррахи были широко распространены в то время. Высказывалось сомнение в точности набросков, но они показывают возможное развитие океанских куррахов.

Изображённое судно около 6 метров длиной, оборудовано килем и рулём (приспособленным с лодок с обшивкой из досок), с каркасом сплетённым из ивы и укреплённым шпангоутами. Обшивалась лодка, предположительно шкурами, после полного изготовления каркаса. Примерно в центре лодки устанавливалась мачта. Крепилась она двойными вантами к подобиям привальных брусьев расположенных снаружи борта и форштагом к форштевню. Фал форштага перекидывался через разветвление на вершине мачты чуть выше реи, на которой крепился прямой парус. На корме возвышались две перекрещенные дуги, которые могли служить для установки тента. Киль улучшал остойчивость судна, но корпус сохранял гибкость.

Современные ирландские куррахи

Современные куррахи, благодаря развитию на протяжении многих веков, достаточно прочные, лёгкие и универсальные в применении лодки. Каркас представляет из себя решётку, сформированную шпангоутами (поперечные «дуги») и стрингерами (продольные планки), ограничивающих борта и дно лодки. На корме устанавливается транцевая доска, но киль отсутствует. Лодка оснащается банками, при необходимости, закрепляемыми кницами. На фальшборт устанавливаются утки и уключневые стержни под вёсла. Также может быть установлены мачта и парус, но с минимальным оснащением. Обшивается лодка плотной тканью наподобие брезента (англ. canvas) или миткаля (англ. calico), пришедшей на замену шкур и кожи, и покрывается смолой или гудроном.

Современные куррахи применяются для мелкопромыслового прибрежного рыболовства, для переправы и перевозки грузов и скота, включая овец и крупного рогатого скота. На островах Аран, например, они также применяются для доставки пассажиров, почтовых отправлений и товаров между подходящими к островам судами и берегом.

Применение куррахов не было повсеместным на побережье Атлантического океана, как и используемые куррахи не представляют единообразия. Например, в Керри они стали использоваться только с конца XIX века (примерно с 1880-х). До этого основными судами применявшимися там были тяжёлые деревянные сейнеры. Жители острова Бласкет признали, что куррахи (или навоги, как принято их там называть) весьма удобны, и дальнейшее развитие этих лодок на острове сформировало местные черты.

Типы куррахов

Куррахи, построенные в разных местах Ирландии, имеют отличия в обводах и технологии постройки, порой значительные. Хорнелл, один из исследователей маломерного флота разных народов, в серии своих статей о куррахах в журнале Mariner’s Mirror, подразделяет их на следующие типы:

• Коракло-курахи реки Бойн
• Куррахи графства Донегал
  • короткие, от 2,4 до 3,6 метра длиной
    • Гребковые (Банбег (округ Роззес) и остров Тори)
    • Гребково-вёсельные (Банбег)
    • Гребные лодко-образные (остров Тори)
  • удлинёные лодко-образные, обычно между 3,6 и 6 метрами длиной
    • Старый тип
    • Дунфанахи (залив Шипхевен)
    • Даунингс (залив Шипхевен)
• Куррахи графства Слиго
• Куррахи графства Мейо
  • Остров Инишке и Блексод
  • Острова Акилл и Инишбиггл
  • Белдерриг (Северный Мейо)
• Куррахи графства Голуэй
  • Коннемара и остров Инишбофин
  • Острова Аран
• Каное Килки (Западный Клэр)
• Навоги графств Керри и Корк
• Куррахи реки Шьоннон

Строители куррахов

В современной Ирландии осталось довольно небольшое число тех, для кого постройка куррахов является основным видом деятельности. Преимущественно это мастера, живущие в небольших населённых пунктах на побережье Атлантики и на островах. Также есть небольшое число организаций, занимающихся куррахами. Кроме того, есть несколько групп и отдельных строителей, которые занимаются постройкой как современных, так и сохранением и реконструкцией ставших уже достоянием истории куррахов и коракло-куррахов с каркасом на основе ивовых прутьев и оболочкой из кожи, и для которых это дополнение к основной деятельности (например, живущие за счёт рыбной ловли) или просто увлечение.

Среди наиболее известных организаций — морской культурно-образовательный центр Meitheal Mara в Корке, занимающийся изучением и постройкой куррахов для музеев и частных лиц. Кроме того, они занимаются обучением постройке и управлению куррахом и проводят выездные мастер-классы. Так же они проводят регату куррахов в Корке.

The Boyne Currach Herritage Group, известная также как Newgrange Currach, — это небольшая группа энтузиастов, организованная в 1997 году Клайвом О’Гибном (ирл. Claidhbh Ó Gibne). Они на основе коракло-куррахов реки Бойн, строят гипотетические большие куррахи, отталкиваясь от теории их применения при транспортировке глыб кварца, между графствами Уиклоу и Мит, которые использовались при постройке Ньюгранжа. За это время было построено несколько куррахов — от 6-футового коракло-курраха Bran до 26-футового курраха Boann, которая использовалась в съёмках документального фильма «Blood of the Irish», рассказывающего о возможности заселения Ирландии выходцами с испанских берегов Бискайского залива. С 2009 года строится новый 36-футовый куррах Cu Gla, для совершения плавания между Ирландией и материковой Европой.

Шотландские куррахи

Традиционные шотландские куррахи почти полностью исчезли, но в некоторых местах они появились вновь. Сейчас они используются на реке Спей и на северо-восточном побережье, а также на Гебридах.

Куррахи на реке Спей

В Statistical Account of Scotland 1795 года записано:

«…мужчина сидел в так называемом „куррахе“, сделанном из шкуры, формой и размерами как небольшой сусловарный чан, более широком сверху чем снизу, со „скелетом“ или дугами из дерева внутри, на сплетённом из прутьев сидении… Эти куррахи настолько легки, что мужчины носят их на своей спине, когда идут из своего Спеймаута.»

Оригинальный текст (англ.)  

«[a] man, sitting in what was called a Currach, made of hide, in the shape, and about the size of a small brewing-kettle, broader above than below, with ribs or hoops of wood in the inside, and a cross-stick for the man to sit on. . . . These currachs were so light, that the men carried them on their backs home from Speymouth.»

Как видно, куррахи реки Спей в большей степени по описанию соответствуют кораклам, используемым на реках, а не в открытом море. В книге History of the Province of Moray, изданной в 1775 году, приводится размер лодки:

«Позвольте мне добавить, поскольку это стало редкостью, куррах… Он именно овальной формы, примерно 3 фута шириной и 4 длиной.»

Оригинальный текст (англ.)  

«Let me add, as now become a Rarity, the Courach. . . . It is in shape oval, near three feet broad, and four long.»

См. также

• Коракл
• Бирлинн
• Святой Брендан

Источники

• Hornell, James. British Coracles, parts: I, II // Mariner’s Mirror. — vol. XXIII. — Jan. 1937. — C. 74-83, 148—175 — ISSN 0025-3359
• Hornell, James. British Coracles, parts: III // Mariner’s Mirror. — vol. XXIV. — Jan. 1938. — C. 5-39 — ISSN 0025-3359
• Ua Maoileoin, Pádraig. Na hAird ó Thuaidh. — Baile Átha Cliath: Sáirséal agus Dill, 1970. — 175 c. — ASIN: B002LUO5NA
• Tyers, Pádraig. Leoithne Aniar. — Baile an Fheirtéaraigh: Cló Dhuibhne, 1982. — 174 c. — ASIN: B0006DEO7Q
• Wylie, Rev. J.A. History of the Scottish Nation, Vol. 2, 1886
• Dwelly, Edward Faclair Gàidhlig agus Beurla
• Statistical Account of Scotland, 1795
• Shaw, L History of the Province of Moray, 1775
• Session Papers, Grant v. Duke of Gordon, 22 April 1780
• Ainslie, H. Pilgrimage etc., 1822
• Banffshire Journal, 18 May 1926

Литература

Обзорная литература о куррахах и других судах ирландцев. История, конструкция.

• Hornell, James. British Coracles and Irish Curraghs. — New York: Ams Press Inc., 1977. — ISBN 978-0404164645.
• Mac Cullagh, Richard. The Irish currach folk. — Wolfhound Press, 1992. — P. 192. — ISBN 978-0863273414.
• Mac Cárthaigh, Críostóir. Traditional boats of Ireland: history, folklore and construction. — Collins, 2008. — P. 658. — ISBN 978-1905172399.
• MacPolin, Dónal. The Donegal Currach. — Ballyhay Books, 2007. — P. 119. — ISBN 978-1900935630.
• MacDonnacha, Jonnaí Jimmí. The Canvas Currach. — Cian De Buitléar, 2005. — ISBN 0954902327.
• Mac Donnacha, Michael Mhairtín Jimmí. The Wooden Currach. — Cian De Buitléar, 2005. — ISBN 0954902319.

Литература по истории судостроения и мореплавания кельтов.

• Северин Тим. Путешествие на «Брендане» / Пер. с англ. Л. Жданова. — М.: Физкультура и спорт, 1983. — 256 с.: ил. — Серия «Необыкновенные путешествия».
• McGrail, Shean. Chapter 15 — Celtic Seafaring and Transport // Aldhouse-Green, Miranda Jane. — Routledge: The Celtic world, 1995. — P. 839. — ISBN 978-0415057646.

Marcus, Geoffrey Jules. Factors in Early Celtic Navigation//Etudes Celtiques — vol. 6, 1952—1954, Fascicule 2, 1953—1954 — С. 312—327.

• Cunliffe, Barry W. Facing the ocean: the Atlantic and its peoples, 8000 BC-AD 1500 — Oxford University Press, 2004—600 с. — ISBN 978-0192853554
• Seán McGrail. Maritime Celts, Frisians and Saxons: papers presented to a conference at Oxford in November 1988 — Council for British Archaeology, 1990—134 с. — ISBN 978-0906780930
• Clark, Peter. The Dover Bronze Age boat — English Heritage, 2004—340 с. — ISBN 978-1873592595
• Mowat, Robert J. C.. The logboats of Scotland: with notes on related artefact types. — Oxbow Books, 1996—166 с. — ISBN 978-1900188111

Литература по истории судостроения и мореплавания в западной и северной Европе (или в том числе) до раннего средневековья, включая кельтов.

• Цветков С. В., Черников И. И. Торговые пути, корабли кельтов и славян — СПб: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», 2008—344 c. — ISBN 978-5-86789-175-6
• Hornell, James. Water transport: origins and early evolution. — David & Charles, 1970—307 с. — ISBN 978-0715348604
• Jordan, Paul. North Sea saga. — Pearson Longman, 2004—272 с. — ISBN 978-0582772571
• McGrail, Shean. Ancient boats. — Shire Publications, 1983 — 64 с. — ISBN 978-0852636268
• Haywood, John. Dark age naval power: a reassessment of Frankish and Anglo-Saxon seafaring activity. — Anglo-Saxon Books, 2006—224 с. — ISBN 978-1898281436
• Gillmer, Thomas Charles. A history of working watercraft of the western world — International Marine, 1994—276 с. — ISBN 978-0070236165
• McGrail, Shean. Ancient Boats and Ships — Osprey Publishing, 2006 — 72 с. — ISBN 978-0747806455
• McGrail, Shean. Boats of the world: from the Stone Age to medieval times — Oxford University Press, 2004—480 с. — ISBN 978-0199271863
• McGrail, Shean. Studies in maritime archaeology — British archaeological reports, 1997—374 с. — ISBN 978-0860549031
• Johnstone, Paul. The sea-craft of prehistory — Routledge, 1989—288 с. — ISBN 978-0415026352
• Marcus, Geoffrey Jules. The Conquest of the North Atlantic — Boydell & Brewer Ltd, 2007—224 с. — ISBN 978-1843833161
• Phillips-Birt, Douglas Hextall Chedzey. The building of boats — Stanford Maritime, 1979—287 с. — ISBN 978-0540071876
• Robert Gardiner, Arne Emil Christensen. The earliest ships: the evolution of boats into ships — Conway Maritime Press, 1996—143 с. — ISBN 978-0851779959
• Basil Greenhill, John S. Morrison. The archaeology of boats & ships: an introduction. — 288 с. — ISBN 978-1557500397
• McGrail, Shean. Ancient boats in North-West Europe: the archaeology of water transport to AD 1500 — Longman, 1998—324 c. — ISBN 978-0582319752

Художественные альбомы.

• Wallace Clark, Ros Harvey. Islands of Connaught: paintings and stories from sailing the islands — Cottage Publications, 2005 — 91 с. — ISBN 978-1900935470

Ссылки по теме

• [www.currach.org Irish International Currach Association]
• [www.mmara.ie An Meitheal Mara] — добровольное общество строителей куррахов и участников регат из Корка.
• [www.newgrangecurrach.com Newgrange Currachs] — сайт The Boyne Currach Herritage Group, небольшой группы энтузиастов, строящих, на основе коракло-куррахов реки Бойн, гипотетические большие куррахи
• [currachs.thisbetterworld.org Currachs and Currach Building] — общая информация о куррахах и постройке курраха аранского типа
• [www.naomhogachorcai.com Naomhoga Chorcai] — гребной клуб в Корке
• [www.dinglecurrach.com Dingle Currach] — сайт Монти О’Лири, строителя куррахов и их моделей из графства Керри
• [www.flickr.com/photos/irishphiladelphia/sets/72157594177257056/ Philadelphia Regatta — Women’s Racing] — фотоальбом с регаты куррахов 2006 года в Филадельфии, США — Женская гонка
• [www.flickr.com/photos/irishphiladelphia/sets/72157594176220442/ Philadelphia Regatta — Men’s Racing] — фотоальбом с регаты куррахов 2006 года в Филадельфии, США — Мужская гонка
• [www.loughneaghboats.org Lough Neagh Heritage Boats] — добровольное общество строителей традиционных ирландских лодок (информация о куррахах, которая была представлена на сайте доступна через [web.archive.org/web/20071010161305/www.loughneaghboats.org/curachs.html web-архив])

Отрывок, характеризующий Куррах

– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.