Мария Тереза Савойская (1803—1879)

Мария Тереза Савойская итал. Maria Teresa di Savoia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти Луиджи Бернеро (1817). Палаццо Реале, Турин</td></tr>
Герцогиня Пармы и Пьяченцы
18 декабря 1847 — 17 мая 1849
Предшественник:	Мария Луиза Австрийская
Преемник:	Луиза Мария Французская
Герцогиня Лукки
13 марта 1824 — 18 декабря 1847
Предшественник:	Мария-Луиза Испанская
Преемник:	нет
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	19 сентября 1803(1803-09-19) Рим, Папская область
Смерть:	16 июля 1879(1879-07-16) (75 лет) Сан-Мартино-ин-Виньяле, Итальянское королевство
Место погребения:	церковь Святого Романа, Лукка
Род:	Савойский дом
Имя при рождении:	Мария Тереза Фернанда Фелицитас Гаэтана Пия Савойская
Отец:	Виктор Эммануил I
Мать:	Мария Тереза Австрийская
Супруг:	Карл II
Дети:	Луиза Карл Фердинанд
Сайт:	[www.crocerealedisavoia.it/ Савойский дом]
Награды:

Мари́я Тере́за Ферна́нда Фелицита́с Гаэта́на Пи́я Саво́йская (итал. Maria Teresa Fernanda Felicitas Gaetana Pia di Savoia; 19 сентября 1803, Рим, Папская область — 16 июля 1879, Сан-Мартино-ин-Виньяле, Итальянское королевство) — принцесса Савойского дома, дочь сардинского короля Виктора Эммануила I, жена пармского герцога Карла II. Дама ордена Королевы Марии Луизы.

Биография

Детство и юность

Мария Тереза Савойская родилась в палаццо Колонна в Риме 19 сентября 1803 года. Она была дочерью Виктора Эммануила I, короля Сардинии от Марии Терезы Австрийской. Вместе с ней родилась сестра-близнец, Мария Анна Савойская, будущая императрица Австрии. Обе принцессы были крещены римским папой Пием VII. Крёстными родителями девочек стали дедушка и бабушка по линии матери, эрцгерцог Фердинанд Австрийский и Мария Беатриче Моденская, герцогиня Массы и Каррары.

За пять лет до её рождения владения Савойского дома на континенте были аннексированы Францией и монаршая семья была вынуждена отправиться в изгнание сначала во Флоренцию, затем в Рим. Когда в 1806 году армия Франции вторглась в Папскую область, они перебрались на Сардинию. В королевском дворце в Кальяри прошло детство Марии Терезы Савойской. Она получила хорошее домашнее образование под руководством гувернантки Джованны Баттисты Терци. Воспитывалась в духе католического благочестия. Пережив тяжёлое заболевание, думала постричься в монахини, но не решилась.

В 1815 году, после возвращения Савойской династии владений на континенте по итогам Венского конгресса, вместе с матерью и сёстрами покинула Кальяри и прибыла в порт Генуи, откуда приехала в Турин, где их уже ждал отец.

Герцогиня Лукки (1824—1847), Пармы и Пьяченцы (1847—1849)

В 1819 году Мария Тереза Савойская была обручена с Карлом Людовиком Бурбон-Пармским. 15 августа 1820 года в Турине на вилле Реале был заключён брак по доверенности. Жениха представлял Карл Феликс Савойский, герцог Генуи. Вскоре Мария Тереза Савойская выехала во Виареджо, где её встретил муж, и 7 сентября 1820 года они прибыли ко двору его матери, герцогини Лукки.

Брак был династическим. Супруги не имели общих интересов. Мария Тереза Савойская была религиозной женщиной, светским членом Ордена покаяния святого Доминика. Карл Людовик Бурбон-Пармский, красавец со взбалмошным характером, молитвам предпочитал развлечения и путешествия. Большую часть супружеской жизни они прожили вдалеке друг от друга. В их браке родились дочь и сын, но выжил только сын, дочь умерла в младенчестве. После смерти авторитарной свекрови 13 марта 1824 года Карл Людовик Бурбон-Пармский стал герцогом Лукки под именем Карла I, и она получила титул герцогини Лукки.

Испытания в личной жизни, бесконечные путешествия вместе с мужем по городам Европы расшатали нервную систему Марии Терезы Савойской. С 1833 года она перестала сопровождать супруга в его поездках и поселилась на вилле в Пьяноре. Карл Людовик Бурбон-Пармский отправил их сына получать образование в Германию и Австрию. Симпатизировавший протестантизму, он не желал воспитывать сына в духе католического благочестия. В 1838 году герцогиня переехала на виллу в Сан-Мартино-ин-Виньяле. В сентябре 1847 года из-за революционных волнений она переехала сначала в Массу, затем в Геную, где её встретил двоюродный брат Карл Альберт Савойский, новый король Сардинии.

17 декабря 1847 года после смерти жены Наполеона I, бывшей императрицы Мария Луизы Австрийской, в соответствии с решением Венского конгресса, Карл I обменял герцогство Лукку на герцогство Пармы и Пьяченцы и стал сувереном последнего под именем Карла II, а Мария Тереза Савойская получила титул герцогини Пармы и Пьяченцы.

Во время революции 1848 года, когда её муж был вынужден принять условия временного правительства, она переехала к родственникам в Турин. После восстановления власти Карла II в 1849 году переехала сначала в Массу, затем в Лукку и, наконец, снова поселилась на вилле в Пьяноре. В марте 1849 года Карло II отрекся от трона в пользу сына Карла Фердинанда, ставшего новым герцогом Пармы и Пьяченцы под именем Карла III. С этого времени Мария Тереза Савойская носила титул графини Виллафранка.

Последние годы

Мария Тереза Савойская жила на вилле во Виареджо до трагической смерти сына. В 1854 году Карл III был убит карбонарием. Затем она переехала на виллу в Сан-Мартино-ин-Виньяле под Луккой. Здесь Мария Тереза Савойская вела весьма замкнутый образ жизни, принимала только духовника, которому в 1855 году передала свои мемуары. В 1857 году в монастыре доминиканцев в Лукке была на тайной аудиенции у римского папы блаженного Пия IX, посетившего город. В последние годы жизни страдала прогрессирующим атеросклерозом сосудов головного мозга.

Мария Тереза Савойская умерла 16 июля 1879 года на вилле в Сан-Мартино-ин-Виньяле. После панихиды в соборе Святого Мартина (по другой версии в церкви Святого Романа) в Лукке, согласно завещанию, её похоронили в одеянии светского члена Ордена покаяния святого Доминика в капелле доминиканцев на кладбище Верано в Риме.

Брак, титулы, потомство

В Турине 15 августа 1820 года по доверенности был заключён брак между Марией Терезой Савойской, принцессой Сардинии и Карлом Людовиком Бурбон-Пармским (22.12.1799 — 16.4.1883), инфантом Испании, герцогом Лукки под именем Карла I, бывшим королём Этрурии под именем Людовика II и будущим герцогом Пармы и Пьяченцы под именем Карла II, сыном Людовика I, короля Этрурии и Марии Луизы Испанской, инфанты Испании и герцогини Лукки. Свадебные торжества длились до 5 сентября 1820 года. В этом браке родились двое детей:

• принцесса Луиза Франциска Бурбон-Пармская (29.10.1821 — 8.9.1823), инфанта Испании, умерла в младенческом возрасте;
• принц Карл Фердинанд Бурбон-Пармский (14.1.1823 — 27.3.1854), инфант Испании, герцог Пармы и Пьяченцы под именем Карла III, женился на принцессе Луизе Марии Французской (21.9.1819 — 1.2.1864).

Титул Марии Терезы после замужества: инфанта Испании, герцогиня Лукки (13 марта 1824 — 18 декабря 1847), герцогиня Пармы и Пьяченцы (18 декабря 1847 — 17 мая 1849), графиня Виллафранка (17 мая 1849 — 16 июля 1879). Некоторыми якобитами рассматривается как королева Шотландии под именем Марии II и королева Англии, Ирландии и Франции под именем Марии III, так, как её старшая сестра Мария Беатриче Савойская вступила в брак с дядей по линии матери Франциском IV, герцогом Модены и Реджо. Однако брак старшей сестры был разрешён Святым Престолом, поэтому большая часть якобитов не признаёт эти претензии.

Литература

• Real Academia Matritense de Heráldica y Genealogía. [books.google.ru/books?id=jf4NMjp_90MC&dq=Mar%C3%ADa+Teresa+de+Saboya+(duquesa+de+Parma)&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Anales de la Real Academia Matritense de Heráldica y Genealogía] : [исп.]. — Madrid : RAMHG, 2008. — P. 377–378. — 497 p.</span>

Ссылки

• Elvio Ciferri. [www.treccani.it/enciclopedia/maria-teresa-di-savoia-duchessa-di-lucca-poi-duchessa-di-parma-e-piacenza_(Dizionario-Biografico)/ Maria Teresa di Savoia, di Savoia, duchessa di Lucca, poi duchessa di Parma e Piacenza]. Treccani. — Статья о Марии Терезе Савойской в «Dizionario Biografico degli Italiani» (2008), том LXX.  (итал.)
• [www.abitofhistory.net/html/rhw/body_files/m_body.htm#mariateresaferdinanda Maria Teresa Ferdinanda Felicia Gaetana Pia — (1803 — 1879). Princess of Savoy and Sardinia]. Women of History. — Статья о Марии Терезе Савойской в «Women of History».  (англ.)

Предки Марии Терезы Савойской

Виктор Амадей II (1666 — 1732) король Сардинии               Карл Эммануил III (1701 — 1773) король Сардинии                       Анна Мария Орлеанская (1669—1728)                 Виктор Амадей III (1726 — 1796) король Сардинии                             Эрнест Леопольд (1684 — 1749) ландграф Гессен-Рейнфельс-Ротенбурга               Поликсена Кристина Гессен-Рейнфельс-Ротенбургская (1706 — 1735)                         Элеонора фон Лёвенштайн-Вертхайм (1686 — 1753)                 Виктор Эммануил I (1759 — 1824) король Сардинии                                   Луи (1661 — 1711) великий дофин Франции               Филипп V (1683 — 1746) король Испании                       Мария Анна Виктория Баварская (1660 — 1690)                 Мария Антония Испанская (1729 — 1785)                               Одоардо (1666 — 1693) наследный принц Пармы               Елизавета Пармская (1692 — 1766) герцогиня Пармы                       Доротея София Нойбургская (1670 — 1748)                 Мария Тереза                                         Леопольд I (1679 — 1729) герцог Лотарингии               Франц I (1708 — 1765) император Священной Римской империи, великий герцог Тосканы, герцог Лотарингии                       Елизавета Шарлотта Орлеанская (1676 — 1744)                 Фердинанд Карл (1754 — 1806) эрцгерцог Австрии                             Карл VI (1685 — 1740) император Священной Римской империи, король Венгрии и Чехии, эрцгерцог Австрии               Мария Тереза Австрийская (1717 — 1780) королева Венгрии и Чехии                       Елизавета Кристина Брауншвейг-Вольфенбюттельская (1691 — 1750)                 Мария Тереза Австрийская (1773 — 1832)                                   Франциск III (1698 — 1780) герцог Модены и Реджо               Эрколе III (1727 — 1803) герцог Модены и Реджо                       Шарлотта Аглая Орлеанская (1700 — 1761)                 Мария Беатриче д’Эсте (1750 — 1829) герцогиня Массы и княгиня Каррары                             Альдерано I (1690 — 1731) герцог Массы и князь Каррары               Мария Тереза Чибо-Маласпина (1725 — 1790) герцогиня Массы и княгиня Каррары                       Риччарда Гонзага-Новеллара (1698 — 1768)

Отрывок, характеризующий Мария Тереза Савойская (1803—1879)

Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.