Маслов, Юрий Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Сергеевич Маслов

Ю́рий Серге́евич Ма́слов (5 мая 1914, Киев — 31 августа 1990, Ленинград) — советский лингвист, доктор филологических наук, профессор. Специалист по болгарскому языку, германским языкам, аспектологии, теории грамматики, общему языкознанию, истории языкознания. Автор учебника «Введение в языкознание», выдержавшего несколько изданий.





Биография

Учился в Киевском и в Ленинградском1934) университетах; после окончания последнего в 1937 году поступил там же в аспирантуру к В. М. Жирмунскому. В числе своих учителей называл также Л. В. Щербу, И. И. Мещанинова и С. Д. Кацнельсона. Ранние исследования посвящены проблемам исторической грамматики германских языков. Кандидатская диссертация «Возникновение сложного прошедшего в немецком языке» (1940). С 1941 по 1945 год — на фронте в действующей армии, награждён орденами и медалями. Попав во время войны в Болгарию, испытал увлечение этой страной, которое определило одну из главных тем его последующих научных исследований — это грамматическая система болгарского языка. В первые послевоенные годы начинает также серьёзно заниматься славянской и общей аспектологией. Докторская диссертация «Глагольный вид в современном болгарском литературном языке (значение и употребление)» (1957). С 1960 по 1984 год заведовал кафедрой общего языкознания Ленинградского университета. В разные годы работал также по совместительству в ЛО Института языкознания АН СССР и в Институте славяноведения АН СССР.

Вклад в науку

Ю. С. Маслов является одним из самых значительных российских лингвистов второй половины XX века, внёсшим фундаментальный вклад в общую аспектологию и болгаристику.

Славистика и аспектология

В классической статье 1948 года «Вид и лексическое значение глагола в современном русском литературном языке» (не сразу оцененной и понятой русистами) впервые доказал тесную связь аспектуальных грамматических свойств глагола с его принадлежностью к определённым семантическим классам. В западной лингвистике эта идея была высказана только в 1957 году американским лингвистом и философом З. Вендлером и впоследствии стала известна как проблематика акциональных классов глагола. В современной аспектологии этой проблематике посвящена практически необозримая литература, но открывателем этой проблематики может считаться именно Ю. С. Маслов. Написанная Ю. С. Масловым полная грамматика болгарского языка (опубликована в 1981 году; на основе значительно переработанного очерка 1956 года) признана лучшей из существующих; большое значение имеет и его монография о глагольном виде в болгарском языке (1961).

Поскольку болгарский глагол известен своей сложностью, болгаристические исследования Ю. С. Маслова закономерно продолжились в области общей аспектологии и общей теории грамматики. Ю. С. Маслов является основателем типологического изучения глагольного вида. В этой области он выступал не только как автор оригинальных работ (большинство из которых вошли в его монографию «Очерки по аспектологии» 1984 г.), но и как переводчик, комментатор и издатель работ зарубежных лингвистов по этой проблематике. Он внёс большой вклад в разработку современной аспектологической терминологии, особенно в славистике. Для определения видовой соотносительности русских глаголов совершенного и несовершенного вида в русистике широко используется так наз. «критерий Маслова», опирающийся на возможность перевода глагола из прошедшего времени совершенного вида в настоящее историческое несовершенного вида (ср.: он открыл дверь, вошёл в комнату и в ужасе воскликнулон открывает дверь, входит в комнату и в ужасе восклицает; приведённый пример свидетельствует о том, что глаголы открыть — открывать, войти — входить и воскликнуть — восклицать образуют видовые пары). Ю. С. Маслову принадлежит также одна из наиболее авторитетных гипотез о происхождении грамматической категории вида в русском языке. Из других глагольных категорий Ю. С. Масловым был особенно детально исследован результатив и перфект. Исследования по грамматической типологии велись им в тесном контакте с представителями петербургской типологической школы (В. П. Недялковым, со своими учениками А. В. Бондарко и Н. А. Козинцевой и др.).

Общетеоретические работы

В последующие годы Ю. С. Маслов занимался также проблемами общей морфологии, теории языка и истории языкознания. Ему, в частности, принадлежит оригинальная классификация типов звуковых чередований в русском языке; интересны его статьи по общей морфологии, теории графики и др. проблемам. Общетеоретические взгляды Ю. С. Маслова нашли отражение в его учебнике «Введение в языкознание» (1-е изд. 1975 г., 2-е издание, переработанное и дополненное 1987 г., 3-е изд. 1997 г.), который и до сих пор считается одним из лучших теоретических введений в лингвистику для начинающих. Ряд работ Ю. С. Маслова, а также специальные курсы, читавшиеся им на филологическом факультете ЛГУ, были посвящены истории лингвистических учений. Им была написана (совместно с Л. Р. Зиндером) книга о Л. В. Щербе (1982), а незадолго до смерти Ю. С. Маслов успел подготовить к печати (в сотрудничестве с М. В. Гординой и Е. Д. Панфиловым) русское издание грамматики Пор-Рояля (вышедшее в 1991 г., практически одновременно с московским изданием 1990 г., подготовленным Н. Ю. Бокадоровой).

Библиография

Основные работы Ю. С. Маслова, а также биографические сведения о нём и библиография его работ собраны в издании: Ю. С. Маслов. Избранные труды: Аспектология. Общее языкознание. М.: Языки славянской культуры, 2004.

Напишите отзыв о статье "Маслов, Юрий Сергеевич"

Ссылки

  • [iling.spb.ru/grammatikon/pers_maslov.html Страница Ю. С. Маслова на сайте Института лингвистических исследований РАН] (там же дана основная библиография).

Отрывок, характеризующий Маслов, Юрий Сергеевич

Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.