Междоусобная война на Руси (1158—1161)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дата

1158[1]6 марта 1161

Место

Русь

Причина

Поддержка Изяславом претензий Ивана на галицкое княжение

Итог

Победа Ростислава Мстиславича, отделение от Киева Турова[2]

Противники
Смоленское княжество

Волынское княжество
Черниговское княжество
Галицкое княжество

Владимиро-Суздальское
княжество

Новгород-Северское
княжество
Муромское княжество
Вщижское княжество
половцы
берладники

Командующие
Ростислав Мстиславич

Мстислав Изяславич
Святослав Ольгович
Ярослав Осмомысл

Изяслав Давыдович

Андрей Боголюбский
Святослав Всеволодович
Юрий Владимирович
Святослав Владимирович
Иван Ростиславич
Берладник

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Междоусобная война
на Руси (1158—1161)

Междоусобная война на Руси (1158—1161) — борьба за власть в Киевском и других княжествах, начавшаяся в период киевского княжения Изяслава Давыдовича из-за его вмешательства в борьбу за власть в Галиче. Главным соперником Изяслава в борьбе за киевское великое княжение выступал старший в роду Мономаховичей Ростислав Смоленский, основные наступательные действия предпринимались Мстиславом Волынским. В итоге Изяслав Давыдович был убит чёрными клобуками[3].





Предшествующие события

В 1144 году, во время отъезда галицкого князя Владимира Володаревича на охоту, галичане пригласили на княжение его племянника, Ивана Ростиславича. Вернувшийся князь взял город и наказал изменников. Иван был изгнан и в последующий период вместе со своей дружиной служил различным князьям, не имея удела.

В декабре 1154 года, когда Ростислав Мстиславич ушёл из Киева, чтобы защитить свои смоленские владения от Юрия Долгорукого, Киев был ненадолго занят Изяславом Давыдовичем, но при приближении Юрия уступлен ему. Мстислав Изяславич вынужден был покинуть Переяславль, в то время ещё входивший в состав Киевского княжества, и бежать к младшему брату Ярославу в Луцк (во Владимире-Волынском после смерти Святополка Мстиславича сидел другой дядя Мстислава, Владимир, самый младший из Мстиславичей, мачешич).

В 1156 году Мстислав Изяславич выгнал дядю из Владимира, чем дал повод Юрию Долгорукому для вторжения на Волынь. Однако Юрий сделал это не в интересах Владимира Мстиславича, а в интересах другого своего племянника, Владимира Андреевича, стремясь реализовать соглашение с его отцом, по которому их дети должны были унаследовать земли своих отцов (аналогичную попытку предпринимал в 1146 году Вячеслав Владимирович, но также неудачно). После 10-дневной осады Владимира-Волынского Юрий отступил, тем самым де-факто признав независимость Волыни от Киева, а Владимиру Андреевичу дал Погорину (Дорогобуж, Пересопница). Ростислав Смоленский, как старший в роду Мстиславичей, прежде признавший старшинство дяди, теперь был недоволен его вмешательством в дела своих родственников, чем воспользовался Изяслав Давыдович, образовав союз с ним и Мстиславом против Юрия.

Предположительно, Юрий Долгорукий был отравлен киевлянами; они разграбили дворы его дружинников и сообщили о его смерти Изяславу. Получив это известие, тот поблагодарил Бога, что спор оказался решён смертью, а не кровопролитием. Изяслав вокняжился в Киеве и попытался сохранить за собой Чернигов, оставив там племянника, Святослава Владимировича. Но Святослав Ольгович со Святославом Всеволодовичем пошли на Чернигов, Изяслав вышел наперехват с Мстиславом Изяславичем, но до битвы дело не дошло. Святослав Ольгович сел в Чернигове, Святослав Всеволодович — в Новгороде-Северском.

В 1156 году Глеб Юрьевич Переяславский женился на дочери Изяслава Давыдовича, а после смерти отца в 1157 году смог удержаться в Переяславле, тем самым отделив его от Киевского княжества. Тогда же правителем Северо-Восточной Руси стал Андрей Юрьевич. Мстислав Юрьевич был изгнан из Новгорода, на его место приглашён смоленский княжич Святослав Ростиславич. На место уехавшего из Турова Бориса Юрьевича туда приехал изгой, потомок Святополка Изяславича, Юрий Ярославич. Изяслав со смолянами, галичанами и полочанами двинулся на Туров, планируя посадить там на княжение Владимира Мстиславича, но город взять не смог.

Княжение Изяслава в Киеве (1157—1158)

В 1158 году Рогволод Борисович, женатый на дочери Изяслава Мстиславича, после 7-летнего перерыва вернулся в Полоцк, выгнав Ростислава Глебовича, женатого на сестре Юрия Ярославича.

Ещё при утверждении Юрия Долгорукого в Киеве галицкий изгнанник Иван Берладник должен был быть выдан Ярославу Осмомыслу, но этому воспротивилось духовенство, и Юрий отправил Ивана в Суздаль. Но Изяслав Давыдович отбил его по дороге, а после вокняжения в Киеве ответил многочисленному посольству Галича, Смоленска, Волыни и Чернигова отказом в его выдаче. Вскоре Иван с половцами и 6 тыс. берладников вторгся в галицкие владения с юга.

Отозвав Берладника, Изяслав планировал общий поход на Галич, получив известие от сторонников Ивана из Галича и заручившись поддержкой племянника и Ольговичей. Святослав Ольгович предостерегал его от похода, заверяя в своей помощи только в случае обороны, даже велел ему возвращаться. Тогда Изяслав решил обойтись без него, пригрозив, что в случае удачи по возвращении выгонит его из Чернигова. Изяслав с 20 тыс. половцев осадил Белгород, уже занятый Мстиславом. После измены чёрных клобуков Изяславу пришлось уйти за Днепр, где он занял область вятичей, подвластную Чернигову (осень 1158[4]). Мстислав занял Киев (декабрь 1158) и пригласил в Киев Ростислава Мстиславича, но тот, опасаясь оказаться на том же положении, на котором был Вячеслав Владимирович в предыдущую междоусобицу, отправил впереди себя посольство. Ипатьевская летопись, в которой вокняжение Ростислава датируется апрелем 6667 года, находит здесь возможное соответствие с Новгородской летописью, упоминающей под 6667 годом вокняжение в Киеве Мстислава. Было решено просить нового митрополита из Константинополя взамен Клима, поставленного в своё время Изяславом Мстиславичем без согласия патриарха, и Константина, который проклял Изяслава; также Мстислав получил Белгород, Торческ и Треполь, то есть практически всю Киевскую землю, за исключением столицы.

Княжение Ростислава в Киеве

Ростислав Мстиславич со Святославом Ольговичем договорились о союзе, Рюрик Ростиславич был послан к Святославу, а внучатый племянник Святослава Всеволод Святославич — к Ростиславу.

Юрий Ярославич туровский предпринял нападение на Путивль, вероятно, союзный Изяславу Давыдовичу, и дошёл до Выря — одной из его баз. В ходе столкновения черниговский княжич Олег Святославич, вероятно, участвовавший в походе вместе с Юрием, убил половецкого хана Сантуза.

В 1159 году Ростислав посылал войска на помощь Рогволоду Борисовичу, вернувшемуся к власти в Полоцке, против Ростислава Глебовича минского.

Изяслав предпринял нападение на Чернигов с половцами, но Святославу пришёл на помощь галицко-волынский отряд. Изяслав дважды отступал и после перерывов вновь приближался к Чернигову, но овладеть им не смог. Тогда он прошёл на север, в смоленские владения Ростислава, и вывел оттуда 10 тыс. пленных.

Святослав Ольгович, Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич осадили во Вщиже племянника Изяслава, Святослава Владимировича. Изяслав организовал брак Святослава с дочерью Андрея Боголюбского, и тот вступил в войну. Весть о приближении владимирских и муромских войск заставила союзников отступить от Вщижа, но после их ухода осада возобновилась, и вщижский князь вынужден был признать старшинство Святослава Ольговича. Более глубокого участия в усобице Андрей Боголюбский не принял, уступая в старшинстве обоим главным претендентам на киевский престол. Однако, племянник Андрея Мстислав Ростиславич был принят в Новгороде вместо изгнанного Святослава Ростиславича (1160).

Приглашённый Ростиславом в Поросье черниговский княжич Олег узнал о плане своего захвата и выехал в Курск. Роман Ростиславич смоленский сообщил Изяславу о том, что его отец готов отдать тому Чернигов. В союз с Изяславом вступили и Всеволодовичи северские. Святослав же Ольгович, несмотря ни на что, к ним не присоединился.

Изяслав осадил Переяславль, стремясь заставить своего зятя Глеба Юрьевича выступить на своей стороне, но Ростислав выступил к Треполю, и Изяслав снял осаду. Тогда Ростислав вернулся в Киев и распустил войско, Изяслав перешёл Днепр у Вышгорода, был принят в Киеве (12 февраля 1161) и осадил Белгород. Святослав Ольгович звал Изяслава вернуться на левобережье: здесь вся твоя правда будет, — но безуспешно. На помощь городу шли Мстислав с галичанами и чёрные клобуки. Узнав об их приближении, Изяслав бежал, но не смог оторваться от погони шедших впереди войск противника чёрных клобуков и был убит.

Последующие события

Ростислав утвердился в Киеве, но не дал Мстиславу ничего из киевских волостей (в Торческ приехал Давыд Ростиславич (сместил Мстиславова наместника), в Белгород — Мстислав Ростиславич), однако в 1163 году пересмотрел своё решение и вернул Мстиславу почти все киевские волости, которыми тот владел прежде (взамен Триполя, данного Ростиславом Владимиру Мстиславичу вместо отобранного у него Слуцка, Мстислав получил Канев). Юрий Ярославич утвердился в Турове, окончательно обособив его от Киева (1162). В 1161 году в Новгород вернулся Святослав Ростиславич. В 1162 году к власти в Полоцке пришёл Всеслав Василькович, который женился на дочери Ростислава Мстиславича и посадил в Витебске его сына Давыда.

См. также

Напишите отзыв о статье "Междоусобная война на Руси (1158—1161)"

Примечания

  1. Соловьёв С.М. [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv02p5.htm «История России с древнейших времён»]
    В следующем 1158 году встала смута в Галиче, подавшая повод к изгнанию Изяслава Давыдовича из Киева и переходу последнего опять в род Мономахов.
  2. Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь — М.: Наука, 1993. ISBN 5-02-009526-5. с.469
    Прочным результатом этих усобиц стало отделение от Киева в обособленные отчинные владения Переяславля Южного, где с 1155 г. прочно сидит Глеб, сын Юрия Долгорукого, и Турово-Пинской земли в руках Юрия Ярославича, внука Святополка Изяславича.
  3. Кроме него из киевских князей в междоусобице погиб только Изяслав Ярославич (1078)
  4. [krotov.info/acts/12/pvl/novg02.htm Новгородская первая летопись старшего извода]

Ссылки

  • [krotov.info/acts/12/pvl/ipat0.htm Ипатьевская летопись]
  • [krotov.info/acts/12/pvl/novg02.htm Новгородская первая летопись старшего извода]
  • Карамзин Н. М. «История государства Российского» [www.magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar02_15.htm ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ИЗЯСЛАВ ДАВИДОВИЧ КИЕВСКИЙ. КНЯЗЬ АНДРЕЙ СУЗДАЛЬСКИЙ, ПРОЗВАННЫЙ БОГОЛЮБСКИМ. Г. 1157-1159], [www.magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar02_16.htm ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ РОСТИСЛАВ-МИХАИЛ ВТОРИЧНО В КИЕВЕ. АНДРЕЙ В ВЛАДИМИРЕ СУЗДАЛЬСКОМ. Г. 1159-1167]
  • Соловьёв С. М. «История России с древнейших времен» [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv02p5.htm СОБЫТИЯ ОТ СМЕРТИ ЮРИЯ ВЛАДИМИРОВИЧА ДО ВЗЯТИЯ КИЕВА ВОЙСКАМИ АНДРЕЯ БОГОЛЮБСКОГО (1157 - 1169)]

Отрывок, характеризующий Междоусобная война на Руси (1158—1161)

– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.