Рум, Мохаммад
Мохаммад Рум (индон. Mohammad Roem; МФА: moˈhamad ˈrʊm; 1908—1983) — индонезийский политический деятель. Министр иностранных дел Индонезии (1950-1951), министр внутренних дел Индонезии (1946-1947, 1947-1948, 1952-1953). Член партии Машуми.
Ранние годы жизни
Мохаммад Рум родился 16 мая 1908 года в деревне Паракан[id], округ Темангунг[id], Центральная Ява в семье Дулкарнаена Джойосасмито (индон. Dulkarnaen Djojosasmito) и его жены Сити Тарбийя (индон. Siti Tarbijah)[1]. После того, как в Паракане произошла вспышка холеры, чумы и гриппа, семья Рума переехала в Пекалонган.[2].
Образование
В 1915 году Рум поступил в народную школу (нидерл. Volksschool), а два года спустя продолжил обучение в нидерландской школе для коренного населения (нидерл. Hollandse Inlandsche School), которую окончил в 1924 году[3][4]. После сдачи государственных экзаменов он получил стипендию на учёбу в Школе для обучения врачей из числа коренных жителей (нидерл. School tot Opleiding van Inlandsche Artsen, STOVIA[en])[4]. Окончив STOVIA в 1927 году, поступил в общую среднюю школу (нидерл. Algemeene Middelbare School) и окончил её в 1930 году[5]. В 1932 году, После провала попытки поступления в медицинский колледж, начал обучение в правовой средней школе (нидерл. Rechts Hoogeschool) и окончил её в 1939 году, получив степень магистра права[6][4].
Карьера
Принимал активное участие в деятельности нескольких националистических организаций — таких как Ассоциация молодых мусульман (нидерл. Jong Islamieten Bond) (с 1924 года) и Сарекат Ислам (с 1925 года)[7]. Во время войны за независимость входил в состав индонезийских делегаций при заключении Лингаджатского и Ренвилльского соглашений, возглавлял индонезийскую делегацию при подписании соглашений, завершивших войну за независимость и известных как соглашения Рума - Ван Ройена[8].
Был министром внутренних дел в третьем кабинете[en] Шарира, министром иностранных дел в кабинете[en] Натсира, министром внутренних дел во втором кабинете[en] Амира Шарифуддина и в кабинете[en] Вилопо, а также вице-премьером во втором кабинете[en] Али Састроамиджойо[9].
Мохаммад Рум скончался 24 сентября 1983 года в Джакарте от болезни лёгких[10].
Семья
В 1932 году Мохаммад Рум женился на Маркисе Дахиле (индон. Markisah Dahlia) и имел от неё двоих детей — сына Румосо (индон. Roemoso; род. 1933) и дочь Румейсу (индон. Rumeisa; род. 1939)[4].
Напишите отзыв о статье "Рум, Мохаммад"
Примечания
- ↑ Insaniwati 2002, С. 1
- ↑ Insaniwati 2002, С. 4
- ↑ Insaniwati 2002, С. 7
- ↑ 1 2 3 4 Kahin 1984, С. 135
- ↑ Insaniwati 2002, С. 8
- ↑ Insaniwati 2002, С. 9
- ↑ Insaniwati 2002, С. 14
- ↑ [www.foreignminister.gov.au/speeches/1998/980709_ai_sovereignty.html Australia & Indonesia's Independence:The Transfer Of Sovereignty: Documents 1949].
- ↑ [kepustakaan-presiden.pnri.go.id/ministers/popup_biodata_pejabat.asp?id=14 Detail Biodata Pejabat Menteri] at kepustakaan-presiden.pnri.go.id
- ↑ [newspapers.nl.sg/Digitised/Issue/straitstimes19830926.aspx Roem dies of lung disorder] (26 September 1983).
Литература
- Insaniwati Iin Nur. [books.google.com/books?id=xwS8SYlRJLQC Mohamad Roem: Karier Politik dan Perjuangannya, 1924–1968]. — Magelang: IndonesiaTera, 2002. — ISBN 978-979-9375-51-3.
- Kahin George McT. [cip.cornell.edu/handle/seap.indo/1107019148 In Memoriam: Mohamad Roem (1908–1983)]. — Cornell Modern Indonesia Project. — Vol. 37. — P. 135-138.
| ||||||||
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Insaniwati 2002, Kahin 1984 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Рум, Мохаммад
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
