Музыкальная журналистика

Музыка́льная журнали́стика (англ. Music journalism) — отражает форму реализации особой музыкально-литературной деятельности, принадлежащей системе прикладного музыковедения. Музыкальная журналистика может служить способом выхода как музыкальной критики (оценочной мысли), так и музыкального просветительства, популяризации и пропаганды, любой публицистики, направленной на музыкально-культурный процесс. Фрэнку Заппе приписывается фраза:

Писать о музыке, всё равно, что танцевать под архитектуру!

Впрочем, впоследствии выяснилось, что автор этой фразы - американский актер-комик, музыкант и стендап-артист Мартин Малл. Однако именно Заппа описал т. н. рок-журналистов как «людей, которые не умеют писать, берущие интервью у людей, которые не умеют говорить для людей, которые не умеют читать»

Отечественная музыкальная журналистика

До становления периодической печати как таковой, музыкально-критическая мысль была представлена в философских трактатах: только в XVIII веке музыкальная критика оформилась как отдельно-позиционированная сфера деятельности, музыкально-критические мысли и музыкальное просветительство анализировались с помощью такого инструментария как журналистика.

Субъект журналистики — это настоящее время, процессы культурной жизни, актуальные для данного времени. Рецензирование нового, переоценка былого — объекты равного внимания критической мысли в журналистике, при условии, что это интересно потребителю (то есть читателю). Необходимо «держать руку на пульсе». И быть при этом компетентным. Непростое сочетание.

У истоков отечественной музыкальной критики стояли профессионалы в музыке и просвещенные деятели, такие как Борис Асафьев, Вячеслав Каратыгин, Цезарь Кюи, Юрий Арнольд, Александр Серов.

Музыкальная журналистика дореволюционной России

Музыкальная периодика России начала XX века обильна и разнообразна:

• «Аккорд. Вестник гитары и других народных музыкальных инструментов» (Тюмень);
• «Баян» музыкально-литературный журнал (Тамбов);
• «Известия Санкт-Петербургского общества музыкальных собраний»;
• «Музыка, еженедельное издание» (Москва);
• «Русская музыкальная газета» (Санкт-Петербург);
• «Русская музыкальная грамота» (Москва)
• «Сцена и музыка» (Москва);
• «Тульский гармонист» — ежемесячный иллюстрированный журнал.

Музыкальные издания Советской России

• «Балет»;
• "Музон"
• «Музыка и быт»;
• «Музыка и Октябрь»;
• «Музыка и революция»;
• «Музыкальная жизнь» (Москва, «Советский композитор»);
• «Советская музыка» (Москва, Муз-гиз);
• «Советская эстрада и цирк» (Москва. «Искусство»);
• «Радио и ТВ»;
• «Театр»;
• «Театральная жизнь».

Музыкальная журналистика современной России

Музыкальными критиками в нашей стране могут именоваться считанные единицы среди тех, кто пишет про музыку: прочим достаточно понятия «музыкальный журналист»

На сегодняшний день, данная тема не особо популярна, и как следствие, тщательно не изучена. У отечественных музыкальных критиков любой творческий коллектив может считаться «рок-группой» только исходя из субъективной оценки, а не в силу принадлежности к стилю. Это приводит к тому, что публика лишена возможности адекватно судить о ситуации из-за некомпетентности журналистов. Если нет познаний в данной сфере, должен быть хотя бы энтузиазм. Николай Фоменко, рассуждая о музкритике в «Московском комсомольце» отмечал, что был (!!!), дескать, некий

Женя Федоров, когда-то давным-давно. Или, предположим, Евгений Додолев. Но это всяческие прыжки десятилетней давности. Все это давно было. Кто сегодня пишет? Так, чтобы было интересно. Не знаю,

Стоит заметить, что качество работы этих журналистов отмечали многие профессионалы шоу-бизнеса, такие, например, как Иосиф Пригожин.

Увы, так и есть. Те, кто когда-то писал о советском роке в «Звуковой дорожке», не были сугубо профессиональными критиками, но им «было что сказать». Сейчас отечественной музыкальной критике помимо китча необходим профессионализм, но его не хватает даже у журналистов «профильной» прессы.

Критика — это залог нормального функционирования филармонической концертной жизни. Если бы это было не так, то жанр критики благополучно бы угас, а не просуществовал многие столетия (ведь, как известно, критика зародилась еще в эпоху романтиков, Ф.Шумана). Это некая рефлексия музыкального процесса на самое себя. Нынче в России стало модно говорить, что критика — никчемная вещь. Но такое отношение, во-первых, показатель недостаточного понимания предмета, о котором идет речь, а во-вторых, еще одно доказательство того, что в этом вопросе Россия пока отстает от Запада. К сожалению, мы не доросли до понимания того, что музыкальная критика необходима"

Академические издания

Подавляющее большинство статей в печатных СМИ этой группы являются чисто научными, а не журналистскими: лексические нормы не коррелируют с требованиям журналистики, в основе которой — доходчивость, констатирующая необходимость общения с потребителем на его языке. Не стоит игнорировать и т. н. индивидуальность подхода: субъективный взгляд (журналистика — профессия творческая). Научное «мы» даже не будучи явно прописано, всегда подразумевается. А это не совместимо с авторским «я», непременным условием современной журналистики. Восприятие академических изданий доступно только профессионалам.

• «Музыкальная жизнь» издается с 1957 (статьи об академической музыке изложены более научным языком);
• «Музыкальное обозрение» — газета с мизерным тиражом. Статьи напоминают материалы газеты «Культура».
• «Музон» — газета с тиражом в 4000 экз. Выходит с 09.10.1995 года и по настоящее время.
• «Российский музыкант» (консерваторская многотиражка) выходит ежемесячно в течение учебного года (9 выпусков в год).
• «Советская музыка» издается с 1933 года (с 1992 года под названием «Музыкальная академия»). Издание было ежемесячным (с 1949 года с нотным приложением), с 1992 года стало ежекартальным.

Академическую музыку освещают и другие издания: публикуются репортажи о том или ином событии, рецензии на концерты. Но, как правило, они занимают скромную долю газетной площади, хотя события эстрадной музыки анонсируются на фронтальных полосах и обложках.

Популярные издания

Издания, как отечественные, так и лицензионные, освещают масскульт и шоу-бизнес. По мнению экспертов — освещают не до́лжным образом:

Практически во всех печатных изданиях есть разделы, посвященные эстрадной музыке. Одна из самых известных таких колонок — «Звуковая дорожка» «Московского комсомольца», — «полоса о модной и популярной музыке», как указано в газете. Здесь публикуют хит-парады по опросу читателей — хиты отечественные и зарубежные, российские видеоклипы, зарубежные видеоклипы. Немного новостей, интервью и материалы о том или ином событии в эстрадной музыке составляют основное содержание «ЗД». Если бы колонка ограничивалась информационной функцией, упреки в непрофессионализме обозревателей были бы неуместны, но претензии на рецензирование делают её с этой точки зрения уязвимой. Проанализировав прессу, посвященную эстраде, можно достаточно определенно ответить на вопрос, есть ли музыкальная журналистика в нашей стране. На сегодняшний день её не существует. Есть жалкие потуги отдельных творческих единиц, которые, при всей своей неуклюжести и безграмотности, выдаются за критическую деятельность.

Закрытые журналы

Наиболее заметные (в силу эпатажа прежде всего) журналы о музыке не выдержали конкуренции с лицензионными продуктами типа Rolling Stone и канули в Лету.

• «Музобоз» (не путать с одноименной газетой и ТВ-передачей) апеллировал к подросткам;
• Бюллетень для поклонников рэйв-культуры «Птюч»;
• Лучшим по мнению экспертов был «Ом», в котором самоуверенное невежество рядилось в экстравагантную оригинальность.
• «Стас» не столько регулярно информировал, сколько резюмировал.

Музыкальные приложения

• «Джокер» (выходит с 1992 года) — «газета для тех, кто смотрит кино и слушает музыку»; отдельное приложение к «Вечернему клубу» (с 1997 по 2008 годы — воскресный «Московский комсомолец»). Достаточно самобытный и колоритный образец т. н. жёлтой прессы.
• «Музыкальная правда» — отдельное приложение к «Московской правде» (прежнее название — «Музобоз»). Декларация: «хорошая газета для любящих скандалы, музыку, видео, театр и всякое кино». Стала лауреатом первой «Серебряной калоши» как «самая мягкая газета». Из чего следует, что критики (музыкальной) как таковой там не было. Слишком много стёба. Хотя кинокритика и литературные рецензии, справедливости ради стоит заметить, в данном издание представлены на высшем профессиональном уровне.

• MP Kris.jpg
• MP Primadonna.jpg
• MP pic.jpg
• MP Shalyapin.jpg

См. также

• Андрей Вульф
• Игорь Григорьев
• Новый взгляд
• Музпросвет
• Музыкальная критика

Ссылки

• [vz.ru/columns/2008/11/21/229312.html Архангельский Андрей : Ужас специализации]
• [alexkrm.narod.ru/papers/Journalizm/MJ/shaw_crit.htm Б. Шоу о музыкальной критике]
• [mediamusic-journal.com/Issues/3_5.html Дубовцева Л. И. Музыкальная радиожурналистика // ЭНЖ "Медиамузыка". № 3 (2014).]
• Лимонов Эдуард [text.newlookmedia.ru/?p=1594#more-1594 «Поп-музыка как средство оглупления».] // «Новый Взгляд» : газета. — Москва, 1992. — № 30. — С. 02.
• [www.lovehate.ru/opinions/27087 «Про музыкальных критиков»]
• [mediart.ru/blog/kiberzhurnalistika/1059-1-s-muzikalnoi-kritikoi-v-seti-besprosvet.html О музыкальной критике в Интернете (Рунете)]
• [newlookmedia.ru/ Сайт «Музыкальной правды»]

Отрывок, характеризующий Музыкальная журналистика

Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.