Наука в Таджикистане
 |
Данные в этой статье приведены по состоянию на 2009. Вы можете помочь, обновив информацию в статье.
|
 |
Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.
|
 |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
Наука на территории Таджикистана зародилась в древности, но современная сеть научных учреждений была создана в советский период. В период независимости научная сфера пришла в упадок - например, ежегодное число заявок на патенты в Таджикистане снизилось в 1994 - 2011 годы со 193 до 5[1].
Содержание
Предыстория
Предки таджиков уже в глубокой древности добывали и использовали медь, свинец, золото, серебро, железо и драгоценные камни. Наиболее ранние письменные сведения о знакомстве среднеазиатских народов с математикой и астрономией приведены в «Авесте», где содержатся данные о движении небесных светил, системе счёта времени, некоторых математических правилах. В период рабовладельческих и раннефеодальных государственных образований в Средней Азии достигли высокого уровня развития материальное производство и культура: ремёсла, земледелие, градостроительство, искусства. Были созданы письменные памятники религиозного, политического и научного характера, многие из которых были уничтожены во время нашествия войск Арабского халифата (7—8 вв.).
Наука в средние века
В 9—11 вв. Средняя Азия была одним из важнейших центров научной мысли Востока. В это время возникли астрономические обсерватории, «Дома мудрости», библиотеки, появились сделанные среднеазиатскими персидскими (таджикскими) учёными переводы и комментарии научного наследия Греции и Индии, а также оригинальные труды по математике, астрономии, минералогии, прикладной механике, физике, химии и медицине. Значительный вклад в развитие науки внесли ал-Хорезми, Хаббаш аль-Хасиб, Усман Балхи, ал-Фаргани,Закария ар-Рази (все — IX в.), Абу-л-Вафа, ал-Худжанди (оба — X в.) и многие другие. Появились первые труды по географии и геодезии Ахмада Сарахси, Абулаббаса Марвази (оба — IX в.), Абузайда Балхи, Джайхони (оба — X в.). Таджикским анонимным географом 10 в. оставлен труд «Худуд альалем» («Границы мира»). В 11—14 вв. крупными научными центрами стали Хорезм, Бухара, Мерв, Газна и др. города, а в 15 в. — Самарканд с астрономической обсерваторией Улугбека. Со средневековыми городами Таджикистана связаны имена Абу Насра Фараби, Абу Али Ибн Сины, ал-Бируни (X—XI вв.), Омара Хайяма (XI—XII вв.), ал-Джурджани (12 в.), Насир ад-Дина ат-Туси, ас-Самарканди, Джамаледдина Бухорои, Алишаха Бухорои (все — 13 в.), Убайдулла Бухорои, Мухаммада ас-Самарканди, Ансори (все — 14 в.) и др. Ведущими учёными самаркандской научной школы были Кази-заде ар-Руми, ал-Каши (оба — XIV—XV вв.), ал-Кушчи (XV в.). Значительных успехов в 14—15 вв. достигли строительная техника и архитектура. Практиками и учёными древности были созданы многие сорта культурных зерновых и плодовых растений, выведены ценные породы животных (гиссарская овца, локайская и карабаирская лошади, зебувидный крупный рогатый скот, памирские яки, местные козы). Со 2-й половины 15 в. до 17 в. деятельность многих среднеазиатских учёных (ал-Кушчи, ал-Бирджанди, Камал ад-дин Бинаи , Мирим Челеби, Абдулкадыр Руяни, Бахауддин Амули и др.) была перенесена на территории современного Ирана, Турции; в Северной Индии работали Наджмиддин Алихан, Фарид Дехлеви и учёные астрономической школы Савай Джай Сингха (17—18 вв.).
Наука 2-й половины 19 — начала 20 вв
Со 2-й половины 19 в., после присоединения к России, начался новый этап изучения природы и производительных сил Таджикистана Значительную роль в естественнонаучных исследованиях принадлежала научным учреждениям и обществам России. Во 2-й половине 19 — начале 20 вв. трудами русских учёных А. П. Федченко, В. Ф. Ошанина, Н. А. Северцова, И. В. Мушкетова, Г. Д. Романовского, П. П. Семёнова-Тян-Шанского, Д. Л. Иванова, Г. Е. Грумм-Гржимайло, В. Л. Комарова, С. И. Коржинского, Б. А. и О. А. Федченко, В. И. Липского, Н. Л. Корженевского, Д. И. Мушкетова, Д. В. Наливкина, Н. И. Вавилова и др. заложены современные представления о географии, геологии, климате, флоре и фауне Средней Азии, в том числе Памира. В 1884 издана первая геологическая карта Туркестанского края. Появились первые гидрометеорологические станции в Ходженте (1870), Ура-Тюбе (1873), Пенджикенте (1879) и Мургабе (1892).
Вовлечение Таджикистана в сферу экономических н научных интересов России, несмотря на великодержавную политику царизма, способствовало знакомству местных жителей с более совершенной земледельческой, промышленной и транспортной техникой, различными способами обработки земли, новыми с.-х. культурами (картофель, сахарная свёкла, овёс, томат и др.). Приобщение народов Средней Азии к русской культуре оказало влияние на формирование местной просветительской, научной и технической мысли 19 — начала 20 вв. (Ахмад Дониш, Ходжи Халифа, Ходжи Юсуф, Якуби Фаранг и др.).
Наука в 20 в.
С установлением Советской власти и образованием Таджикской ССР (1929 г.) началось создание первых научных учреждений. В 1932 г. в Душанбе вначале была образована база АН СССР, затем Таджикская база АН СССР (с 1941. В 1951 г. на базе Таджикского филиала АН СССР была образована Академия наук Таджикской ССР.[2] Первыми учеными АН ТССР были Садриддин Айни, Мирзо Турсун-Заде, И. Н. Антипов-Каратаев, Б. Г. Гафуров, Б. Н. Ниязмухамедов, С. И. Плешко, А. А. Семёнов, Н. В. Смольский, С. М. Юсупова, X. А. Юлдашев, А. Ю. Якубовский.[3]
Общественные науки
Религиозно-философская мысль иранских народов восходит к «Авесте» — священному канону зороастризма (маздекизма). На основе зороастристских представлений о бесконечном времени как первоначальной субстанции возникло учение зерванизма. В эпоху разложения рабовладельческого строя и возникновения феодальных отношений большое влияние приобрели манихейство (середина 3 в.) и маздакизм (конец 5 — начало 6 вв.), воспринявшие от зороастризма учение о борьбе Добра и Зла.
С завоеванием Арабским халифатом Средней Азии господствующей идеологией стал ислам. Значительное распространение получил восточный аристотелизм, развивавшийся Абу Али Ибн Синой и его последователями (в том числе Омара Хайяма). Учение Ибн Сины содержало некоторые материалистические элементы (идея вечности материального мира, сенсуалистические моменты в теории познания и др.). Продолжением материалистической традиции Демокрита явилось учение Рази, который признавал естественные закономерности в природе и обществе и утверждал познаваемость мира. Получили распространение передовые идеи Бируни, противопоставлявшего религиозной картине мира естественно-научное понимание природы. Прогрессивной линии Ибн Сины и его последователей в философии противостоял калам — схоластическая философия ислама, возникшая в 8 в. и получившая широкое распространение в 9—14 вв.
В XI в. значительное влияние приобрёл исмаилизм, философская доктрина которого сложилась на основе неоплатонизма и аристотелизма. С исмаилизмом была связана философия Хосрова. В 10—13 вв. большое распространение получил суфизм, философская догматика которого во многом противостояла правоверному исламу. Теоретические основы суфийских учений разработали таджикско-персидские мыслители Абу Сайд Мейхани, Харакани, Сулами, Кушайри, Санаи, Аттар, Руми. В условиях безраздельного господства ислама определённое прогрессивное значение имело философское учение Бедиля, сочетавшее идеи индуизма, восточного аристотелизма, неоплатонизма и суфизма;
После присоединения Средней Азии к России здесь под воздействием передовой русской общественно-политической мысли возникло демократическое просветительское направление (Ахмад Дониш и его последователи — Мухаммад Хайрат, Шамсиддин Шохин, Ташходжа Асири, Сахбо, Садриддин Айни и др.), выдвинувшее на первый план идеи национального прогресса и социальной справедливости и выступившее с критикой средневековых феодальных порядков.
В советские годы в Таджикистане появились кафедры философии, на которых велось изучение и преподавание в области диалектического и исторического материализма, научного коммунизма, философских вопросов естествознания. Ведущее философское учреждение — Отдел философии АН Таджикистана.
Историческая наука
Зачатки исторических знаний появились у предков таджиков в глубокой древности. В 9—10 вв. были написаны многочисленные исторические труды на фарси (дари) и арабских языках, в том числе «История Бухары» Мухаммада Наршахи, прозаическая «Книга царей» (957), явившаяся одним из источников эпопеи Фирдоуси «Шахнаме», и др. Среди таджикских исторических сочинений были труды, имеющие характер всеобщих историй, историй отдельных династий или правителей, областей и городов, биографии, мемуары и т. д. Особенно значительными и ценными являются труды Табора, Рашидаддина, Сайфи Хирави (13 в.), Мирхонда, Хондемира (оба — 15—16 вв.), Рузбехона (17 в.) и др.
Представителем прогрессивного направления таджикской историографии в 19 в. явился Ахмади Дониш, гневно обличавший феодальных правителей и феодальный строй Бухарского ханства. Научная разработка истории таджиков началась после Октябрьской революции. Значительную работу по изучению истории Таджикистана проделало созданное в 1925 общество для изучения таджиков и иранских народностей за его пределами. В него входили видные русские учёныеА. А. Семенов, М. С. Андреев и др. Общество организовало ряд научных экспедиций, публиковало труды по истории, археологии, этнографии, антропологии таджиков. В 1930 организован Комитет таджиковедения при Наркомпросе Таджикской ССР, преобразованный в 1932 в Государственный научно-исследовательский институт (ГНИИ); Сектор истории, языка и литературы при Таджикской базе АН СССР (с 1941 — отдельный институт в составе Таджикского филиала АН СССР). В 1951 в составе АН Таджикской ССР создаётся институт истории, археологии и этнографии (ныне институт истории, археологии и этнографии им. Ахмада Дониша). Тогда же создан институт истории партии при ЦК КП Таджикистана. Оба эти института стали крупными центрами исторической науки в республике. Значительная научная работа ведется на кафедрах истории высших учебных заведений.
В 30-е гг. опубликованы работы научно-популярного характера, отражавшие успехи в развитии народного хозяйства и культуры Советского Т. В изучении истории дореволюционного Т. большую роль играли русские учёные В. В. Бартольд, А. Ю. Якубовский. В 1925 Бартольд опубликовал очерк «Таджики» и ряд трудов по истории Средней Азии, в которых значительное внимание уделялось истории Таджикистана. Большую помощь в подготовке национальных кадров историков, вооружённых марксистско-ленинской методологией, оказали ведущие вузы и научно-исследовательские институты Москвы, Ленинграда, Ташкента. В послевоенные годы широко развернулась разработка узловых проблем истории как дореволюционного, так и Советского Таджикистана.
Советская историография Таджикистана основное внимание уделяет исследованию производственных отношений, истории классовой борьбы, роли народных масс. Изучение социально-экономической и политической истории Таджикистана ведётся в разных аспектах: публикуются очерки социально-экономической и политической жизни отдельных ханств, бекств и районов, изучаются вопросы присоединения Средней Азии к России, возникновения капиталистических отношений в экономике, рост революционного движения, развитие общественно-политической мысли и демократического просветительства (С. Айни, З. Ш. Раджабов, Б. И. Искандаров, О. Р. Маджлисов, А. М. Мухтаров, М. Б. Бабаханов). Б. Г. Гафуров написал первый обобщающий труд «История таджикского народа в кратком изложении», который охватывает дореволюционный период, и в 1972 опубликовал капитальный труд «Таджики», где нашла освещение история таджикского народа от древнейших времен до новейшего времени.
В области истории советского общества большое внимание уделялось победе Великой Октябрьской социалистической революции и установлению Советской власти в республике, Гражданской войне, социалистическому строительству. История борьбы за установление и упрочение Советской власти в отдельных районах республики освещена в работах Т. Р. Каримова, Г. Х. Хайдарова, А. В. Макашова и др. В труде М. И. Иркаева рассмотрены вопросы Гражданской войны в Таджикистане. В трудах С. А. Раджабова и А. М. Богоутдинова показан процесс консолидации таджикской социалистической нации, национально-государственного строительства в республике. В исследованиях Х. Н. Дриккер, В. А. Козачковского, Б. А. Антоненко, К. П. Марсакова и в коллективной монографии «Очерк истории колхозного строительства в Таджикистане (1917—1965 гг.)» изучены социально-экономические отношения в таджикском кишлаке, история победы и упрочения колхозного строя в Т. В коллективных трудах историков республики освещаются ход и особенности процесса индустриализации Т., современное развитие промышленности республики, основные этапы и особенности формирования рабочего класса в Т. Обобщением региональных исследований в области истории рабочего класса Советского Таджикистана. явилась коллективная монография «История рабочего класса Таджикистана (1917—1970 гг.)» (т. 1—2). В работах З. Ш. Раджабова, М. Р. Шукурова рассмотрены отдельные периоды и проблемы культурной революции. Значительная литература опубликована по истории Таджикистана в годы Великой Отечественной войны. В трудах Л. П. Сечкиной, Д. Усманова, С. Рахимова и др. исследователей показаны героизм воинов-таджиков на фронтах и самоотверженный труд работников тыла.
Благодаря успехам, достигнутым в изучении отдельных проблем истории таджикского народа, накоплению большого фактического материала стало возможным написание трудов «История таджикского народа» в 3 томах (5 книгах) и «История Таджикской ССР» (учебное пособие для вузов). Изданы «Очерки истории Коммунистической партии Таджикистана», освещающие деятельность партийной организации республики в ходе строительства социализма и коммунизма. Выпущена серия сборников документов по истории партийного строительства, индустриализации, коллективизации сельского хозяйства, культурного строительства.
Планомерные археологические исследования в Таджикистане развернулись лишь в советское время. В 1946 создана Таджикская археологическая экспедиция во главе с А. Ю. Якубовским. В 1952 организован сектор археологии и нумизматики при институте истории им. А. Дониша АН Таджикской ССР. К середине 70-х гг. разработана историческая география древних областей Т., подготовлены обзоры и археологические карты почти всех районов республики. Ведутся исследования памятников первобытнообщинного и рабовладельческого строя. Собран значительный материал о культуре населения Т. в Средние века, изучаются экономика и культура средневековых городов. Раскопки крепостей Западного Памира и Северного Т. дали материал для истории таджикской фортификации. Начаты исследования древней ирригационной системы долины Вахша. Ценный вклад в археологию Т. внесли М. М. Дьяконов, А. П. Окладников, А. М. Беленицкий, Б. А. Литвинский, А. М. Мандельштам, Н. Н. Негматов, В. А. Ранов, Е. А. Давидович, В. Л. Воронина.
Укреплялись научные связи историков республик Средней Азии и Казахстана. Были традицией совместные сессии по актуальным проблемам исторической науки. Историки Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Туркменистана и Казахстана подготовили коллективные труды «Победа Советской власти в Средней Азии и Казахстане», «История Коммунистических организаций Средней Азии». Проводилась совместная работа по истории рабочего класса, аграрных социалистических преобразований и культурного строительства. Историки Таджикистана участвовали в создании обобщающих трудов по истории СССР, истории исторической науки, национального государственного строительства и др. В годы независимости, в Институте истории, археологии и этнографии АН Таджикистана в 1998 - 2011 гг. был написан фундаментальный труд "История таджикского народа" в 6 томах.
Экономическая наука
Зарождение экономической мысли в Таджикистане относится к эпохе раннего Средневековья. Труды мыслителей 9—14 вв. Абу Насра Фараби, Абу Али Ибн Сины, Абу Хамида Газали, Насирэддина Туси, Насира Хосрова, Низам аль-Мулька, Фазлуллоха Рашиддина содержат ценные сведения экономического характера. Вопросами налоговой политики и финансов занимались учёные 15—16 вв. Джалаледдин Даввани, Махмуд Мирхонд, Гиясаддин Хондемир и др. Предложения о проведении экономических реформ выдвигались многими учёными в течение 17—19 вв. Однако большинство проектов реформ носило ограниченный характер и было направлено главным образом на поощрение развития ремёсел и т. п. Авторы реформ не знали радикальных путей изменения социально-экономической жизни Таджикистана. Наиболее решительно выступил за преодоление многовекового хозяйственного застоя родоначальник просветительского направления общественно-политической мысли Средней Азии Ахмад Дониш.
После присоединения Средней Азии к России были опубликованы труды русских учёных (В. Н. Бебера, А. Губаревича-Радобыльского, С. И. Гулишамбарова, В. В. Заорской, К. А. Александера, А. А. Кушакевича, Д. Н. Логафета, Н. И. Малаховского и др.). в которых наряду с др. сведениями содержалась общая характеристика экономики края и некоторых её отраслей. Однако из-за отсутствия сколько-нибудь удовлетворительных статистических данных большинство этих трудов носило поверхностный характер.
Научная разработка экономических проблем Таджикистана стала возможной только после Октябрьской революции. В 20-е гг. были опубликованы труды Ю. И. Пославского, Б. Сегала, Г. Чёрного, А. П. Демидова, Н. И. Балашова, В. Балхова и др. В них была предпринята попытка дать комплексную характеристику экономики республики.
В 1930—1940-х гг. ведущие научные центры страны оказывали Таджикистану большую помощь в определении путей ликвидации экономической отсталости. На основе работ Таджикско-Памирской комплексной экспедиции АН СССР в 1933 были опубликованы материалы конференции по изучению производительных сил Таджикистана, в которых впервые была дана научная оценка перспектив развития производительных сил республики. Исследование крупных экономических проблем стало возможным только с начала 1950-х гг. К этому времени в республике сформировались квалифицированные национальные кадры экономистов. Учёные-экономисты Таджикистана ведут исследования по проблемам политической экономии, истории народного хозяйства, долгосрочного прогнозирования развития производительных сил и их размещения, эффективности общественного производства, темпов и пропорций народного хозяйства, экономики отраслей народного хозяйства, экономико-математических методов планирования и др. (Р. Ю. Юсуфбеков, Х. Б. Салбиев, Т. М. Миракилов, В. Г. Ли, О. Т. Тошев, Х. С. Саидмурадов, Р. К. Рахимов, И. К. Нарзикулов, Т. Н. Назаров, К. Ш. Джураев, Д. Х. Каримов, Б. Р. Фатидинов, М. М. Мамадназарбеков, Х. З. Зайниддинов, Н. К. Каюмов, И. А. Аероров, Я. Т. Бронштейн, А. Г. Ходжибаев и др.), а также проводят большую работу непосредственно на промышленных предприятиях, в колхозах и совхозах, где помогают их коллективам внедрять НОТ, механизацию, автоматизацию и химизацию производства, тем самым укрепляя связь науки с производством. Главные центры экономических исследований: институт экономики АН Таджикской ССР (основан в 1964), НИИ экономики и экономико-математических методов планирования с Вычислительным центром при Госплане Таджикской ССР (основан в 1971), Совет по изучению производительных сил (СОПС) АН Таджикской ССР (основан в 1951), Отдел экономики Таджикского НИИ земледелия министерства сельского хозяйства Таджикской ССР. Подготовка кадров экономистов с высшим образованием осуществляется на экономических факультетах Таджикского университета им. В. И. Ленина, Таджикского сельскохозяйственного института, Таджикского политехнического института.
Юридическая наука
В трудах выдающихся мыслителей Средней Азии Абу Насра Фараби, Абу Али Ибн Сины, в отдельных трактатах (например, в «Книге об управлении государством», 11 в.) наряду с философскими положениями выдвигались и государственно-правовые идеи. Однако юридические науки в Таджикистане получили развитие только после Октябрьской революции.
Важная роль в формировании и развитии правовой науки принадлежит созданному в 1949 юридическому факультету Таджикского университета.
Значительное место в исследованиях таджикских учёных занимают проблемы создания и совершенствования национальной государственности народов Средней Азии, становления национальной государственности таджикского народа (работы С. А. Раджабова, Д. Д. Дегтяренко и др.). Создан ряд монографий, посвященных роли государства и права в строительстве социализма и коммунизма, теоретическим основам некапиталистического пути развития государств и т. д. Ведутся исследования в области гражданского права (в 1970 издан Сборник работ кафедры гражданского права и процесса Таджикского университета), государственного строительства и укрепления социалистической законности (работы Ш. Разыкова, Ф. Тахирова, А. М. Мавлянова, А. Иманова, С. Касымова, Р. С. Гимпелевич, В. Г. Мелкумова), криминалистики (работы Д. Р. Джалилова и др.). Выпущен специализированный русско-таджикский юридический терминологический словарь.
Напишите отзыв о статье "Наука в Таджикистане"
Примечания
- ↑ Султанова Л.Ш., Айдинова М.А. Значение канала трансфера новых технологий для Узбекистана // Актуальные вопросы современной науки. - 2014. - № 1 (2,3). - С. 87
- ↑ Академия наук Таджикской ССР // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=c087ac25-c581-44c5-86ec-007d973280c6 Первая сессия Академии Наук Таджикской ССР.] // Вестник АН СССР, 1951, № 6, стр. 41—42
- [avesta.isatr.org/index.htm avesta.isatr.org/] — тексты Авесты и информация о зороастризме
- [blagoverie.org/avesta/index.phtml Авеста] — информация об Авесте и её тексты на официальном сайте Русского Анджомана
- [avesta.isatr.org/zoroastr/Lelekov020301.htm Л. А. Лелеков Авеста в современной науке, М. 1992 г.]
- [tajscience.ru/ On-line вестник «Научная жизнь Таджикистана»] — TajScience.ru
</ol>
Ссылки
См. также
| ||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Наука в Таджикистане
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
