Южный Парк (город)
Поделись знанием:
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
(перенаправлено с «Начальная школа Саут-Парка»)
Южный парк или Саут-Парк, штат Колорадо (англ. South Park, Colorado) — вымышленный город в США, с населением более 4000 человек, в котором происходит действие мультсериала «Южный парк». Авторы идеи: Трей Паркер и Мэтт Стоун; выбор места действия, возможно, вызван тем, что они оба выросли в штате Колорадо. Действие практически всех эпизодов сериала происходит преимущественно в Саут-Парке, поэтому его устройство и общие черты хорошо известны поклонникам «Южного парка»; несмотря на это, сведения из истории города в сериале являются крайне фрагментарными.
Основой для этого вымышленного города послужил город Фэрплей[1], расположенный в северной части высокогорной долины Саут-Парк.
Основан Саут-Парк в начале XVIII века, американским первопроходцем Робертом Т. Пунером[2].
Содержание
География Южного парка
В регионе горный рельеф. На окраине города есть действующий вулкан, в 103 эпизоде его называют горой Эвенстоун. Между горой и городом проходит каньон (Nickles Canyon). На окраине города протекает горная река, а также есть пруд Старка. За исключением нескольких эпизодов сериала, в Саут-Парке всегда снежно.
Недалеко от Саут-Парка находятся города Норт-Парк (north — северный по аналогии с south — южный) и Миддл-Парк (средний).
Организация города
Южный парк делится как минимум на две части, в одной из которых живёт беднейшее население (включая семью Кенни Маккормика). В Южном парке есть как минимум две школы — Начальная школа Саут-Парка и Специальная школа Саут-Парка для инвалидов. Религиозные организации представлены католической церковью и синагогой. Через город проходит железная дорога, также есть железнодорожная станция и перрон. Также в городе есть книгохранилище (Book depository) и библиотека. В эпизоде «Вулкан» показан сейсмологический центр Южного парка, который, вероятно, является местом работы единственного учёного в городе — геолога Рэнди Марша. Местная полиция представлена, по-видимому, одним только офицером Барбреди (не считая нескольких представителей окружной полиции, в том числе Ейтца и Мёрфи). В городе есть больница под названием «Путёвка в ад», где лечатся все жители города (хотя в серии 107 можно увидеть какую-то безымянную клинику), а также часто в сериале показывается ринопластическая клиника Тома, в которой делают пластические операции (в частности именно там мистер Гаррисон, учитель начальных классов, изменил себе нос). Издаётся городская газета «South Park Times» — заметна в эпизоде 606. Также есть психиатрическая клиника Южного парка (102). Мэр города — мэр Мэкдэниэлс (её имя в сериале не упоминается).
Флаг
Первоначально на флаге Саут-Парка были изображены четыре белые человекоподобные фигурки, линчующие чёрную. В эпизоде 408 из-за этого разгорается скандал — Шеф считает, что это изображение расистское, жители города считают, что это часть их истории. Благодаря четвероклассникам Саут-Парка ситуацию удаётся спасти, и все приходят к компромиссу — белые фигурки сменяются на разноцветные, среди которых есть и одна чёрная.
Знаменитые жители
В Южном парке долгое время (вплоть до гибели в эпизоде 617) живёт Иисус Христос, однако люди не обращают на это особого внимания и воспринимают его в первую очередь как ведущего телешоу «Иисус сотоварищи». Вспоминают о нём только накануне миллениума. Неизвестно, поселился ли Иисус в Южном парке вновь после своего воскрешения в эпизоде 1105.
В Южный парк часто приезжают знаменитости, однако мало кто из них остаётся там жить. В эпизоде 512 в город ненадолго переселяются Уилл Смит, Снуп Догг, Коби Брайант, Опра Уинфри и Пафф Дэдди, однако в той же серии съезжают.
Места
Автобусная остановка — место где главные герои ждут школьный автобус. Впервые остановка показана эпизоде 101, является местом где персонажи рассказывают друг другу новости и выясняют отношения. В первом эпизоде около остановки инопланетяне похищают Айка. Школьный автобус часто едет в одном направлении как от школы, так и к ней.
Главная улица — в первых сериях мультсериала изображена в центре города, в эпицентре городских событий. В укороченном варианте на улице показывают восемь помещений, среди которых заметны «Ринопластическая клиника Тома» и почта. Главная улица находится напротив школы, что можно увидеть в серии «Шоу о раке груди». Однако в других сериях там же можно увидеть и другие здания, например ресторан Бенниган. В эпизоде 606 напротив главной улицы происходит конкурс на лучшего четвёртого друга. В доме, который находится слева от «Ринопластической клиники Тома», в серии 1505 расположен штаб Картмана. Во многих сериях, где город подвергается нападениям, основные разрушения показаны именно на главной улице: например, в эпизоде 604 на улицу нападает телевизор Шефа, включённый на режим уничтожения человечества — он стреляет в несколько зданий и поджигает почту.
Начальная школа Южного парка
- Начальная школа Южного парка — одно из основных и появляющихся раньше всего в сериале мест действия. При входе в школу всегда развевается американский флаг. Во дворе школы находится игровая площадка, а также поле для игры в американский футбол; многие выяснения отношений между детьми, собрания происходят на ней. Территория школы ограниченна красным кирпичным забором.
- Кабинет третьеклассников — помещение, в котором занимается третий класс, не появляется с эпизода 412, когда главные герои переходят в четвёртый. В нём зелёные стены, многочисленные столы, повсюду развешаны фотографии различных животных и (в меньшей степени) рисунки школьников. Над доской находится алфавит, в котором буквы перепутаны местами (заглавные буквы находятся в правильном порядке, а маленькие — в произвольном). В некоторых эпизодах в «перепутанном» алфавите спрятаны различные слова, например, фраза «Kenny Bastard», точнее, испанский перевод фразы «О Боже Мой! Они убили Кенни! Сволочи!».
- Кабинет четвероклассников — это помещение появляется в сериале с эпизодом «Четвёртый класс». Его оформление основано на цвете индиго, расположение столов отличается от помещения третьеклассников; алфавит над доской написан стилизованным шрифтом, который дети не могут понять. Письменная доска в этом эпизоде разрушается Тимми на инвалидном кресле в том же эпизоде 412. Судя по наличию в кабинете различных растений, аквариумов и хомячка Леммивинкса, можно предположить, что этот класс переделан из кабинета биологии. Кабинет находится на первом этаже школы.
- Кабинет детсадовцев — помещение, где занимаются детсадовцы, впервые появляется в эпизоде «Школьный портфель», когда мистер Гаррисон из-за своего гомосексуализма назначается учителем в детском саду. В кабинете один круглый стол, вокруг которого сидят учитель и дети. Стены кабинета — разноцветные, на них висят различные картинки (животные, радуги, буквы и так далее). С эпизода «Лагерь смерти и терпимости», когда Гаррисон вновь становится учителем четвёртого класса, кабинет не появляется в сериале вплоть до серии «Учительница соблазняет мальчика». Внешний вид кабинета не меняется, но теперь там преподаёт мисс Стивенсон; она кончает жизнь самоубийством в конце эпизода, и неизвестно, кто преподаёт там теперь вместо неё.
- Кабинет дошкольников появляется в эпизоде 810. В нём находятся игрушки и аттракционы, горки для катания и другие развлечения. Кабинет сжигает Трент Бойетт, когда Стэн, Кайл, Картман и Кенни просят его поиграть в «пожарников»; в итоге «игры» огонь охватывает помещение и сжигает почти насмерть преподавательницу мисс Кларидж.
- Кабинет труда можно увидеть в эпизоде «Твик против Крэйга». В нём стоят деревянные столы и множество столярных приборов. Находиться в кабинете опасно: так, мальчику Томми там отрезает лицо, с Кенни также случается инцидент, в результате которого он падает в ящик с гвоздями.
- Кабинет домоводства также появляется в эпизоде «Твик против Крэйга». Он больше похож на обычный класс, за исключением того, что все столы там стоят в один ряд. Кенни являлся единственным мальчиком, который занимался там. В этом кабинете, судя по эпизоду «Список», проходят собрания девочек школы.
- Второй кабинет четвёртого класса — это помещение появляется в эпизоде «Правильное использование презерватива»; во время занятий по сексуальному воспитанию туда отправляют мальчиков и их учителя мистера Мэки, в то время как девочки с мисс Заглотник остаются в основном кабинете четвероклассников. В нём более тёмное оформление и висят плакаты на тему сексуального воспитания.
- Кабинет рисования появляется в эпизоде «Туалетная бумага», в нём преподаёт мисс Стрибл. В кабинете голубые стены, в нём стоят приборы для занятий — мольберты и гончарные круги. Баттерс, видимо, единственный ребёнок, которому нравится там заниматься.
- Компьютерный класс показан в эпизоде Занимайтесь любовью, а не Warcraft’ом, Картман с друзьями играют в Warcraft во время занятий за компьютерами.
- Спортзал впервые появляющийся в эпизоде «Женщина с приросшим эмбрионом», спортзал предназначен для занятий физическим воспитанием. До своей смерти там преподавал Шеф (в частности, обучая детей игре в доджбол). Также спортзал предназначен для общешкольных собраний. В частности, в эпизоде «Завязывай!» в спортзале проводится акция против курения, в эпизоде «Клизма и дерьмо» там проходит презентация спортивного талисмана. В полнометражном фильме «Южный парк: больше, длиннее и без купюр» всю школу собирают в спортзале для сообщения о начавшейся войне с Канадой.
- Столовая. Место работы Шефа. Интерьер состоит из множества белых столов, прилавка за которым постоянно находится Шеф, на стене часы, доска с меню и плакат «Школьная еда — это хорошая еда». По средам Шеф готовит запеканку с тунцом. Иногда на стенах можно видеть разные плакаты, например с лицом инопланетянина и надписью «Have you seen me?» (с англ. — «Вы меня видели?»)
- Кабинет психолога. Рабочее место школьного психолога мистера Мэки; на его двери находится большая надпись «COUNSELLOR», а рядом стоит скамейка, на которой часто можно увидеть вызванного за очередную провинность Крэйга. Внутри находится кушетка для посетителей и кресло для психолога. На стенах висят различные плакаты и сертификаты, удостоверяющие право Мэки быть школьным психологом.
- Кабинет директора — помещение, в котором сидит директриса Виктория; так как герои фильма попадают в этот кабинет как правило за свои провинности, в кабинете также практически всегда присутствует школьный психолог мистер Мэки. В нём находится стол и два стула (на втором, как правило, сидит мистер Мэки), а также стул (или несколько) для посетителей. На стене в кабинете находится несколько плакатов; также там есть телевизор, сейф и книжный шкаф, в котором находятся фотографии.
Эпизодические места действия
- Книгохранилище — четырёхэтажное здание, которое офицер Барбрэди советует мистеру Гаррисону в качестве снайперской позиции в эпизоде «Набор веса 4000»; там же Венди и Стен пытаются помешать Гаррисону убить Кэти Ли Гиффорд. В эпизоде показывают третий этаж здания.
- Психиатрическая клиника Южного парка показана в эпизоде «Набор веса 4000», в ней мистер Гаррисон проходит лечение после попытки убийства Кэти Ли Гиффорд.
- Тотализатор (Sports book $). В эпизоде «Большой Эл-гомосек и его гомояхта» Нед Герблански и Джимбо Керн появляются там, чтобы сделать ставки на школьную команду Южного парка по футболу. В помещении тотализатора заметны многие жители города, а также бармен, принимающий ставки. На стенах тотализатора есть мониторы транслирующие спортивные поединки и гонки на ипподроме.
Напишите отзыв о статье "Южный Парк (город)"
Примечания
Ссылки
- Roy Fisher, Ann Harris, Christine Jarvis. [books.google.com/books?id=hwKyn4d-P3oC&pg=PA47&dq=%22South+Park%22+Elementary&lr=&cd=22#v=onepage&q=%22South%20Park%22%20Elementary&f=false Образование в массовой культуре: байки об учителях и учениках] = Education in popular culture: telling tales on teachers and learners. — Routledge, 26 июня 2008. — С. 47,48. — 207 с. — ISBN 978-0415332415.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Южный Парк (город)
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
