Огненный ангел (опера)
| Огненный ангел | |
| Композитор | |
|---|---|
| Автор(ы) либретто | |
| Источник сюжета | |
| Жанр | |
| Действий |
5 |
| Год создания | |
| Первая постановка | |
| Место первой постановки | |
Огненный ангел — опера в пяти действиях Сергея Прокофьева на либретто композитора по одноимённому роману Валерия Брюсова.
Опера «Огненный ангел» по одноименному роману Валерия Брюсова написана в 1919–1927 годах. Премьера состоялась лишь в 1955 году, в Венеции – театры долго не отваживались на постановку этого произведения, пронизанного страстью и оккультизмом.
- Мировая премьера: 15 сентября 1955 года, Театр Ла Фениче, Венеция
- New York City Opera: 1965
- Los Angeles Opera: 1987
- Премьера в России: 29 декабря 1991 года, Мариинский театр
История создания и постановки
Прокофьев познакомился с романом Брюсова в ходе своего первого визита в Соединенные Штаты (в 1918 году), и вскоре (1919 год) появились эскизы для оперы. В 1921 году работа идет полным ходом. В марте 1922 года Прокофьев переехал в баварский посёлок Этталь, где он работал над оперой. В 1926 году Бруно Вальтер принимается за постановку в Берлинской опере. Опера была завершена в августе 1928 года, слишком поздно для сезона. Вальтер отменил постановку. В том же году Сергей Кусевицкий представил часть второго акта, но прием публики был скромным.
В 1930 году во время нового тура Прокофьева по Америке Джулио Гатти-Касацца из Метрополитен-опера предложил поставить «Огненного ангела», но эта идея также не реализовалась.
В целом Прокофьев испытал большие трудности с постановкой этой оперы. Многочисленные попытки сделать это не увенчались успехом по различным причинам.
В концертном исполнении опера впервые прозвучала 25 ноября 1954 года в Театре Елисейских полей в Париже. Первая постановка состоялась 14 сентября 1955 года в театре Ла Фениче в Венеции. Впервые в США опера была поставлена в Нью-Йорк Сити Опере 24 сентября 1965 года.
Опера была несколько раз записана — под управлением Шарля Брюка, Валерия Гергиева, Неэме Ярви.
Содержание
Действие происходит в шестнадцатом веке в Германии, история касается молодой женщины по имени Рената, которая влюбляется в «Огненного ангела», который, как она считает, явился к ней во времена её детства. Позже она отождествляет «Ангела» с графом Генрихом, который принимает её как свою любовницу, а затем покидает её.
Рената привлекает рыцаря Рупрехта, чтобы помочь найти её «Ангела». Хотя она считает, что её мотивы являются святыми, присутствие Фауста, Мефистофеля и разнообразных демонов говорит об обратном. Её страстное стремление ведет её и верного, влюбленного Рупрехта в глубь сферы оккультизма. После многих странных приключений Рупрехт спасается, но Ренату инквизиция осуждает на огненную смерть на костре.
Напишите отзыв о статье "Огненный ангел (опера)"
Литература
- Phillip Huscher. «Symphony No. 3 in C Minor, Op. 44 Program Notes». Chicago Symphony Orchestra. Retrieved 2008-07-06.
- McAllister, Rita (August 1970). «Natural and Supernatural in 'The Fiery Angel'». The Musical Times 111 (1530): 785—789. doi:10.2307/955299. Retrieved 2008-07-06.
- Morrison, Simon (2002). «Introduction». Russian Opera and the Symbolist Movement. Berkeley and Los Angeles: University of California Press. ISBN 0520229436. Retrieved 2008-07-06. «The Fiery Angel was not staged in Prokofiev’s lifetime, the principal reason being the paucity of visual action»
Ссылки
- [www.prokofiev.org/catalog/workessential.cfm?WorkID=36 The Fiery Angel, Op 37 at Prokofiev.org]
- [www.physics.princeton.edu/~trothman/Fiery_front.htm The Fiery Angel] by Tony Rothman
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Огненный ангел (опера)
– Едет! – закричал в это время махальный.Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
