Однополые браки в Дании

Однополые браки в Дании были узаконены 15 июня 2012 года. Ещё в 1989 году эта страна стала первым государством в мире, которое признало однополые союзы (так называемые «зарегистрированные партнёрства» (дат. Registreret partnerskab). В Гренландии с 26 апреля 1996 года также возможно заключение гражданских партнёрств, а однополые браки начали регистрироваться с 1 октября 2015 года. Фарерские острова легализовали однополые браки 29 апреля 2016 года.

История вопроса

Зарегистрированные партнёрства

Закон о «зарегистрированных партнёрствах» (дат. Registreret partnerskab) был принят 7 июня 1989 года и вступил в силу 1 октября 1989 года. Тем самым Дания стала первой страной в мире, признавшей однополые союзы.

Самой первой в мире официально признанной семьёй стали Аксель и Эйгил Аксгил, которые заключили свой союз 1 октября 1989 года в ратуше Копенгагена в присутствии заместителя мэра города. К моменту заключения брака Акселю было 74 года, а Эйгилу — 67, и они жили вместе уже 40 лет. Событие вызвало большой резонанс во всем мире и широко освещалось в средствах массовой информации.

Закон предоставлял однополым партнёрам те же права и обязанности, что и гетеросексуальным супругам, но за некоторыми исключениями:

• Зарегистрированная пара не может усыновлять детей.
• Не предоставляется возможности церковного венчания.
• Один из партнёров должен быть гражданином Дании и постоянно проживать в стране.

В июне 1997 года парламент принял закон, разрешающий искусственное оплодотворение лишь женщинам, состоящим в официальном или фактическом гетеросексуальном браке. 2 июня 2006 года решением большинства членов Фолькетинга был отменён действующий с 1997 года запрет однополым парам на искусственное оплодотворение, открыв доступ лесбийским парам к банкам спермы.

17 марта 2009 года Фолькетинг постановил, что однополые пары, состоящие в партнёрстве, имеют полное право на усыновление детей, в том числе и не являющихся кровными детьми ни одного из партнёров. Соответствующий закон был принят 4 мая 2010 года и вступил в силу 1 июля 2010 года.

Автономными территориями Дании, самостоятельно решающие практически все государственные вопросы, за исключением обороны и внешней политики, отнеслись к новому закону по разному. Фарерские острова не признавали однополых партнёрств ни в какой форме, в то время как в Гренландии в 1996 году были введены зарегистрированные гражданские партнёрства (гренл. Inooqatigiittut nalunaarsorsimasut) по датскому образцу.

Однополый брак

Несмотря на то, что Дания первой в мире признала однополые союзы, попытки узаконить однополые браки несколько раз отвергались в парламенте. Однако, в октябре 2011 года новое коалиционное правительство социал-демократов во главе с премьер-министром Хелле Торнинг-Шмитт сообщило, что намерено предложить после Нового года законопроект об однополых браках, ожидая возможность первых браков весной 2012 года.

Проект закона был опубликован 18 января 2012 года. Закон вводит понятие бесполого брака, который может быть заключён как в ЗАГСе, так и в Церкви Дании. При этом священники имеют право отказывать в заключении брака однополым парам. Существующие зарегистрированные партнёрства могут быть трансформированы в брак, но больше зарегистрированных партнёрств заключать будет нельзя. Консультации по новому законодательству закончились 22 февраля 2012 года. Проект закона был направлен на рассмотрение в парламент 14 марта 2012 года. Проект был принят большинством голосов 7 июня: закон поддержали 85 депутатов, выступили против — 24. Закон вступил в силу 15 июня 2012 года.

26 мая 2015 года парламент Гренландии 27 голосами «за» и ни одним «против» легализовал однополые браки в автономии. Закон вступит в силу с 1 октября 2015 года. Парламент Фарерских островов принял решение о легализации однополых браков 29 апреля 2016 года: за законопроект проголосовали 19 парламентариев, против — 14.

Церковное признание однополых союзов

Большинство священников Церкви Дании не считает моногамные однополые отношения греховными или аморальными и до принятия закона о браках благословляло однополые союзы. По данным опроса, проведенного службой Rambøll/Analyse Danmark, 75,8 % датчан не против венчания однополых пар в церкви. По новому закону религиозным организациям предоставлена свобода в выборе заключать или нет однополые браки. Церковь Дании будет венчать однополые браки, однако священники могут отказаться от подобных церемоний в личном порядке. В таком случае епископ будет обязан найти ему замену.

Регистрация однополых браков в Дании между иностранцами

Дания, наряду с Португалией, Канадой, США, Аргентиной и ЮАР, является страной, где разрешена регистрация однополого брака между иностранцами (в том числе туристами), вне зависимости от легальности однополого брака у них на родине.

Отрывок, характеризующий Однополые браки в Дании

– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».