Освальд (король Нортумбрии)
| Освальд Святой англ. Saint Oswald<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Витраж с изображением Святого Освальда в Глостерском кафедральном соборе</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 634 — 5 августа 642 | |||
| Предшественник: | Энфрит и Осрик | ||
| Преемник: | Освиу и Освин | ||
| Рождение: | ок. 605 | ||
| Смерть: | 5 августа 642 местечко Мазерфельт в Мерсии около современного Освестри | ||
| Место погребения: | монастырь Барденей в провинции Линдсей (ныне Бардни в Линкольншире) | ||
| Род: | Идинги | ||
| Отец: | Этельфрит | ||
| Мать: | Аха | ||
| Супруга: | Кинебурга Уэссексская | ||
| Дети: | сын: Этельвальд | ||
О́свальд Свято́й (англ. Saint Oswald; ок. 605 — 5 августа 642) — король Нортумбрии, правил в 634—642 годах. Представитель династии Идингов.
Биография
Освальд был сыном Этельфрита и второй его жены Ахи, дочери короля Дейры Эллы и сестры короля Эдвина. Освальд был, таким образом, связан с королевскими родами как Берниции, так и Дейры. После убийства своего единокровного брата Энфрита, по словам Беды, Освальд собрал небольшую армию[1] и двинулся против Кадваллона ап Кадвана. На самом деле, возможно, что с Освальдом были не только англы, но и скотты и пикты[2]. Армии сошлись в местечке при Хэвенфельте. С северной стороны место сражения, называемое на латыни Небесное поле, прилегало к стене (Адрианов вал), которой некогда римляне перегородили Британию от моря до моря. В соответствии с традицией, битва произошла у местечка Халиден (ныне Халлингтон). Согласно Беде, перед боем, Освальд возвел деревянный крест; он опустился на колени, держа крест в таком положении, пока не воткнул его глубоко в землю, так, чтобы крест держался крепко. После, он молился и просил помощи для его армии[3]. В результате сражения, Кадваллон был разбит, Освальд освободил Нортумбрию и стал её правителем.
После этого он вступил во владение обоими королевствами, на которые имел право претендовать, а именно Берницией и Дейрой. Усилиями этого короля Дейра и Берниция, которые до того враждовали друг с другом, объединились в одно целое. Едва взойдя на трон, Освальд послал к шотландцам, у которых он и его братья, находясь в изгнании, приняли крещение, прося их прислать предстоятеля, который мог бы научить подвластный ему народ англов христианской вере. Они же по его просьбе прислали к нему епископа Айдана. По прибытии епископа король по его желанию даровал ему для жительства остров Линдисфарн в графстве Нортумберленд, недалеко от границы с Шотландией. В последующие годы остров был одновременно монастырём и центром епископства. Его предпочли Йорку, поскольку резиденция короля Освальда находилась на севере, в Бамборо. Хотя позже епископская кафедра была перенесена в Йорк, Линдисфарн оставался центром церковной жизни в Нортумбрии.
Современники утверждают, что бритты, шотландцы и пикты платили Освальду дань. Освальд пользовался верховной властью над большей частью англосаксонских королевств, а также над Южной Шотландией и некоторыми частями Уэльса. Адамнан в своём «Житии Колумбы» именует этого короля «императором всей Британии». Согласно «Житию Освальда», написанному Симеоном Даремским в XII веке, он оставался добрым, милостивым и щедрым к бедным и путешествующим. Крестителя Нортумбрии по смерти почитали святым. Освальд поддерживал дружбу с королём Уэссекса Кинегильсом, присутствовал на его крещении и стал королю крестным отцом (635 год). Позднее Освальд взял в жены дочь Кинегильса. По данным «Жития Освальда», эту дочь звали Кинебургой. Видимо, она вступила в брак с Освальдом незадолго до его гибели, и не успела родить ему детей.
5 августа 642 года Освальд был убит в великой битве при Майс-Когви с тем же языческим народом мерсийцев и с тем же их королём Пендой, что и его предшественник Эдвин Святой. Это было в месте, называемом на языке англов Мазерфельт в Сутумбрии (другое название Мерсии, означающее «страна к югу от реки Хумбера»). По мнению большинства историков, это местечко Освестри в графстве Дербишир, название которого происходит от слов «древо (то есть крест) Освальда». То, что оно находится за пределами Нортумбрии, косвенно доказывает, что Освальд сам вторгся во владения Пенды. Тело убитого Освальда было найдено между мертвыми. Пенда приказал рассечь его на части и, насадив на колья, выставить как трофей на месте сражения.
Освальд правил 9 лет и погиб на тридцать восьмом году жизни. Позднее кости короля были найдены и перенесены в монастырь Барденей в провинции Линдсей (ныне Бардни в Линкольншире). Это было сделано усилиями королевы Острит, жены короля Мерсии Этельреда I, которая была дочерью Освиу, брата Освальда. У Освальда остался сын Этельвальд.
Пенда после одержанной победы поступил с обыкновенной для него жестокостью. Разоряя Нортумбрию, он хотел захватить Бамборо — город, построенный королём Идой, — но встретил серьёзное сопротивление. Тогда он решил сжечь город. С этой целью с окрестных домов были сняты балки, стропила, плетни, а также соломенные крыши и собраны в огромную кучу перед городом. Дождавшись нужного ветра, он зажег огонь. Но лишь только костер разгорелся, ветер переменился и понёс пламя на лагерь осаждавших, нанеся ему значительный ущерб. Неудача заставила Пенду отступить от города и оставить Нортумбрию. Он ушёл воевать в Восточную Англию. В конце 642 года местная знать выбрала королём Освиу в Берниции, а через год — Освина в Дейре.
Напишите отзыв о статье "Освальд (король Нортумбрии)"
Примечания
Литература
- Англосаксонские хроники
- Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов ([www.vostlit.info/Texts/rus5/Beda/frametext2.htm перевод Эрлихмана В. В.])
- [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/6.htm Северная Европа] // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.
| Предшественник: Энфрит Осрик |
Король Нортумбрии 634 — 642 |
Преемник: Освиу Освин |
| |||||||||||||
Отрывок, характеризующий Освальд (король Нортумбрии)
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
