Полунощница

Полу́нощница (греч. Μεσονύκτικον) в византийском обряде — одна из служб суточного круга богослужения, посвящёная грядущим Пришествию Господа Иисуса Христа и Страшному суду. Совершается в полночь или во всякий час ночи до утра; в монастырях Русской Православной Церкви обычно бывает рано утром в соединении с Братским молебном, а в современной приходской практике почти не встречается.

В латинском обряде полунощнице соответствует утреня (лат. Matutinum), в древности называвшаяся «бдением» (лат. Vigiliae). Первоначально она начиналась около 2 часов ночи, но в эпоху зрелого средневековья возникла тенденция переносить её на вечер накануне. В ходе богослужебных реформ II Ватиканского Собора, некоторые элементы латинской утрени и хвалитны были объединены в одно богослужение — «Хвалы Утренние» (лат. Laudes Matutinae), а другие элементы утрени трансформированы в особое богослужение суточного круга — «Час Чтений» (лат. Officium lectionis).

История, состав и виды

Во время гонений на христиан в Римской империи ночное время было самым безопасным для богослужения. Вместе с тем церковь всегда имела в виду, что полночь есть время по преимуществу удобное по своей тишине для сосредоточенных молитвенных бесед с Богом и для размышления о грехах и их исправлении. Так смотрит на установление полунощного богослужения Василий Великий (Второе послание к Григорию Богослову).

По мнению толкователей, полунощница установлена, во-первых, с тем, чтобы напомнить верующим молитвенный полуночный подвиг Иисуса Христа пред Его вольными страданиями (моление о чаше — Мф. 26:36-44; Мк. 14:32-39; Лк. 22:41-46); во-вторых, для постоянного напоминания о дне Второго пришествия Христова, которое, по общему верованию церкви, основанному на притче Спасителя О десяти девах (Мф. 25:1—13), имеет быть в полночь; в-третьих, наконец, для призыва верующих и в полночь к подражанию ангелам, немолчно прославляющим Господа.

Полунощница, как и любое другое чинопоследование суточного круга богослужений, может совершаться только один раз в день. В зависимости от дня, она бывает вседневная, субботняя, праздничная, воскресная и пасхальная. Современный часослов начинается с последования именно полунощниц.

Вседневная полунощница состоит из начальных молитв, покаянного 50-го псалма, 17-й кафизмы, изображающей блаженство людей непорочных, Символа веры, песни «Се Жених грядет в полунощи» с другими тропарями, молитвы часов «Иже на всякое время», Молитвы Ефрема Сирина, молитв «Господи Вседержителю, Боже сил» и «Тя благословим Вышний Боже» (теперь в Утренних молитвах), псалмов 120-го и 133-го, Трисвятого по Отче наш, заупоконых тропарей с молитвой, отпустом и заключительной ектениёй.

Субботняя полунощница отличается тропарями и молитвами; на ней вместо 17-й кафизмы читается 9-я кафизма.

Праздничная полунощница должна служиться, когда по Уставу положено Всенощное бдение, которое по какой-либо причине не совершается, а также и в некоторые другие православные праздники. На них по первом Трисвятом тропарь праздника, по втором — кондак праздника; заупокойная молитва опускается.

Воскресная (и пасхальная) полунощница состоит только из первой части, отличается ипакоими вместо тропарей, каноном вместо 17-й кафизмы, молитвой Троице — вместо Символа веры.

Пасхальная — единственная полунощница, которая совершается во всех православных храмах — перед пасхальным крестным ходом и следующей за ним утреней.

Архиепископ Фессалоникийский Симеон описывает полунощницу следующим образом:

В полночь, или немного спустя, когда пробьют в доску, как бы изображая последнюю трубу Ангела, все пробуждаются ото сна, как от смерти. Потом, когда священник, изображающий Христа и имеющий Его священство, в притворе храма, словно на земле пред небом, благословит (так как должно начинать молитвы священнику, притом же и ему, как и всем, надлежит начинать от Бога), тогда братия все вместе говорят: слава Тебе, Боже наш, слава Тебе, и читают, что следует по порядку. Первым делом до́лжно воздать славу Богу и потом уже продолжать то, что следует. — Симеон Солунский

В Греции и в некоторых других православных странах (в том числе у русских старообрядцев) Полунощница до сих пор заменяет утренние молитвы. В период Пасхальной седмицы вместо полунощницы совершается Пасхальный час.

Литература

• К. Никольский. Пособие к изучению Устава богослужения православной церкви. — СПб., 1888.

[Переиздание]. — М.: Издательский совет Русской Православной Церкви, 2008. — (Серия «Литургическая библиотека»). — ISBN 978-5-94625-295-9. — Репринт 7-го изд. (СПб.: Синодальная типография, 1907)

• П. Лебедев. Наука о богослужении православной церкви. — М., 1890.

Ссылки

• [www.krotov.info/libr_min/worship/kanonnik/polunosch_vsed.html Полунощница вседневная] (современный (РПЦ) церковнославянский перевод).

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Полунощница

Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.