Присоединение Трансильвании и Буковины к Румынии

Присоединение Трансильвании к Румынии (в Румынии носит название Великого объединения 1918 года) — политическое событие, начавшееся 1 декабря 1918 года в ходе распада Австро-Венгрии, когда на съезде румын в городе Алба-Юлия делегатами было принято решение о вхождении ранее венгерской Трансильвании в состав королевства Румыния.

Вхождение сепаратно настроенной по отношению к Венгрии Трансильвании в состав Румынии, социалистический переворот в самой Венгрии, территориальные споры венгров и чехословаков привели к началу Чехословацко-венгерской войны. В 1919 году в Трансильвании открылся румынско-венгерский фронт, а уже летом того же года румыны достигли Будапешта. Социалистическое правительство в Венгрии пало, а после подписания Трианонского договора, в котором документально закреплялись распад Австро-Венгрии и поражение Венгрии в Первой мировой войне, Трансильвания окончательно вошла в состав Румынии.

Предпосылки

В Средние века вся Трансильвания и часть Молдавии попали в состав Венгерского королевства. Валахия стала зависимой от Венгрии. Все эти территории были связаны между собой культурно и экономически.

В XIV веке княжество Валахия и Молдавское княжество отпали от Венгрии, обретя независимость. Трансильвания по-прежнему оставалась в составе королевства. К началу XVI века Молдавия и Валахия попали под турецкое влияние, со временем оказавшись полностью зависимыми от Османской империи. В свою очередь в Трансильвании происходили другие процессы — мадьяризация и германизация местного населения.

Однако во второй половине XVI века Трансильвания также попала в зону влияния Турции. Было образовано зависимое княжество Трансильвания. В это время связи между регионом и Дунайскими княжествами вновь начинают развиваться. В 1600 году Валахия, Трансильвания и Молдавия были объединены под властью князя Михая Храброго. Он провозгласил завоёванные территории отдельным, независимым от Османской империи государством. Однако из-за распрей с боярами Михай был убит. После него на престол княжества взошёл Рудольф II. Таким образом, регион попал под австрийское влияние.

Переломным моментом как в истории Дунайских княжеств, так и Трансильвании, оказалось начало XIX века. Появилось новое политическое течение — панрумынизм. Во время революций 1848 года в Европе большое влияние на Трансильванию было оказано со стороны Валахии и Молдавии. Местная интеллигенция после поражения бежала в регион, распространив здесь идеи румынского единства. Также большое влияние на политическое будущее Трансильвании оказало создание Румынии.

Вступив в Первую мировую войну, Румыния откровенно выдвинула свои претензии на регион, но её армия оказалась разбита. Только с окончанием войны румынское правительство смогло приступить к выполнению задуманного.

Ход событий

С распадом Австро-Венгерской империи на её бывших территориях стали возникать самопровозглашённые этнократические государства. Этому предшествовало возникновение Национальных советов — по одному от каждого края или народа империи. 27 октября 1918 года в Черновцах на Буковине состоялся съезд местных румын, где было принято решение создать Национальное Законодательное Собрание Буковины и созвать Национальный совет румын Буковины численностью 50 человек. Первым решением буковинского румынского Национального совета стало объединение Буковины с королевством Румыния и Трансильванией. Также в Национальном совете был избран представитель от румын Буковины Янку Фрондора. Янку возглавил Комитет по управлению Буковиной.

2 ноября того же года в Трансильвании появился Румынский Центральный Национальный совет. Совет возложил на себя полномочия временного правительства края. В ноябре совет начал переговоры с венгерским правительством о мирном отделении Трансильвании от Венгрии, но они провалились. Тем временем рабочие Трансильвании устраивали забастовки наравне с рабочими Венгрии, и регион жил одной политической жизнью с Венгрией. В таких условиях 1 декабря в Алба-Юлии был назначен съезд всех членов Румынского Центрального Национального совета. Этот съезд получил название Великого Национального Собрания. Алба-Юлия была выбрана в качестве места съезда потому, что в 1600 году князь Михай Витязул, объединивший княжества Валахия, Трансильвания и Молдову в единое государство, объявил этот город своей резиденцией.

В этот день в город из всех регионов Трансильвании и Буковины приехало более 100 000 человек. Из них было 1228 депутатов, имевших право голоса. После выступлений депутатов перед собравшимися людьми началось голосование, на котором было принято решение отделить край от Венгрии. Также был избран верховный орган временного самоуправления — Руководящий Консилиум. Все требования Румынского Национального Центрального совета были изложены в отдельной резолюции австро-венгерскому правительству, содержащей 6 пунктов:

1. Самоопределение Трансильвании и прочих регионов распадающейся Австро-Венгрии.
2. Свобода вероисповедания в Австро-Венгрии и Трансильвании как в одной из её составных частей.
3. Равенство мужчин и женщин во время голосований; снижение имущественного и возрастного ценза для участия в государственных делах.
4. Отмена цензуры.
5. Проведение аграрных реформ; улучшение положения крестьян.
6. Предоставление более широких прав профсоюзам; улучшение положения рабочих фабрик и заводов.

Однако как правительство Австрии, так и Венгрии не смогли вовремя отреагировать на эту резолюцию. В этих государствах в связи с распадом Австро-Венгрии ситуация была крайне нестабильна, а власти этих стран уже не могли влиять на окраины экс-империи. Так, властям Первой Австрийской Республики уже было безразлично, что происходит в соседней недавно ставшей независимой Венгрии, так как Каринтия выступала за присоединение к Королевству СХС, а Южный Тироль — к Италии. Подобное наблюдалось на всей территории бывшей Австро-Венгрии.

Румынское правительство с одобрением отнеслось к решению съезда румын в Алба-Юлии. 7 декабря румынские войска пересекли границу с Австро-Венгрией южнее города Брашов и заняли его. В тот же день они достигли реки Муреш и заняли города Клуж-Напока и Турда в центре Трансильвании. К началу 1919 года вся Трансильвания контролировалась румынскими войсками.

См. также

• Распад Австро-Венгерской империи
• Чехословацко-венгерская война
• Венгры в Румынии
• Секеи
• Второй Венский арбитраж
• Бессарабия в составе Румынии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Присоединение Трансильвании и Буковины к Румынии

Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».