Райх-Раницкий, Марсель

Марсель Райх-Раницкий
в 2007 году
Место рождения:	Влоцлавек, Польша
Род деятельности:	литературный критик и публицист польско-еврейского происхождения
Награды:

Марсель Ра́йх-Рани́цкий (нем.  Marcel Reich-Ranicki; настоящая фамилия Райх, 2 июня 1920, Влоцлавек — 18 сентября 2013, Франкфурт-на-Майне) — ведущий немецкий литературный критик и публицист польско-еврейского происхождения

Биография

Марсель Райх родился в еврейской семье. Отец, Давид Райх, был торговец стройматериалами; мать, Хелен Райх (урождённая Ауэрбах), выросла в Берлине и приобщала своих детей к немецкой культуре.

В 1929 году семья Райх переехала в Берлин. В 1937 году Марсель окончил гимназию. В это время в Германии у власти было нацистское правительство, и начались репрессии против евреев. Марсель подал заявление на поступление в Берлинский Университет Фридриха Вильгельма (Fredrich-Wilhelms-Universität), однако ему было отказано из-за его еврейского происхождения.

В 1938 году всех евреев, родившихся в Польше, выслали из Берлина на родину. Марсель Райх был вынужден вернуться в Польшу и поселился в Варшаве. В Польше, благодаря отличному знанию немецкого языка, он устроился работать переводчиком. В это же время он начал, под псевдонимом Виктор Харт (Wiktor Hart), писать концертные рецензии в «Еврейской газете» (Gazeta Żydowska). После вступления в Польшу войск Третьего рейха он был интернирован в еврейском гетто Варшавы в 1940 году . В 1942 году ему пришлось переводить приказ оккупационных властей о ликвидации еврейского гетто в Варшаве и отправки всех евреев в концентрационные лагеря Треблинка и Освенцим. Марселю Райху, вместе с женой Теофилой, удалось бежать и скрываться в подполье. Его родители и брат были убиты.

В сентябре 1944 года Прага (район Варшавы на правом берегу Вислы, где скрывался Марсель Райх) была освобождена от немецких войск Советской армией. Райх вступил в коммунистическую партию и начал работать в пропагандистском отделе. С концом 1944 года он работал в польской спецслужбе. В 1948 году он, как агент польской спецслужбы, был направлен в Лондон. Официально в Лондоне он значился как вице-консул под именем Марсель Раницкий (Marcel Ranicki). Позже он сохранил это имя за собой. В 1949 году он был отозван из Лондона обратно в Польшу.

В 1950 году он был уволен из польской спецслужбы. Ему было запрещено публиковать свои работы.

В 1958 году Марсель оказался в ФРГ, во Франкфурте-на-Майне, и остался в Германии. Его упрекали за то, что он остался в Германии, а не переехал в Израиль, что он не считает себя настоящим евреем. На это он отвечал: «Я понимаю тех, кто говорит, что нельзя отрекаться от своей нации, да ещё, если она преследуется, но еврейская религия мне в значительной мере, абсолютно чужда. В конце концов, именно евреи придумали заповедь „не убий“ и заповедь „возлюби ближнего своего, как самого себя“. Я не являюсь членом еврейской общины, но это не означает, что я перестал быть евреем».

В 1960—1973 годах Райх-Раницкий работал литературным критиком в гамбургской еженедельной газете «Цайт» (Die Zeit).

С 1973 по 1988 годы он был ведущим литературным сотрудником ежедневной газеты «Франкфуртер Алльгемайне Цайтунг». Особой заслугой Райха-Раницкого является создание «Франкфуртской антологии», в которой собраны более 1500 произведений немецких авторов.

С 25 марта 1988 по 14 декабря 2001 года Райх-Раницкий вёл на Втором государственном канале немецкого телевидения ZDF популярную передачу «Литературный квартет» (Das literarische Quartett). Эта передача принесла ему общенациональную известность и оказала огромное влияние на весь немецкоязычный литературный процесс. Со страхом и надеждой ожидали авторы выступления Райха-Раницкого с его суждениями о том или ином произведении. Эти выступления оказывали огромное влияние на дальнейшую литературную судьбу авторов. В это время Райх-Раницкий получил своё прозвище — «Папа Римский немецкой литературы».

В 1990 году литературный критик Иоахим Кайзер (Joachim Kaiser) назван Райха-Раницкого «самым читаемым, самым грозным, самым авторитетным, а потому и самым ненавидимым критиком Германии». Марсель Райх-Раницкий стал самым значительным и влиятельным литературным критиком Германии.

Автобиографическая книга Марселя Райх-Раницкого «Моя жизнь» была издана более чем полумиллионным тиражом и оставалась долгое время одной из самых популярных публицистических книг Германии. Эта книга считается одним из лучших мемуарных произведений XX века. В этой книге он пишет: «Я наполовину поляк, наполовину немец и на все сто процентов еврей».

В 1968—1969 годах Райх-Раницкий преподавал в американских университетах. В 1971—1975 годах он гостевой профессор (Gastprofessur) в Стокгольмском и Уппсальском университетах. С 1974 года — почётный профессор Тюбингенского университета. С 1990 года — профессор Дюссельдорфского университета и с 1991 года профессор Университета Карлсруэ.

С 2006 года Райх-Раницкий почётный профессор Тель-Авивского университета.

В журнале «Шпигель» (нем. Der Spiegel), № 25, 16 июня 2005, Райх-Раницкий представил канонический список наиболее значительных литературных произведений на немецком языке (Kanon lesenswerter deutschsprachiger Werke). Этот список содержит пьесы, романы, повести, рассказы и лирику отдельных поэтов.

До конца жизни Марсель Райх-Раницкий проживал вместе с женой во Франкфурте-на-Майне. Его сын Анджей (Andrzej) — профессор в Эдинбургском университете.

За успешную и плодотворную деятельность на протяжении всей жизни и за передачу «Литературный квартет», Райх-Раницкому была присуждена премия немецкого телевидения за 2008 год. Вручение премии проходило 11 октября 2008 года в Кёльне. Во время церемонии Райх-Раницкий вышел на трибуну и публично отказался от получения премии, выражая таким образом свой протест против низкого качества многих немецких телепрограмм. Чтобы как-то сгладить скандальность положения, ведущий программы, Томас Готшальк, предложил Райх-Раницкому обсудить ситуацию позже во время отдельной телепередачи вместе с руководителями ведущих немецких телевизионных каналов. Однако руководители телеканалов уклонились от участия в передаче, и Томасу Готшальку пришлось одному беседовать с Райх-Раницким. Обе телепередачи получили широчайший резонанс в Германии, дав повод для общественных дискуссий о проблемах немецкого телевидения.

Работы

• Литературная жизнь в Германии. Комментарии и памфлеты. (Literarisches Leben in Deutschland. Kommentare u. Pamphlete) 1965
• Немецкая литература на востоке и на западе (Deutsche Literatur in Ost und West) 1966
• Литература маленьких шагов. Немецкие писатели сегодня. (Literatur der kleinen Schritte. Deutsche Schriftsteller heute) 1967
• Нелюбимые. Семь эмигрантов (Die Ungeliebten. Sieben Emigranten) 1968
• Нарушители спокойствия. Евреи в немецкой литературе. (Über Ruhestörer. Juden in der deutschen Literatur) Мюнхен, Издательство «Пипер» (Piper Verlag) 1973.
• Перепроверка, сочинения о вчерашних немецких писателях (Nachprüfung, Aufsätze über deutsche Schriftsteller von gestern) Издательство «Пипер» 1977
• Франкфуртская антология 1 — 27 тома ((Hg.) Frankfurter Anthologie, Band 1-27) Франкфурт-на-Майне, Издательство «Инзель» (Insel Verlag) 1978—2004.
• Возражение, к немецкой литературе семидесятых годов (Entgegnung, Zur deutschen Literatur der siebziger Jahre) 1981
• Томас Манн и его семья (Thomas Mann und die Seinen) Штутгарт, 1987, ISBN 3-421-06364-8
• Сплошная критика "Lauter Verrisse, dtv, 1993, ISBN 3-423-11578-5
• Адвокаты литературы (Die Anwälte der Literatur) Deutsche Verlags-Anstalt 1994
• Моя жизнь (Mein Leben) Штутгарт, Deutsche Verlags-Anstalt, 1999, ISBN 3-423-13056-3
• Семь пионеров. Писатели XX века (Sieben Wegbereiter. Schriftsteller des 20. Jahrhunderts) Мюнхен, Deutsche Verlags-Anstalt 2002, ISBN 3-421-05514-9
• Мои портреты. Портреты и сочинения. (Meine Bilder. Porträts und Aufsätze) Мюнхен, Deutsche Verlags-Anstalt, 2003, ISBN 3-421-05619-6
• Наш Грасс (Unser Grass) Мюнхен, Deutsche Verlags-Anstalt 2003, ISBN 3-421-05796-6
• Требование дня. Беседы о немецких делах. (Vom Tag gefordert. Reden in deutschen Angelegenheiten) Мюнхен, DTV, 2003, ISBN 3-423-13145-4
• Мои истории. От Иоганна Вольфганга Гёте до современности. (Meine Geschichten. Von Johann Wolfgang von Goethe bis heute) Франкфурт-на-Майне, Издательство «Инзель» (Insel Verlag) 2003, ISBN 3-458-17166-5
• Канон. Немецкие литературные произведения. 10 томов и один сопроводительный том. (Der Kanon. Die deutsche Literatur Erzählungen 10 Bände und ein Begleitband) Франкфурт-на-Майне, Издательство «Инзель» (Insel Verlag) 2003, ISBN 3-458-06760-4

Звания и награды

• Почётный доктор Уппсальского университета (1972)
• Гейне Знак (1976)
• Медаль Вильгельма Хайнзе Академии наук и литературы Майнца (1983)
• Гёте Знак города Франкфурт-на-Майне (1984)
• Премия Томаса Манна (1987)
• Премия Бамби (1989)
• Премия телевидения Баварии (1991)
• Премия Германа Зинсхаймера в области литературы и публицистики (1991)
• Почётный доктор Университета Аугсбурга и Отто-Фридрих-Университета Бамберг (1992)
• Премия Людвига Бёрне (1995)
• Премия оратора Цицерона (1996)
• Почётный доктор Дюссельдорфского университета (1997)
• Премия культуры земли Гессен (1999)
• Премия Фридрих Хёрдерлин города Бад-Хомбурга и литературная премия Самюэль Богумил Линде, Торн/Гёттинген (2000)
• Золотая Камера (2000)
• Почётный доктор Утрехтского университета (2001)
• Почётный доктор Мюнхенского университета (2002)
• Премия Гёте города Франкфурт (2002)
• Большой Крест со Звездой за заслуги Германии (2003)
• Премия Культуры Европы (2004)
• Премия земли Северный Рейн Вестфалия (2005)
• Почётный доктор Свободного университета Берлина и Тель-Авивского университета (2006)

Источники

• Галина Дурстхофф [www.dw-world.de/dw/article/0,2144,716478,00.html Марсель Райх-Раницкий: жизнь в литературе].
• [base.ijc.ru/new/site.aspx?STID=245090&SECTIONID=244685&IID=310132 Райх-Раницкий Марсель]
• [www.dw-world.de/dw/article/0,,1871034,00.html?maca=rus-yandex_new_comments-325-xml Марсель Райх-Раницкий — «литературный папа» Германии]

См. также

• 2002 год в литературе
• [uk.youtube.com/watch?v=6CamVDkppv0 Видеозапись выступления Райха-Раницкого во время церемонии вручения премии в 2008 году]

Отрывок, характеризующий Райх-Раницкий, Марсель

– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.