Режим Ван Цзинвэя

Китайская Республика
кит. 中華民國 (Zhōnghuá Mínguó)
марионеточное государство Японской империи
←   ←   ← 30 марта 1940 — 15 августа 1945 →
Флаг Китайской Республики Герб Китайской Республики
Девиз 和平反共建國 Мир, антикоммунизм, национальное строительство
Гимн Три народных принципа
Столица	Нанкин
Язык(и)	китайский, японский
Форма правления	Республика
Президент Китайской Республики
- 1940 — 1944	Ван Цзинвэй
- 1944 — 1945	Чэнь Гунбо

К:Появились в 1940 годуК:Исчезли в 1945 году

Режим Ван Цзинвэя, официальное название — Китайская республика (точно такое же, как у государства, возглавляемого Чан Кайши) — марионеточное государство на оккупированной Японией территории Китая, существовавшее в 1940-1945 годах. В российской исторической литературе его называют центральным правительством.

История

Во время Японо-китайской войны после оккупации значительной части маньчжурской и китайской территории японцы столкнулись с проблемой управления этими землями. К тому же, Япония была не готова к затяжному характеру войны. Гигантские размеры оккупированной зоны не соответствовали военным возможностям Токио. Рассчитывая создать механизм политического контроля над захваченной территорией, оккупанты пошли на создание местных марионеточных китайских властей. 14 декабря 1937 года в Пекине было провозглашено создание Временного правительства Китайской республики во главе с Ван Кэминем, 28 марта 1938 года в Нанкине было создано Реформированное правительство Китайской республики во главе с Лян Хунчжи.

Ван Цзинвэй, будучи одним из лидеров партии Гоминьдан, встал во время войны на прояпонские позиции, и в декабре 1938 года бежал из Чунцина (где размещалась временная столица Китайской республики) в Ханой, на территорию Французского Индокитая, где 29 декабря 1938 года предложил начать с Японией переговоры о мире. Будучи раненым китайскими агентами, он три месяца спустя перебрался в контролируемый японцами Шанхай, где вступил в переговоры с японскими властями. В январе 1940 года ряд членов ЦИК Гоминьдана (Ван Цзинвэй, Чэнь Гунбо, Чжоу Фохай, Тао Сишэн и др.) провели совещание в Циндао, где разработали предложения о «воссоздании» гоминьдановского правительства. 30 марта 1940 года было торжественно объявлено о создании «центрального правительства» в Нанкине, исполняющим обязанности председателя которого стал Ван Цзинвэй; «Временное правительство Китайской республики» и «Реформированное правительство Китайской республики» были распущены, чтобы подчеркнуть общенациональный характер нового нанкинского правительства.

Правительство Ван Цзинвэя опубликовало декларацию, в которой призывало чунцинское правительство и армию прекратить военные действия и объединиться для борьбы с коммунизмом, признавало «новый порядок в Восточной Азии». Японцы помогли «центральному правительству» в создании собственной армии, которая должна была взять на себя бремя умиротворения японского тыла. Коллаборационистская китайская армия на две трети состояла из разгромленных и сдавшихся в плен гоминьдановских частей, её численность составила около 800 тысяч человек; возглавили её бывшие гоминьдановские генералы, перешедшие на сторону захватчиков или добровольно сдавшиеся в плен.

Перед новыми союзниками японцы ставили две основные задачи: первая — оказывать политический нажим на Чунцин, добиться прекращения его сопротивления на общей антикоммунистической платформе (именно на эту цель были ориентированы декларация нового правительства, оставление вакантным поста председателя правительства, роспуск пекинского правительства и т. п.), вторая — создать аппарат «умиротворения» японского тыла.

Стремясь укрепить позиции своих марионеток, помочь им найти какую-то социальную базу, оккупанты были вынуждены пойти на некоторые уступки имущим слоям оккупированных районов Китая. В 1941 году японское правительство даже запретило военным властям конфисковывать имущество коллаборационистов, а также приняло решение поощрять предпринимательскую деятельность китайской буржуазии.

После начала войны на Тихом океане, японское правительство попыталось привлечь нанкинское правительство к проведению своей агрессивной политики, а с этой целью поднять его международный авторитет. В декабре 1942 года в Токио приняли решение отказаться от неравноправных договоров и соглашений с Китаем, что, по замыслу организаторов этой акции, должно было произвести соответствующий политический эффект как на Китай, так и на колониальные страны Азии. На основе этого решения 9 января 1943 года между Токио и Нанкином было заключено соглашение о возвращении сеттльментов, об отмене права экстерриториальности и т. п. унизительных для Китая ограничений. «Благодарное» правительство Ван Цзинвэя в свою очередь заявило о вступлении Китая в Тихоокеанскую войну на стороне Японии.

После смерти Ван Цзинвэя в ноябре 1944 года исполняющим обязанности главы правительства стал Чэнь Гунбо.

Население

Численность регионального населения данного государства, вероятно, была составлена ближе к 1937–38 годам министерством внутренних дел Нанкина:

• Цзянсу: 15,804,623
• Аньхой: 23,354,188
• Чжэцзян: 21,230,749

Население главных городов примерно составляло:

• Нанкин: 1,100,000
• Шанхай: 3,703,430 (включая 75,000 иностранцев)
• Цзянсу: 576,000
• Ханчжоу: 389,000
• Шаньё: 250,000
• Ньингпо: 250,000
• Ханькоу: 804,526 (во время оккупации)

Другие оценки численности населения были иными:

• Шанхай: 3,500,000
• Ханькоу: 778,000

В других источниках за 1940 год сообщалось, что общее число жителей возросло до 182 миллионов.

Известные личности

• Лян Хунчжи — президент и глава правительства Реформированного правительства Китайской республики (1938—1940 гг.)
• Ван Цзинвэй — президент и глава правительства (1940—1944 гг.)
• Чэнь Гунбо — президент и глава правительства после смерти Ван Цзинвэя (1944—1945 гг.)
• Чжоу Фохай — вице-президент и министр финансов (1940—1945 гг.)
• Чу Миньи — посол в Йокохаме, в Японии; министр иностранных дел
• Бао Вэньюэ — министр Вооружённых Сил
• Жэнь Юаньдао — министр Флота
• Сяо Шусюань — глава Генерального штаба
• Ян Куйи — министр департамента по военной подготовке
• Ли Шицунь — глава секретной спецслужбы «Тэву»
• Дин Моцунь — министр гос. безопасности

• Тао Лян — китайский землевладелец и политик
• Тао Сишэн — гоминьданский политик

Иностранные специалисты

• Нобуюки Абэ — японский политический консультант при нанкинской администрации
• Кая Окинори — японский националист, бизнесмен и советник по торговле при нанкинской администрации
• Тэйити Судзуки — консультант по гражданским и военным вопросам при нанкинской администрации

Послы

• Куматаро Хонда — японский посол в Нанкине; советник по гражданским и военным вопросам
• Генрих Георг Штамер — германский посол в Нанкине (19 января 1942 года – 1943)
• Эрнст Вёрман — германский посол в Нанкине (3 августа 1943 года – 8 мая 1945 года)

Отрывок, характеризующий Режим Ван Цзинвэя

Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.