Хижины (картина Ван Гога)
| |
| Винсент ван Гог | |
| Хижины. 1890 | |
| Холст, масло. 60 × 73 см | |
| Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж | |
«Хижины» — картина нидерландского художника Винсента Ван Гога, написанная им в мае 1890 года, за несколько месяцев до смерти.
История создания
Ван Гог приехал в Овер-сюр-Уаз в мае 1890 года по приглашению доктора Гаше в надежде, что мягкий климат северной Франции положительно повлияет на него. За три месяца, проведённые в Овере, ван Гог написал более тридцати пейзажей и видов города. Блуждая по небольшому городку, художник нашёл несколько бедных домов, напоминавших ему родную Голландию. Он возвращался к ним несколько раз, создав несколько картин, изображающих хижины в разных ракурсах («Улица в Овере», Хельсинки, «Соломенные крыши в Овере», Музей Орсе, Париж). В картине нет трагизма. Сам ван Гог, будучи довольным своей работой, в письме к брату Тео отмечал[1]:
|
Сейчас пишу этюд — старые крытые соломой домики, на переднем плане хлеба и поле цветущего гороха, на заднем — холмы… | 
|
В «Хижинах», как и в других картинах того периода, царит спокойный колорит с преобладанием теплых бледно-жёлтых и холодных сине-зелёных оттенков. Однако художественная манера остаётся неспокойной, резкие и нервные мазки, «взбирающиеся» вверх и сливающиеся с таким же потоком, идущим сверху, создают чувство напряжённости и скрытой тревоги[1].
Провенанс
«Хижины» находились в частном собрании коллекционера Ивана Абрамовича Морозова. После Октябрьской революции 1917 года коллекция Морозова перешла в Государственный музей нового западного искусства, который был закрыт в 1948 году, а его собрание было поделено между Пушкинским музеем и Эрмитажем. «Хижины» были одной из картин, перешедших в собрание Эрмитажа, где она и выставлена по сей день.
См. также
Напишите отзыв о статье "Хижины (картина Ван Гога)"
Примечания
- ↑ 1 2 Давыдова Л. И. и др. Эрмитаж. Шедевры великого музея. — Санкт-Петербург: Издательство Альфа-Колор, 2010. — С. 150. — 224 с. — ISBN 978-5-91535-044-0.
Каталоги
- F750: Jacob Baart de la Faille (1928), L'Œuvre de Vincent van Gogh, 6 vols, Paris & Bruxelles: Les Éditions G. van Oest, № 750.
- JH1984: Jan Hulsker (1980), The Complete Van Gogh, Oxford: Phaidon, № 1984.
Отрывок, характеризующий Хижины (картина Ван Гога)
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
