Хорватская бановина
| |||
| Страна | |||
|---|---|---|---|
| Административный центр | |||
| Бан | |||
| Подбан | |||
| Население (1931) |
4 024 601 | ||
| Плотность |
61,49 чел./км² | ||
| Площадь |
65 456 км² | ||
|
| |||
Хорватская бановина (хорв. Banovina Hrvatska) — провинция (бановина) в Королевстве Югославия, существовавшая с 1939 по 1941 год.
Содержание
История
Хорватская бановина была создана в 1939 в результате соглашения Цветковича — Мачека, чтобы объединить большинство хорватов в составе одной административной единицы. Новая бановина получила широкую автономию. Баном был Иван Шубашич. В 1941 территория бановины вошла в состав Независимого государства Хорватия, а в 1945 была распределена между Хорватией, Боснией и Герцеговиной и Воеводиной (в составе Сербии) в составе СФРЮ.
География
Хорватская бановина была самой большой бановиной Югославии и располагалась в западной части королевства, в основном на территории современной Хорватии и 40 % территории Боснии и Герцеговины. Бановина была образована из Савской и Приморской бановин, также включив в себя часть территории Дунайской, Врбасской, Дринской и Зетской бановин. Бановина граничила на севере с Дравской бановиной и Венгрией, на востоке с Дунайской, Дринской, Врбасской и Зетской бановинами, на юге с Адриатическим морем, на западе с Адриатическим морем и Италией. Столицей бановины был Загреб.
Население
Бановина была учреждена с целью сосредоточить в её пределах всё хорватское население Югославии. В итоге 74 % населения составляли хорваты, 19 % сербы. Из 99 котаров бановины хорваты составляли большинство в 81, сербы в 17, бошняки в 1.
См. также
Напишите отзыв о статье "Хорватская бановина"
Ссылки
- [terkepek.adatbank.transindex.ro/kepek/netre/178.gif Карта (территория Хорватской бановины заштрихована)]
| ||||||
|
Это заготовка статьи о Югославии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи по географии Хорватии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Хорватская бановина
Анатоль пошел в заднюю комнату.– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
