Храпченко, Михаил Борисович

Михаил Борисович Храпченко<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР
19 марта 1946 — 26 января 1948
Глава правительства:	Иосиф Виссарионович Сталин
Предшественник:	Он же как Председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР
Преемник:	Поликарп Иванович Лебедев
Председатель Комитета по делам искусств при Совете народных комиссаров СССР
1 апреля 1939 — 15 марта 1946
Глава правительства:	Вячеслав Михайлович Молотов Иосиф Виссарионович Сталин
Предшественник:	Алексей Иванович Назаров
Преемник:	Должность преобразована
Рождение:	8 (21) ноября 1904(1904-11-21) Чижовка, Рославльский уезд, Смоленская губерния, Российская империя
Смерть:	15 апреля 1986(1986-04-15) (81 год) Москва, РСФСР, СССР
Награды:

Михаи́л Бори́сович Хра́пченко (8 (21) ноября 1904, Чижовка Рославльского уезда Смоленской губернии  — 15 апреля 1986, Москва) — советский государственный и общественный деятель, председатель Комитета по делам искусств (1939—1948), Герой Социалистического Труда, специалист по истории и теории литературы.

Занимался проблемами метода, своеобразия художественной манеры, мировоззрения и творчества русских писателей XIX века; вопросами литературного процесса.

Член Президиума Академии наук СССР. Член-корреспондент Академии наук СССР: c 20 июня 1958 года по Отделению литературы и языка (русская литература), академик c 1 июля 1966 года. Президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (1969—1986). Член Правления Союза писателей СССР. Почётный член Венгерской академии наук (с 1973). Иностранный член Болгарской АН (1974). Почётный доктор Карлова университета (ЧССР, 1982).

Биография

Окончил Смоленский университет (1924). С 1924 преподавал в средней школе. В 1927 начал публиковаться в журнале «На литературном посту». С 1928 член ВКП(б), преподаватель истории литературы в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова и в Воронежском университете.

С 1931 заведующий учебной частью Института литературы и искусства Коммунистической академии и кафедрой методологии в Редакционно-издательском институте, с 1932 заведующий кафедрой русской литературы Института красной профессуры в Москве.

С мая 1938 года заместитель председателя, с 1 апреля 1939 года исполняющий обязанности, 10 декабря 1939 назначен председателем Комитета по делам искусств при СНК (СМ) СССР. Член Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы с марта 1940. 26 января 1948 освобождён с поста председателя Комитета по делам искусств «как не обеспечивший правильного руководства». В постановлении Политбюро «Об опере „Великая дружба“ В. Мурадели» (принято 10 февраля 1948) Храпченко обвинён в том, что «поощрял формалистическое направление».

С 1948 по 1963 годы — старший научный сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. С 1957 по 1962 годы заместитель академика-секретаря, с 1963 года исполнял обязанности а с 1966 по 1986 годы был академиком-секретарём Отделения литературы и языка АН СССР.

С 1967 по 1986 годы был Членом Президиума Академии наук СССР. С 1969 по 1986 годы был президентом Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 ноября 1984 года за «большой вклад в развитие советской литературы, активную общественную деятельность и в связи с 50-летним образованием Союза писателей СССР» Храпченко Михаилу Борисовичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и Молот».

Умер 15 апреля 1986 года в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Основные работы

• Собрание сочинений (тт. 1-4, 1980—1982)

Автор монографий о Н. В. Гоголе и Л. Н. Толстом:

• «„Мертвые души“ Н. В. Гоголя» (1952),
• «Творчество Гоголя» (1953; 3-е изд. 1959);
• «Лев Толстой как художник» (1963; 4-е изд. 1978),
• «Николай Гоголь. Литературный путь. Величие писателя» (1980; 2-е изд. 1984, в серии «Любителям российской словесности») и др.

Другие работы:

• «Ленин о литературе» (1934);
• «Мировоззрение и творчество» // «Проблемы теории литературы» (1958),
• «Реалистический метод и творческая индивидуальность писателя» // «Проблемы реализма» (1959),
• «Литературный стиль и читатель» // «Проблемы современной филологии» (1965),
• «Октябрьская революция и творческие принципы социалистической литературы» (1967),
• «Литературные теории и творческий процесс» (1969),
• «Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы» (1970; 4-е изд. 1977),
• «Художественное творчество, действительность, человек» (1976; 3-е изд. 1982),
• «Горизонты художественного образа» (1982; 2-е изд. 1986)

Статьи:

• «О разработке проблем поэтики и стилистики» (1961),
• «Время и жизнь литературных произведений» (1968),
• «Семиотика и художественное творчество» (1971),
• «Внутренние свойства и функция литературных произведений» (1975),
• «Размышления о системном анализе литературы» (1975) и др.

Редакторская деятельность

Главный редактор журнала «Октябрь» (1954—1957). Редактор «Собрания сочинений» Л. Н. Толстого (тт. 1-22, 1978—1985). Заместитель главного редактора серии «Литературное наследство» (1934—1939), член редколлегии (1955—1986). Член редколлегий журнала «Вопросы литературы»; «Полного собрания сочинений» Ф. М. Достоевского, «БВЛ» (1967—1977), «Библиотеки классики», «Истории всемирной литературы» (1983—1986) и др.

Награды

• Лауреат Ленинской премии (1974 год);
• Лауреат Государственной премии СССР (1980);
• Орден Трудового Красного Знамени;
• Орден Октябрьской Революции;
• Четырьмя орденами Ленина;
• Званием Героя Социалистического Труда (1984 год).

Многочисленными медалями СССР.

Семья

Был женат на дочери известного педагога Эраста Платоновича Цытовича — Тамаре (1907—1992) — профессоре, руководителе кафедры зарубежной музыки МГК им. П. И. Чайковского.

Сын — Валерий Михайлович Храпченко — старший научный сотрудник Института прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН.

Внуки:

• Татьяна;
• Людмила;
• Мария.

Литература

• Современные проблемы литературоведения и языкознания: к 70-летию со дня рождения акад. М. Б. Храпченко / отв. ред. Н. Ф. Бельчиков. — М.: Наука, 1974.
• Михаил Борисович Храпченко. — М.: Наука, 1983 (Материалы к биобиблиографии учёных СССР. Сер. литературы и языка; Вып. 15).
• Литература. Язык. Культура: к 80-летию М. Б. Храпченко / отв. ред. Г. В. Степанов. — М.: Наука, 1986.
• Деятели русского искусства и М. Б. Храпченко, председатель Всесоюзного комитета по делам искусств. Апрель 1939 — январь 1948. Свод писем / Издание подготовил В. В. Перхин. — М.: Наука, 2007. — 792 с. — 800 экз. — ISBN 5-02-034330-7.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10653 Храпченко, Михаил Борисович]. Сайт «Герои Страны».

• Храпченко Михаил Борисович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke8/ke8-3291.htm Храпченко, Михаил Борисович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52642.ln-ru Профиль Михаила Борисовича Храпченко] на официальном сайте РАН
• [hrono.ru/biograf/bio_h/hrapchenkomb.php Статья] на сайте «Хронос»
• [isaran.ru/?q=ru/person&guid=3ADE6BC4-9DE7-9652-B4A0-CD3E6BBE3515 Историческая справка] на сайте Архива РАН
• [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=0095cf7e-9171-4c9c-ad64-b16346e84b22 Михаил Борисович Храпченко (некролог)] // «Вестник АН СССР», 1986, № 7, с. 118—119

Отрывок, характеризующий Храпченко, Михаил Борисович

– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.