Экономическая реформа 1957 года в СССР

См. также: Совнархозы

Экономи́ческая рефо́рма 1957 года в СССР — реформа управления народным хозяйством, осуществлённая в 1957—65 годы. Характеризовалась заменой централизованной отраслевой системы управления, которая использовалась с середины 1930-х годов, на децентрализованную, территориально распределённую систему, которая в советской литературе получила название «системы управления по территориальному принципу». Связывается с именем первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущёва.

Реформа заключалась в делении территории СССР на так называемые «экономические административные районы» с созданием в пределах областей, краев и республик Союза ССР сети территориальных советов народного хозяйства, в ведение которых были переданы предприятия, ранее находившиеся в подчинении промышленных и агропромышленных министерств. По замыслу инициаторов реформы, децентрализация системы руководства производством позволила бы увеличить его рост, повысить качество продукции, оптимизировать распределение ресурсов, снизить затраты на ремонт техники, улучшить организацию материально-технического снабжения. Однако короткий период децентрализации в первые годы реформы, направленной на ломку устоявшейся с середины 1930-х годов жестко централизованной отраслевой системы управления, привёл к разрушению единой технической политики и дезинтеграции экономических связей в промышленности и сельском хозяйстве. Попытка исправить ситуацию путём укрупнения совнархозов и слияния административных экономических районов привело к появлению промежуточных уровней управления в лице республиканских и союзного советов народного хозяйства и отраслевых государственных комитетов. Научно-исследовательские, конструкторские и проектные организации, находившиеся в ведении отраслевых органов управления, оказались оторванными от промышленных предприятий, которые продолжали оставаться в подчинении территориальных органов. Это привело к снижению качества проектирования, строительства и реконструкции предприятий, затормозило внедрение новых технологий, машин и оборудования и, как следствие, привело к снижению качества промышленной продукции. Преобразование системы управления промышленностью из отраслевой в территориальную и эволюция последней в гибридную «производственно-территориальную» систему не смогло устранить фундаментального противоречия между исторически сложившейся системой вертикальной интеграции производства в отраслях промышленности и попыткой управления отраслями по территориальному принципу. Проблемы советской экономики продолжали усугубляться, и к середине 1960-х годов тенденция централизации возобладала. Совнархозы была ликвидированы и территориально распределённая система управления экономикой посредством совнархозов была заменена на привычную для партийно-хозяйственной номенклатуры жестко централизованную отраслевую систему управления посредством отраслевых министерств и межотраслевых государственных комитетов.

История

Инициация реформы

После смерти И. В. Сталина руководители страны и партии взяли курс на развитие социально ориентированных отраслей экономики — строительства, сельского хозяйства, лёгкой промышленности и производства товаров повседневного спроса. Однако к 1955 году курс на преимущественное развитие производства предметов потребления был отвергнут в пользу опережающего развития тяжелой промышленности. На XX съезде КПСС в 1956 году была принята программа формирования единого народнохозяйственного комплекса СССР. Реализация программы должна была обеспечить непрерывный технический прогресс, быстрый рост производительности труда, развитие стратегически важных отраслей промышленности и, как следствие, повышение уровня жизни советского народа, что должно была вывести СССР на первое место в мире и продемонстрировать преимущество социалистической экономики над капиталистической. В конце января 1957 года широкому кругу руководителей страны для обсуждения была разослана записка Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва об улучшении руководства промышленностью и строительством. Суть записки заключалась в предложении отменить ведомственное подчинение предприятий и отдать их в ведение регионов. Отраслевые министерства за ненадобностью подлежали ликвидации. Предполагалось, что такая реорганизация существенно увеличит рост промышленного производства, повысит качество выпускаемой продукции, ресурсы будут распределяться рациональнее, и проблемы, с которыми столкнулась советская экономика, будут решаться быстрее. Одной из причин появления записки о необходимости децентрализации управления стал нарастающий дефицит бюджета СССР, и для покрытия валютных расходов приходилось продавать за рубеж всё больше золота. Идеологической подоплёкой децентрализации было стремление Н. С. Хрущёва создать «общенародное государство», в котором широкие массы трудящихся вовлечены во все сферы управления, включая производство, где этот курс выразился в децентрализации и дебюрократизации экономики страны. По мнению Хрущёва, существующая централизация управления порождала «ряд ненормальных явлений», мешая обществу «прийти в коммунистическое общество, имея такую чрезмерно зацентрализованную систему управления хозяйством».

На пленуме ЦК КПСС, который прошёл в феврале 1957 года, было проведено обсуждение реформы системы управления экономикой. Предложение Н. С. Хрущёва поддержали первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Н. А. Мухитдинов, председатель Совета министров Украинской ССР Н. Т. Кальченко, 1-й секретарь Ленинградского обкома Ф. Р. Козлов, секретарь Московского обкома И. В. Капитонов; против высказались 1-й зампред Совет министров СССР М. Г. Первухин, министр государственного контроля СССР В. М. Молотов, председатель Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилов, 1-й секретарь ЦК Компартии Украины П. Е. Шелест, председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков и его 1-й заместитель А. Н. Косыгин, . Однако мнение Хрущёва возобладало, и на состоявшейся вслед за пленумом партии сессии Верховного Совета СССР единогласно было принято постановление о создании на местах советов народного хозяйства (совнархозов, снх).

Период децентрализации (1957—62)

До начала реформы, управление промышленностью и строительством осуществлялось посредством отраслевых министерств, в ведении которых в 1957 году находилось более 200 тысяч предприятий. Начало реформы ознаменовалось упразднением 25 из 37 союзных и союзно-республиканских министерств по промышленности и строительству, и передачей находившихся в их ведении предприятий в непосредственное подчинение совнархозов. За оставшимися министерствами сохранялись «функции планирования соответствующих отраслей промышленности и обеспечение высокого технического уровня в развитии производства». Такая же реорганизация была проведена на уровне республик Союза ССР. Государственная Комиссия Совета Министров СССР по перспективному планированию народного хозяйства была преобразована в Государственный плановый комитет Совета Министров СССР (Госплан СССР); вместо упразднённого Государственного комитета Совета Министров СССР по новой технике (Гостехника) образован Государственный научно-технический комитет Совета Министров СССР. Для реализации реформы в СССР были созданы 105 административных экономических районов, 70 из которых приходились на РСФСР. В каждом таком районе функционировал совет народного хозяйства со своими отраслевыми и функциональными управлениями и отделами, где вопросы экономического управления решались применительно к данному экономическому административному району в зависимости от его специализации. В марте 1958 года Хрущёв, оставаясь руководителем партии, также занял пост главы советского правительства, что по мнению руководства страны должно было способствовать продвижению реформы управления народным хозяйством.

Децентрализация управления промышленностью позволила впервые в советской практике государственного управления максимально приблизить органы управления к низовым объектам управления — промышленным предприятиям. Благодаря этому значительно ускорились процессы планирования, согласования, снабжения, строительства и др. Расширились возможности межотраслевой кооперации в границах отдельно взятого административного экономического района, что создавало предпосылки для формирования на территории экономических районов комплексных территориально-производственных систем. Вместе с тем, территориальный подход к управлению промышленностью привёл к нарушению устоявшихся экономических и производственных связей между предприятиями одной отрасли, поскольку предприятия оказались в результате реформы в разных административных экономических районах и подчинены разным совнархозам. Также проявились проблемы, связанные с неравномерностью регионального экономического развития страны. К примеру, северо-западный и центральный районы на территории РСФСР обладали гораздо более развитой промышленной базой — особенно в области судостроения, приборостроения, автостроения, станкостроения, электротехники, электроники, производства стройматериалов, лёгкой и химической промышленности — и квалифицированными кадрами, в том числе управленческими, чем среднеазиатские районы СССР, в экономике которых преобладало сельское хозяйство. По этой причине, менее экономически развитые районы были обречены на хроническое отставание в развитии своих территориально-производственных комплексов.

Первый этап реформы сопровождался пропагандистскими акциями и лозунгами. В январе 1959 года на XXI съезде КПСС было заявлено о «полной и окончательной» победе социализма в СССР и одобрен семилетний план развития народного хозяйства на 1959-65 годы. Планом предусматривалось «догнать и перегнать» капиталистические страны и вывести советскую экономику на первое место в мире по производству продукции на душу населения. На состоявшемся в октябре 1961 года XXII съезде КПСС была представлена новая, третья программа коммунистической партии — программа построения коммунистического общества в СССР. В области экономики программа призывала в течение десяти лет (1961—71) создать материально-техническую базу коммунизма путём электрификации страны, комплексной механизации и массовой автоматизации производства. Предполагалось в течение 20 лет увеличить в 6 раз объём промышленной продукции, за 10 лет повысить в 2 раза производительность труда, а за 20 лет в два раза превысить уровень производительности труда в США.

Период централизации (1962—64)

С начала 1960-х годов началось постепенное возвращение привычной для партийно-хозяйственной номенклатуры централизации в системе управления экономикой. Сначала на республиканском уровне были созданы совнархозы союзных республик — РСФСР, Украины, Казахстана. Для координации их деятельности, в ноябре 1962 года был создан Совет народного хозяйства СССР, и затем начался процесс укрупнения местных совнархозов путём слияния экономических административных районов в более крупные экономические районы. В результате укрупнения число таких районов сократилось со 105 до 43. Укрупнение совнархозов вызвало цепную реакцию изменений в других элементах системы управления. В частности, была реорганизована система экономического планирования, в результате чего местах появились региональные советы по координации и планированию производственной деятельности. В марте 1963 года при Совете министров СССР был образован Высший совет народного хозяйства Совета Министров СССР (ВСНХ СССР), на который была возложена роль «высшего государственного органа ... для решения вопросов, связанных с работой промышленности и строительством, и обеспечения успешного выполнения государственных планов». Для проведения единой технической политики, вместо упразднённых промышленных министерств были образованы государственные производственные комитеты — отраслевые органы управления, которые сосредоточили в своем ведении научно-исследовательские, конструкторские и проектные организации, обслуживающие производственные потребности подведомственных совнархозам предприятий. К середине 1960-х годов, вопреки изначально намеченной программе, тенденция централизованного отраслевого управления экономикой страны фактически одержала верх. При этом деградация территориальной системы управления вследствие внедрения в неё привычного для советской экономики отраслевого принципа управления подкреплялось демагогическими рассуждениями теоретиков государственного управления о рождении нового управленческого стиля, якобы органично сочетающего в себе элементы централизации и децентрализации:

Налицо новый этап во взаимодействии производственного и территориального принципов ... Вместо руководства отраслью во всем объёме уп­равленческих функций одним органом складывается система различных органов — в пределах одной отрасли. Причём здесь существует не механическое разделение функций между различными органами. Речь идёт об аккумуляции путём территориального признака (например, в виде совнархозов) всей полноты прав оперативного руководства на местах и путём функционально-отраслевого признака (через государственные комитеты и т. п.) — укрепления централизованных функций планирования, технического руководства и т. п., призванных обеспе­чить единство и целостность в развитии отдельных отраслей народного хозяйства ... В результате в целом сочетание территориального и отраслевого «разрезов» в планировании и управлении народным хозяйством становится ещё более органичным.

Реформы органов управления экономикой сопровождались реорганизацией административно-территориального деления СССР и перестройкой деятельности местных партийных и советских органов. В ноябре 1962 года пленум ЦК КПСС принял решение о разделении партийных органов на промышленные и сельскохозяйственные. Предполагалось, что такое разделение позволит улучшить партийное руководство деятельностью предприятий в условиях территориальной системы управления промышленностью, сформированной экономической реформой. В результате этих преобразований в каждом административном районе страны удвоилось количество местных партийных и советских органов — одни занимались вопросами промышленности, другие — сельского хозяйства; при этом вмешательство партийных органов в систему экономического управления привело к фактической подмене советских органов партийными.

Свёртывание реформы (1964—65)

Преобразования, направленные на внедрение в территориальную систему управления элементов отраслевой координации и централизации, не смогли устранить фундаментального противоречия между вертикальной отраслевой организацией производства в СССР, корни которой уходили в сформированную десятилетиями жестко централизованную отраслевую систему управления, и попыткой территориального, внеотраслевого управления производством, которая была предпринята в ходе реализации реформы 1957 года. К середине 1960-х годов система управления из территориальной превратилась в территориально-отраслевую, что усугубило её недееспособность. Бессилие совнархозов решить экономические проблемы Советского Союза стало очевидным. 14 октября 1964 года Н. С. Хрущев — главный инициатор и сторонник реформы — был отстранён от руководства партией и правительством с формулировкой «по состоянию здоровья». Спустя год после этого, в сентябре 1965 года, состоялся пленум ЦК КПСС, на котором было заявлено о том, что «управление промышленностью по территориальному принципу, несколько расширив возможности межотраслевой специализации и кооперирования промышленного производства в пределах экономических районов, привело к сдерживанию развития отраслевой специализации и производственных связей между предприятиями, находящимися в разных экономических районах, отдалило науку от производства, привело к раздробленности и многоступенчатости руководства отраслями промышленности». Участники пленума приняли решение о необходимости возврата к управлению промышленностью по отраслевому принципу. По результатам обсуждения реализации реформы на пленуме было выпущено постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР, в котором традиционным для программных партийно-советских документов хвалебным тоном были отмечено то, что «советский народ под руководством Коммунистической партии добился больших успехов в коммунистическом строительстве» и перечислены высокие экономические результаты, достигнутые за период с 1960 по 1965 годы; кратко обозначены проблемы, с которыми столкнулась попытка реформирования системы управления промышленностью; сделано заключение о том, что «дальнейшее развитие промышленности ... и повышение эффективности общественного производства требуют улучшения управления промышленностью». Спустя несколько дней Верховный совет СССР выпустил соответствующий закон, предусматривавший упразднение системы совнархозов и восстановление системы управления посредством отраслевых министерств.

Причины провала реформы

Практика децентрализованного управления советской экономикой посредством совнархозов себя не оправдала по нескольким причинам.

Главной причиной было то, что, несмотря на коренную структурную реорганизацию сложившейся централизованной системы управления, реформа затрагивала не сущность, а только форму этой системы. Система управления экономикой продолжала оставаться по своей природе командно-административной; при этом ответственность за экономическое развитие страны была переложена с центральных на местные органы государственной власти и управления. В условиях централизованного государственного планирования и отсутствия рыночных механизмов и стимулов, реформа быстро привела к дезинтеграции советской экономики, в основе которой лежала жесткая вертикальная организация производства, включавшая интеграцию науки, профессионального обучения, планирования, производства и распределения его продуктов. Советский партийный и государственный деятель В. В. Гришин впоследствии отмечал, что результатом реформы стало нарушение сложившихся многими десятилетиями производственных, отраслевых и межотраслевых связей; по этой причине в развитии народного хозяйства появились большие диспропорции.

Другой причиной свёртывания реформы было растущее недовольство высшей партийной и советской номенклатуры, которая усматривала угрозу своей власти в системе территориального управления, укреплявшей политическое положение местного партийно-советского руководства.

Итоги реформы

Реформа 1957 года не принесла желаемых результатов и закончилась возвращением к централизованной системе управления промышленностью. Реформа также не смогла решить проблему роста расходования золотого запаса страны, которая являлась одним из факторов, повлиявших на решение высшего советского и партийного руководства СССР о проведении реформы. В период с 1953 по 1965 годы через Моснарбанк правительство СССР реализовало свыше 3 тысяч тонн золота. Если в 1953 году на покупку продовольствия за рубежом было потрачено 250—300 тонн золота, то в 1963—64 годы, когда реформа набрала полную силу, продажа золота составила 1244 тонны. Проведенная в 1961 году денежная реформа привела к девальвации рубля. В 1962 году начались перебои со снабжением населённых пунктов промышленными товарами и продуктами питания.

Повышение розничных цен на мясо, мясные продукты и масло вместе с ухудшением условий труда вызвали волну забастовок и выступлений трудящихся в Риге, Киеве, Челябинске, Ленинграде, Омске, Кемерове, Донецке, Артемьевске, Краматорске. Подавление забастовки рабочих в Новочеркасске в 1962 году сопровождалось применением огнестрельного оружия и закончилось арестами и уголовным преследованием забастовщиков.

Темпы роста промышленности и сельского хозяйства продолжали снижаться. Особенно острое замедление роста наблюдалось в сельском хозяйстве, где вместо запланированных 70%, рост сельскохозяйственного производства к 1965 году составил всего 15%. Освоение целины превратило Советский Союз в экспортёра пшеницы в середине 1950-х годов, однако вызванное засухами и пыльными бурями катастрофическое падение урожайности целинных земель в первой половине 1960-х годов привело к тому, что руководство СССР впервые в истории страны решилось на закупку миллионов тонн зерна за границей. В 1963 году за границей было закуплено 12,1 миллионов тонн пшеницы, в 1964 году — 50 тыс. тонн риса, в 1965 — 90 тыс. тонн соевых бобов, что обошлось государству в сумму более 1 миллиарда долларов США. В целом не была решена проблема нехватки и качества товаров народного потребления. В 1962 году только 5,3% советских семей имели холодильники (для сравнения, в США — 98,3%).

Положительным результатом реформы были внушительные по сравнению с экономически развитыми странами количественные экономические показатели. В частности, к 1965 году национальный доход СССР увеличился на 53% по сравнению с 1958 годом, производственные фонды выросли на 91%, производство промышленной продукции — на 84%. Реальные доходы населения выросли на одну треть. Были введены зарплаты и пенсии колхозникам. За счёт строительства зданий из крупных панелей заводского производства, жилой фонд увеличился на 40%. В период с 1950 по 1964 годы площадь жилья увеличилась 2,3 раза. Российский историк В. А. Красильщиков так оценил экономические достижения того периода:

Хрущевское десятилетие — один из самых важных периодов в истории России/СССР ХХ века с точки зрения модернизации. Никогда на протяжении XVIII–XX веков разрыв между Россией/СССР и Западом не был так мал, как в эти годы.

Практический опыт территориального управления экономикой был использован для уточнения и развития теории формирования территориально-производственных комплексов, основы которой были заложены советским экономистом Н. Н. Колосовским. В ходе реализации реформы наглядно проявились системные недостатки советской экономики и методов планирования и управления, которые тормозили рост производительности труда в народном хозяйстве. Это стимулировало общесоюзную экономическую дискуссию в 1962—1964 годы, которая в 1965 году вылилась в Косыгинскую реформу.

См. также

• Реформа административно-территориального деления в СССР (1962—1964)
• Экономическая реформа 1965 года в СССР

Литература

• Пыжиков А. В. Хрущевская «Оттепель»: 1953—1964. — Олма-Пресс, 2002. — 512 с. — ISBN 5-224-033356-Х.

Отрывок, характеризующий Экономическая реформа 1957 года в СССР

На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.