Lumen Fidei
| Lumen Fidei | |
 Обложка энциклики | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: | |
Lumen Fidei (Свет веры) — первая энциклика Папы римского Франциска, подписанная им 29 июня 2013 года, в день торжества апостолов Петра и Павла и опубликованная 5 июля 2013 года.
Содержание
История написания
Энциклика посвящена теме веры и логично завершает цикл энциклик о христианских добродетелях, так как основной темой энциклик папы на покое Бенедикта XVI (Deus Caritas Est, Spe Salvi и Caritas in Veritate) были любовь и надежда.
Данная энциклика была полностью написана Бенедиктом XVI, который не успел подписать её перед своим отречением. О готовности энциклики к публикации в октябре 2012 года сообщал известный ватиканист Паоло Родари[1], со ссылкой на государственного секретаря кардинала Тарчизио Бертоне и других высокопоставленных сотрудников римской курии. В текст Бенедикта XVI папа Франциск добавил свой вклад и подписал[2], благодаря чему этот документ стал известен как «первая энциклика Франциска».[3]
Сам папа Франциск во вступительной части энциклики по поводу истории написания сказал следующее:
|
Этими размышлениями о вере - в русле всего сказанного Учительством Церкви об этой богословской добродетели - я намерен дополнить написанное Бенедиктом XVI в энцикликах о любви и надежде. Он почти довёл до конца черновой вариант и энциклики о вере. Я ему за это глубоко благодарен и, в братской любви во Христе, принимаю его драгоценных труд, некоторыми размышлениями дополнив его текст. Действительно, Преемник Петра вчера, сегодня и завтра неизменно призван "утверждать братьев" в неизмеримом сокровище веры, даруемом Богом как свет на пути каждого человека.[4] | 
|
Энциклика вышла на официальном языке Ватикана — латинском, и одновременно на восьми других языках: немецком, английском, французском, польском, итальянском, испанском, португальском и арабском. Официальный русский перевод энциклики, выполненный по поручению Конференции Католических Епископов России, вышел в свет 11 октября в «Издательстве Францисканцев».
Содержание
Энциклика состоит из четырёх глав, введения и заключения[2].
- Введение.
Введение кратко описывает мотивации, положенные в основу документа: обратить особое внимание на свойственный вере характер света, способного осветить всю жизнь человека. В объявленный Святым Престолом «Год Веры» документ желает вдохнуть новую жизнь в восприятие широты горизонтов, которые открывает вера.
Вера в этой главе объясняется как «слушание» Слова Божия, как «призыв» выйти из собственного «я», чтобы открыться к новой жизни, и как «обетование» будущего, которое дает возможность нашему пути во времени быть непрерывным, будучи тесно связанным с надеждой. Бог, Который призывает нас, не чужой нам, но это Бог — Отец, источник добра. Энциклика в этой связи останавливается на фигурах Авраама и Иисуса.
Глава подчёркивает тесную связь между верой и истиной. «Вера без истины не спасает, оставаясь в этом случае красивой сказкой, проекцией нашего желания счастья». В энциклике также подчёркивается связь между верой и любовью, понимаемой как любовь к Богу, которая преобразует нас изнутри. Далее в энциклике следует пространное размышление о «диалоге между верой и разумом».
Глава посвящена важности евангелизации и распространения христианской истины. Особо подчёркивается важность таинств для укрепления и распространения веры, в первую очередь Крещения и Евхаристии. Заканчивается глава размышлением о единстве веры, которое гарантируется единством Церкви и апостольским преемством.
В этой главе описывается связь между верой и общим благом. Особо выделяются такие сферы общества, просвещаемые верой, как семья, основанная на браке между мужчиной и женщиной; природа, бережному отношению к которой способствует понимание творения, как дара Божьего; вопросы страдания и смерти.
В заключение Папа призывает рассматривать Марию, как «совершенный образ» веры и заканчивает энциклику молитвой к Ней.
Напишите отзыв о статье "Lumen Fidei"
Примечания
- ↑ Il Giornale. [www.ilgiornale.it/news/interni/nel-giorno-corvo-papa-lancia-sfida-riconquistare-i-fedeli-842806.html Nel giorno del Corvo il Papa lancia la sfida: riconquistare i fedeli].
- ↑ 1 2 [cathmos.ru/content/ru/publication-2013-07-08-12-02-44.html Энциклика Lumen Fidei]
- ↑ [archive.is/20131015163948/papst.pro/ru/112/ Испытание энцикликой]
- ↑ [sibcatholic.ru/2013/07/05/uvidela-svet-pervaya-enciklika-papy-franciska Увидела свет первая энциклика Папы Франциска]
Ссылки
- [www.vatican.va/holy_father/francesco/encyclicals/index_en.htm Текст энциклики (русский, арабский, английский, французский, немецкий, итальянский, латынь, польский, португальский, испанский)]
- [papst.pro/ru/1349/ Перевод энциклики на русский с латинского оригинала (Papst Press) ]
- [cathmos.ru/files/docs/papal_documents/Lumen_Fidei_ok.pdf Официальный русский перевод энциклики] (сделан с итальянского языка)
- [cathmos.ru/content/ru/publication-2013-07-08-12-02-44.html Содержание энциклики на сайте Архиепархии Божией Матери в Москве]
- [sibcatholic.ru/2013/07/05/uvidela-svet-pervaya-enciklika-papy-franciska/ Увидела свет первая энциклика Папы Франциска]
Отрывок, характеризующий Lumen Fidei
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
