Абакумов, Дмитрий Львович

Дмитрий Львович Абакумов
Дата рождения	15 октября 1901(1901-10-15)
Место рождения	деревня Михайловка, Российская империя (ныне Краснокутский район, Саратовская область)
Дата смерти	29 сентября 1962(1962-09-29) (60 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	РСФСР РСФСР → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1919—1950 годы
Звание
Командовал	15-й мотострелковый полк войск НКВД 286-я стрелковая дивизия 80-я стрелковая дивизия 112-й стрелковый корпус 118-й стрелковый корпус 22-й гвардейский стрелковый корпус 53-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России, Советско-польская война, Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии

Дми́трий Льво́вич Абаку́мов (15 октября 1901 года, деревня Михайловка, ныне Краснокутский район, Саратовская область — 29 сентября 1962 года, Москва) — советский военный деятель, генерал-майор (1942 год).

Начальная биография

Дмитрий Львович Абакумов родился 15 октября 1901 года в селе Михайловка ныне Краснокутского района Саратовской области.

Военная служба

Гражданская война

В январе 1919 года был призван в ряды РККА и направлен красноармейцем в 4-й стрелковый полк (25-я Чапаевская стрелковая дивизия). Принимал участие в боях на Туркестанском фронте, а затем, находясь на должности младшего командира, — в советско-польской войне на Западном фронте.

Межвоенное время

После окончания войны Абакумов служил на должность младшего командира в 23-м полку ВНУС, а с июня 1921 года в штабе 43-й стрелковой дивизии.

В ноябре 1921 года был направлен на учёбу в 4-ю кавалерийскую школу комсостава РККА, по окончании которой с марта 1923 года служил красноармейцем и младшим командиром в отряде особого назначения при коллегии ОГПУ в Москве, а с мая 1924 года — старшиной 26-го Кабардинского дивизиона войск ОГПУ в Нальчике. В феврале 1925 года Абакумов был назначен на должность младшего командира 47-го отдельного Кубанского дивизиона войск ОГПУ в Краснодаре, в мае 1926 года — на должность командира взвода 45-го отдельного Терского дивизиона войск ОГПУ в Пятигорске, а в октябре 1927 года — на должность адъютанта командира 47-го отдельного Кубанского дивизиона войск ОГПУ.

С января 1930 года Абакумов служил на должностях адъютанта и исполняющего обязанности командира дивизиона в 53-м Чеченском дивизионе войск ОГПУ, дислоцированном в Грозном. Принимал участие в подавлении вооружённых формирований в Заволжье и на Северном Кавказе. С декабря 1931 года исполнял обязанности начальника штаба 81-го кавалерийского полка войск ОГПУ, а с июня 1933 года — начальника штаба 5-го Северо-Кавказского полка войск ОГПУ. В мае 1934 года Абакумов был назначен на должность начальника Таманской манёвренной группы 32-го Новороссийского пограничного отряда.

В мае 1935 года был направлен на учёбу в Высшую пограничную школу НКВД, по окончании которой в декабре 1936 года был назначен на должность преподавателя 3-й пограничной школы связи НКВД имени В. Р. Менжинского, а в январе 1940 года — на должность командира 38-го отдельного батальона войск НКВД, находясь на которой, участвовал в советско-финской войне. За личную храбрость и успехи в боях Дмитрий Львович Абакумов был награждён орденом Красного Знамени.

В марте 1940 года Абакумов был назначен на должность командира 15-го мотострелкового полка войск НКВД, дислоцированного в Сортавале.

Великая Отечественная война

В июне 1941 года был назначен на должность начальника штаба 21-й отдельной мотострелковой дивизии НКВД (Северный, а с августа 1941 года — Ленинградский фронт). Находясь на этой должности, принимал участие в боях на фронтах на Карельском перешейке и на лужском, новгородском и чудовском направлениях. В августе 1941 года один полк НКВД и три батальона народного ополчения под командованием Абакумова в окружении в течение 10 дней вели тяжёлые оборонительные бои за удержание города Чудово. С большими потерями отряд под командованием Абакумова вышел из окружения.

В сентябре 1941 года был назначен на должность начальника штаба, а в июне 1942 года — на должность командира 286-й стрелковой дивизии (54-я армия), ведшей оборону населённых пунктов Вороново и Поречье под Ленинградом.

В январе 1943 года Абакумов был назначен на должность командира 80-й стрелковой дивизии, участвовавшей в операции «Искра» по прорыву блокады Ленинграда. За проведение этой операции Абакумов одним из первых в армии был награждён орденом Кутузова 2-й степени.

С января 1944 года исполнял должность заместителя командира 112-го стрелкового корпуса и одновременно командовал корпусом, который участвовал в Новгородско-Лужской наступательной операции, освобождении ряда населённых пунктов и форсировании Нарвы южнее города Нарва. За умелую организацию и руководство боевыми действиями в этой операции Абакумов был награждён орденом Красного Знамени.

В марте 1944 года был назначен на должность заместителя командующего 54-й армией, которая участвовала в Псковско-Островской наступательной операции. В августе того же года был назначен на должность командира 118-го стрелкового корпуса, участвовавшего в Тартуской и Рижской наступательных операциях, а также в освобождении Эстонии. В конце сентября 1944 года Дмитрий Львович Абакумов был тяжело ранен и до марта 1945 года проходил лечение в госпиталях, после чего состоял в распоряжении ГУК НКО.

Послевоенная карьера

В октябре 1945 года генерал-майор Дмитрий Львович Абакумов был назначен на должность командира 22-го гвардейского, а в июле 1947 года — на должность командира 53-го стрелкового корпуса. С марта 1946 года находился на учёбе на Высших академических курсах при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, по окончании которых с отличием в апреле 1948 года находился в распоряжении главнокомандующего войсками Центральной группы войск.

В мае 1948 года был назначен на должность военного коменданта Вены, а с мая 1949 года находился в распоряжении Главного управления кадров вооружённых сил СССР.

В мае 1950 года генерал-лейтенант Дмитрий Львович Абакумов вышел в отставку. Умер 29 сентября 1962 года в Москве. Похоронен на Введенском кладбище.

Награды

• Орден Ленина;
• Четыре ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Орден Кутузова 2 степени;
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 15—16. — ISBN 5-901679-08-3.

Ссылки

• [www.warconflict.ru/rus/new/?action=shwprd&id=449 Проект «История войн и военных конфликтов». Полководцы по алфавиту.]

Отрывок, характеризующий Абакумов, Дмитрий Львович

– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.