Актон, Чарльз

Его Высокопреосвященство кардинал Чарльз Актон лат. Carolus Acton англ. Charles Acton<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти неизвестного</td></tr>
Префект Священной Конгрегации индульгенций и священных реликвий
21 декабря 1846 — 23 июня 1847
Церковь:	Римско-католическая
Предшественник:	Кардинал Габриэле Ферретти
Преемник:	Кардинал Фабио Мария Асквини
Кардинал-священник Сан-Марко
21 декабря 1846 — 23 июня 1847
Предшественник:	Карл Кайетан фон Гайсрук
Преемник:	Джакомо Пикколомини
Кардинал-священник Санта-Мария-делла-Паче
27 января 1842 — 21 декабря 1846
Предшественник:	Джузеппе Антонио Зала
Преемник:	Пьер Жиро
Рождение:	6 марта 1803(1803-03-06) Неаполь, Неаполитанское королевство
Смерть:	23 июня 1847(1847-06-23) (44 года) Неаполь, королевство Обеих Сицилий
Похоронен:	собор святого Януария, Неаполь
Династия:	Актоны
Отец:	Джон Актон, баронет Актон
Мать:	Мэри Энн Актон
Принятие священного сана:	1827 год
Епископская хиротония:	нет
Кардинал с:	27 сентября 1842, назначен папой Григорием XVI

Ча́рльз Джэ́нуариус Э́дуард А́ктон (лат. Carolus Ianuarius Eduardus Acton, англ. Charles Januarius Edward Acton), или Ка́рло Дженна́ро Эдоа́рдо А́ктон (итал. Carlo Gennaro Edoardo Acton; 6 марта 1803, Неаполь, Неаполитанское королевство — 23 июня 1847, Неаполь, королевство Обеих Сицилий) — кардинал, церковный сановник и дипломат папского государства, секретарь Священной Конгрегации дисциплины монашествующих, генеральный аудитор Апостольской Палаты, префект Священной Конгрегации индульгенций и священных реликвий, кардинал-пресвитер Санта-Мария-делла-Паче и Сан-Марко, кардинал-протектор Папской церковной академии.

Переводчик во время беседы папы Григория XVI и российского императора Николая I. Участник Конклава, на котором был избран папа Пий IX. Сыграл важную роль в разделении Англии на восемь апостольских викариатов, впоследствии преобразованных в епархии. Категорически отказался от чести возглавить кафедру митропольной архиепархии Неаполя.

Биография

Ранние годы

Чарльз Джэнуариус Эдуард Актон родился в Неаполе 6 марта 1803 года. Он был вторым сыном сэра Джона Фрэнсиса Актона, 6-го баронета Актона и Мэри Энн, урождённой Актон. Его отец и мать приходились друг другу дядей и племянницей. Они принадлежали к младшей ветви Актонов из Элдэнхэм-холла, близ Бриджнорта в Шропшире, и переехали в Неаполь незадолго до рождения второго сына. Сэр Джон Фрэнсис был премьер-министром Неаполитанского королевства, когда, после смерти кузена, сэра Ричарда, унаследовал титул и родовое имение в Англии.

При крещении будущий кардинал получил имена Карла Януария Эдуарда. В 1811 году он и его старший брат были определены в католическую школу аббата Кенье в Парсонс-Грин, недалеко от Лондона, затем в протестантскую школу в Айслуорте. В 1820 году они поступили в Вестминстерскую школу, но из-за католической идентичности им пришлось покинуть учебное заведение. После частных занятий в Кенте с протестантским священником, мистером Джонсом, в 1819 году Чарльз Актон поступил в колледж Святой Магдалины в Кембридже, который окончил в 1822 (по другой версии 1823) году. 29 июня 1822 года он был принят на службу в Линкольнс-Инн.

Он обладал уникальным музыкальным талантом, однако, обнаружив в себе призвание к монашеской жизни, в 1823 году переехал в Рим и поступил в Папскую церковную академию для лиц благородного происхождения, где готовилось церковные кадры для дипломатической службы Святого Престола.

Начало церковного служения

После рукоположения в сан священника в 1827 году, по протекции Государственного секретаря Джулио Мария делла Сомалья и лично папы Льва XII он стал тайным камергером. В июне того же года его назначили секретарём апостольского нунция во Франции, монсеньора Луиджи Ламбрускини, где он получил возможность набраться опыта на дипломатической службе.

В 1828 году папа Пий VIII вернул Чарльза Актона из Парижа в Рим и назначил вице-легатом, предоставив ему на выбор одну из четырёх дипломатических миссий, во главе которых обычно ставились кардиналы. Он выбрал Болонью, как возможность для дальнейшего совершенствования в церковно-административной работе. В 1829 году Чарльз Актон на время покинул место служения и приехал в Англию, чтобы присутствовать на свадьбе сестры с сэром Ричардом Трокмортоном.

Папа Григорий XVI назначил его помощником судьи в гражданском суде Рима, затем секретарём Конгрегации регулярной дисциплины. 2 февраля 1837 года он был назначен генеральным аудитором Апостольской Палаты, получив высший чин в папском государстве после сана кардинала. Вероятно, это был первый раз, когда генеральным аудитором стал иностранец. Актон отказался от высокой чести, но ему пришлось согласиться с назначением из послушания.

Кардинал

На консистории 18 февраля 1839 года папа Григорий XVI тайно (лат. in pectore) возвёл Чарльза Актона в сан кардинала. О назначении было объявлено лишь через три года. 24 января 1842 года он получил кардинальскую шапку и титул кардинала-пресвитера Санта-Мария-делла-Паче. В том же году стал протектором Английского колледжа в Риме.

В 1840 году кардинал Чарльз Актон способствовал разделению Англии на восемь церковных округов или апостольских викариатов. Это стало первым шагом к реконструкции структур Римско-католической церкви в Великобритании. Все вопросы, связанные с исторической родиной кардинала, были поручены папами его заботам.

Способность суждения и правовая компетентность Чарльза Актона заслужили ему авторитет в папской администрации. Он был выбран в качестве переводчика во время встречи папы Григория XVI и российского императора Николая I в 1845 году. Кардинал принимал участие в конклаве 1846 года, когда новым папой стал Пий IX.

Вскоре после конклава он принял новый титул кардинала-пресвитера Сан-Марко. 21 декабря 1846 года Чарльз Актон был назначен префектом Конгрегации индульгенций и священных реликвий. Однако в том же году из-за ухудшившегося состояния здоровья — его мучили приступы лихорадки — подал в отставку и переехал из Рима в Палермо, затем в Неаполь. Король Обеих Сицилий просил его стать архиепископом Неаполя, но он категорически отказался.

Кардинал Чарльз Актон умер 23 июня 1847 года в доме Общества Иисуса в Неаполе. Причиной смерти, вероятно, стал туберкулёз лёгких. После панихиды он был похоронен в кафедральном соборе Неаполя.

Литература

• John Joseph A’Becket. [books.google.ru/books?id=pZp1BgAAQBAJ&pg=PA259&dq=Charles+Januarius+Acton&hl=ru&sa=X&ved=0CCMQ6AEwAWoVChMIw8uSvqCDxwIVBL1yCh1inwWn#v=onepage&q=Charles%20Januarius%20Acton&f=false Charles Januarius Acton] // [books.google.ru/books?id=pZp1BgAAQBAJ&dq=Charles+Januarius+Acton&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Catholic Encyclopedia] : [англ.]. — New York : Kreactiva Editorial, 1906. — Vol. 1. — P. 259. — 1887 p.</span>
• Thompson Cooper. [en.wikisource.org/wiki/Acton,_Charles_Januarius_Edward_(DNB00) Acton, Charles Januarius Edward] // [en.wikisource.org/wiki/Dictionary_of_National_Biography,_1885-1900 Dictionary of National Biography, 1885-1900] : [англ.]. — London : Elder Smith & Co., 1901. — Vol. 1. — P. 65–66. — 430 p.</span>

Ссылки

• [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bacton.html Charles Januarius Cardinal Acton]. Catholic Hierarchy. — Информация о кардинале Чарльзе Актоне на сайте Римско-католической иерархии. Проверено 30 июля 2015.  (итал.)
• [www.genmarenostrum.com/pagine-lettere/letteraa/ACTON.htm Acton]. Libro d’Oro della Nobiltà Mediterranea. — Информация о кардинале Чарльзе Актоне на сайте Золотой книги средиземноморского дворянства. Проверено 30 июля 2015.  (итал.)

Отрывок, характеризующий Актон, Чарльз

– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.