Аспидка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
А́спидка
Аспидно-синий дирижабль

 (ЦФА (ИТЦ) #378; Скотт #C23a)
Тип марки (марок)

авиапочтовая

Страна выпуска

СССР СССР

Место выпуска

Москва

Художник

В. Завьялов

Способ печати

фототипия

Дата выпуска

май 1931 года

Номинал

50 копеек

Зубцовка

12¼ и беззубцовая

Причина редкости

ошибка цвета, малый тираж

Тираж (экз.)

3000 зубцовых,
24 беззубцовых

Оценка (Скотт)

негашёная — $950
гашёная — $600 (2009)

Оценка (Михель)

негашёная — 700
гашёная — €550 (2009)

Оценка (Загорский)

гашёная — 5,5 тыс. руб.
негашёная — 30 тыс. руб.
без зубцов — 4 млн руб. (2009)

Оценка

$300—1800[1]

«А́спидка», или «А́спидно-си́ний дирижа́бль», — филателистическое название редкой авиапочтовой марки СССР из серии «Дирижаблестроение в СССР», выпущенной в мае 1931 года  (ЦФА (ИТЦ) #378; Скотт #C23a).





Описание и редкость

На марке изображён дирижабль над земным шаром. Номинал 50 копеек. Создатель миниатюры — художник Василий Завьялов.

Марка проектировалась к изданию в тёмно-коричневом цвете  (ЦФА (ИТЦ) #376; Скотт #C23). Однако при изготовлении небольшая часть тиража, в количестве 3 тысяч штук, была отпечатана чёрно-синей (аспидной) краской. Это одна из редких советских почтовых марок.

Ещё более редка эта же марка в беззубцовом варианте[2]. Её тираж 24 штуки, то есть это один лист, случайно оказавшийся неперфорированным. Марка описана в специальном каталоге авиапочты «Санабрия» (англ. Sanabria's Air Post Catalogue, США), изданном в 1966 году; стоимость марки оценивалась тогда в 350 долларов. Советским коллекционерам были известны три экземпляра.

История

Серия марок «Дирижаблестроение» появилась в то время, когда внимание советского правительства и общественности было устремлено на развитие этого вида воздухоплавания в связи с первым прилётом в СССР немецкого дирижабля «Граф Цеппелин» в сентябре 1930 года.

В 1931 году журнал «Советский коллекционер» написал по поводу выпуска 50-копеечной марки этой серии[3]:

Марка в 50 коп. фиксирует роль дирижабля в исследовании малоизвестных областей земного шара. Воздушный корабль пролетает над Северным полюсом, который за последние годы приковал к себе внимание всего мира, особенно после катастрофы дирижабля «Италия» и незабываемых подвигов «Красина»

См. также

Напишите отзыв о статье "Аспидка"

Примечания

  1. См., например, оценочную стоимость на одном из [russianstamps.ru/sets/1931_zeppelinbuild_aspidka_nh.html сайтов.]
  2. По информации из «Азбуки филателиста» (1992).
  3. «Советский коллекционер», 1931, № 4, с. 90. Цитировано по Сашенкову (1975).

Литература

  • Азбука филателиста // Филателия. — 1992. — № 4. — С. 64.
  • [www.philately.h14.ru/BS/A2.html Большой филателистический словарь] / Под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — ISBN 5-256-00175-2. (См. Аспидно-синий дирижабль.)
  • Кристи С. О редких и редчайших // Филателия СССР. — 1974. — № 4. — С. V—VI.
  • Сашенков Е. П. [www.philately.h14.ru/Pol/5.html Полярная почта.] — М.: Связь, 1975. — 296 с.

Отрывок, характеризующий Аспидка

– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…